ШТУРМ СЕЛА ТАРКИ

(Продолжение. См.: http://starodymov.ru/?p=28153 )

ТАРКИ

Маматов, Бутурлин

Декабрь 1604 года

Что за жизнь, если жизнь пожалеешь ради жизни?

Азербайджанская пословица

Логвин сидел на обломке скалы, задумчиво глядел вдаль. Впрочем, какой там глядел – сидел, глубоко уйдя в свои мысли, ничего не видя перед собой. Да и то – нагляделся уже на местный ландшафт, досыта налюбовался местными красотами.

Век бы их не видеть!..

Впрочем, чего уж там душой кривить! Поначалу, оказавшись в этих краях, озирался по сторонам с жадным любопытством, засматривался на окружавший его мир – непривычный, переменчивый, неведомый…

Когда удалились от широчайшей дельты Волги, долго пришлось идти по узкой полоске земли между пустыней и морем. Равнина словно перетекала из одной с другую: справа тянулась однообразная выгоревшая унылая сушь, слева слепила глаза серая водная гладь. И здесь, на стыке этих двух стихий, тянулись заросли камыша, разбросанные кучки деревьев, стлался кочковатый травяной ковёр…

Вполне понятно, это однообразие скоро приелось. Глаза устали и слезились – от слепящего солнца, от слепящего моря, от колючего ветра, обильно порошившего очи мелким песком.

…Стрельцы оживились, когда впереди показалась текущая с запада река с густо заросшими берегами. Однако оказалось, что она обозначает лишь середину пути, который предстояло преодолеть. Называлась река Кума, что на какое-то время послужило стрельцам источником веселья.

- Кума – она такая, – весело балагурил никогда не унывавший Васька Башкирец. – Поманить поманит, а что просишь у неё – никогда не даст.

- А это, брат, как попросишь…

- Та не кума, что под кумом не была, – обронил кто-то известную шутку.

- Кума тут нет, – заметил слышавший разговор казак. – А вот речка Подкумок – имеется. Правда, далече отсюда…

- Видать, сурового она норову, – под общий смех отозвался Васька. – Коль кума кума своего до подкумка подмяла…

Страна, куда в конце концов пришли стрельцы, носила название Дагестан. Страна гор – как объяснили Логвину местные казаки. Правильное название, – оценил Кривоустов. Поистине горный край. Суша здесь как будто исходила из серой водной глади Каспия, плавно стлалась на небольшое расстояние, а потом, словно вырванная из глуби земной неведомой силой, выплёскивалась в небо окаменелой горной волной. А за ней виднелась замутнённая сизой дымкой череда вершин следующего хребта, куда более высокого… Ну а дальше, рассказывали местные жители, горным цепям вообще конца-краю нет аж до самой Индии и Арапии – то есть до краёв, где православным духом даже и не пахнет вовсе!

И в эту страну, состоявшую из одних лишь скал и каменных теснин, втягивалось царёво войско.

- Перевалим за эту гору, и больше не увидим равнин, – как-то сказал Логвину местный казак, указывая на вершину видневшейся впереди высоты.

Что и говорить, страшно становится человеку, привычному к лесистым равнинам, от такого пророчества.

Лес… Леса-то имелись и тут, да только другие леса, не такие как в родной России. Впрочем, и не такие, какие Кривоустов видел, когда сопровождал боярина Романова за Уральский хребет. Казалось бы: лес – он и есть лес. А оказывается: слово-то одно, а леса насколько разные! (Об этом же: http://starodymov.ru/?p=23264 )

Здесь горные склоны поросли низкорослыми деревцами и густым кустарником, судорожно цепляющимися за хаосное нагромождение скальных обломков узловатыми корнями, запуская их в щели меж морщинистых каменных глыб. Пройти по зарослям здесь можно только по тропам, невесть кем проложенным – быть может, дикими зверями, да по руслам ручейков. Идёшь по такой тропке, а тебя обступает густая непроглядная стена переплетённых колючих ветвей, в которой укрыться можно любому войску. Идеальное место для засад. (На эту же тему, только из современности: http://starodymov.ru/?p=416 )

Впрочем, теперь, когда вплотную приблизилась зима, листва с деревьев и кустов облетела, леса стали более прозрачными. Часто выпадал снег, однако пока ещё стаивал, превращая землю в густую тяжёлую липкую грязь. Она пудовыми гирями налипала на сапоги, превращая хождение в муку мученическую.

…Рядом захрустели мелкие камушки под сапогами подошедшего человека. Логвин повёл глазами навстречу. Это был Васька Башкирец – мастер сабельного боя, который в своё время обучал своему умению Логвина, на чём они и сдружились.

- Чтой-то ты в последнее время смурной ходишь, парень, – участливо спросил подошедший. – Случилось что?

Кривоустов отвёл взгляд. Опять посмотрел вдаль. Далеко впереди сквозь серую хмарь едва проглядывалась серая гладь моря.

- Что мы тут делаем, Васька? – с тоской в голосе спросил Логвин.

Они хорошо знали друг друга, потому Башкирец понял, о чём он говорит. Присел рядом.

- Государева воля… – неопределённо отозвался он.

- То-то ж что государева… – так же неопределённо хмыкнул Кривоустов.

Они помолчали.

- Ты же знаешь, что я два года тому за Урал ходил, государевых преступников сопровождал, – продолжил Логвин, не дождавшись ответа. А может, и не особо ожидая его. – Там, за Каменным поясом, тоже люди не наши живут. Богам своим поклоняются: кто берёзе какой-то священной, кто истукану каменному, а то барабан такой крутят, и верят, что с богом таким образом общаются…  Тоже, казалось бы, не наши люди. А вот поди ж ты, как-то всё иначе там было. Там пушнина, серебро, сказывают, имеется, а то и золото откуда-то старатели приносят… (см.: http://starodymov.ru/?p=20070 ) То есть я не о том, конечно, не о золоте. Важно это, да только не главное… (см.: http://starodymov.ru/?p=3553 ) Так вот людишки тамошние нас принимали как подобает, даже защиты от лиходеев всяких у нас просили. Были, конечно, которые и нападали, но в целом народ там всё больше смирный. Ну и Христа-Спасителя готовы были принять, ежели священник сумеет с ними говорить… А тут… Того и гляди: кинжал в спину воткнут. Говоришь с басурманом, а что у него за глазами – никогда не угадаешь… Вот и спрашиваю: за каким-таким рожном мы сюда с тобой припожаловали?.. Никогда эти земли не станут нашими. Пока сила наша – улыбаться будут, а как ослабеешь, как отвернёшься, тут и… – он как-то обречённо махнул рукой.

Логвин был не одинок в таких рассуждениях. Настроение у многих стрельцов складывалось сходным.

- То ли дело на Тереке нас встречали!.. – с едва заметной ухмылкой отозвался Васька. – Правда же?

- Что верно, то верно, – согласился Логвин, не почуяв подвоха. – Земля добрая, воды в достатке, зверья в плавнях – сколько угодно… Опять же, православного люда немало… Живи и радуйся!..

- А чего ж это казаки, которые вдоль Терека поселились, все как единый, идут с нами?

- Как это чего? – удивился вопросу Логвин. – За веру православную… Да и потом, сказывают, что нападают на них постоянно горцы, скот угоняют, девчат умыкают… Надо ж границу отодвинуть.

- Так чего ж ты скулишь, коли сам всё понимаешь? – уже не скрывая ухмылки, сказал Васька.

- Эй, стрельцы! – послышался неподалёку повелительный голос.

Логвин и Васька обернулись. На тропе стоял сотник Смирной Маматов, прибывший сюда из Москвы вместе с Бутурлиным.

Увидев начальника, стрельцы поднялись.

- Чего тебе? – отозвался Васька, как более старший из них двоих.

- Да вот гляжу я на вас, и никак в толк не возьму… – Смирной прищурился. – Вроде как обличья мне ваши знакомы…

- А то как же, – словоохотливо согласился Васька. – Мы ж были московские стрельцы, это потом только нас в Астрахань перевели…

- Ну да, тебя я хорошо помню – ты на состязаниях по рубке от царя награждение получил, – вспомнил Маматов.

- Было дело, – весело оскалился Башкирец.

- А тебя откуда знаю? – уже напрямую обратился к Логвину сотник.

- А я с Ивашкой Некрасовым боярина Василья Романова за Югорский камень провожал, – напомнил Кривоустов.

- Точно-точно, – с облегчением вздохнул Маматов. – А то я всё гляжу на тебя и думаю, откуда знаю… Ты чьего рода?

- Кривоустова Михайлы покойного сын.

- А Юшка Кривоустов тебе не брат ли?

- Брат.

- Добрый вояка… Самого вора Хлопка полонил…

На тропке появились ещё два стрелецких начальника, пришедшие из Москвы – Калинник Зюзин и Иван Черемисинов. Подошли, поздоровались. Оба бывалые полковники, немало повоевали.

- Это брат Юшки Кривоустова, – кивнул на Логвина Смирной.

Начальники взглянули рассеянно, продолжили прервавшийся было разговор. Смирнов присоединился к беседе. Речь шла о тревожных вестях, дошедших из России – о вторжении войска Лжедмитрия. (Немного о том же: http://starodymov.ru/?p=14238 )

- Там стрельцам надо-ть находиться, царство боронить, а не здесь, – обронил кто-то из начальных людей.

Воспользовавшись тем, что на них не обращают внимания, Васька и Логвин отошли.

- Нам-то что от того Самозванца, – пробурчал Логвин.

- Э, брат, не скажи, – серьёзно возразил Башкирец. – Далёко Украина от нас, да только это лишь кажется. Здесь донское казачество вон, совсем под боком, сразу за черкесской землёй, да за Сальской степью. А ну как донцы за Самозванцем поднимутся!.. А там и яицкая вольница с донской якшается – ей бы только царёвым слугам кровя пущать… Вот и смекай! Ежели смута полыхнёт – нам тут мало не покажется! Они ж нас от Москвы разом отрежут…

Кривоустов старшего товарища слушал внимательно.

- Так что ж делать-то? – спросил он.

- А что тут остаётся?.. – вздохнул Васька. – Только Тарки воевать, чтобы зимовать было где. Потому как надеяться на помощь из Москвы, иль ещё откуда – нам больше не приходится.

…Мудрым оказался Васька, тёртым калачом, да только и он не провидел последствий сложившейся ситуации во всей полноте.

На следующий день был назначен штурм горного селения Тарки.

Крепостью этот городок назвать трудно. Правильнее его назвать летней резиденцией казикумухских шамхалов. Поскольку основным видом деятельности горцев являлось скотоводство, а основным богатством – домашние животные, многочисленные стада нуждались в том, чтобы постоянно кочевать в зависимости от сезона: то в горы, то на равнину. Сама столица шамхалата – городок Кази-Кумух – оставалась надёжно укрытой уже самими по себе горами. Однако те же горы не могли гарантировать безопасность стад, когда они спускались в предгорья. Эту-то защитную  функцию и брал на себя Тарки.

К тому же чуть ниже, у подножья хребта, проходил караванный путь с севера в Закавказье. (Нынче этот путь повторяет железная дорога Махачкала–Дербент). Шамхалат был крайне заинтересован в бесперебойном функционировании этой дороги – она приносила в казну стабильный доход. Потому горские правители проявляли заботу о том, чтобы движение по ней оставалось максимально безопасным. Мелкие князья и абреки могли свою удаль демонстрировать, совершая набеги на север, на земли, где проживали казаки и оседлые народы – трогать караваны им настрого возбранялось. Оно, конечно, это не значило, что налётов не случалось, но они пресекались, и Тарки являлся одним из ключевых пунктов в борьбе с татьбой на большой дороге.

Ну и ещё нельзя упускать из вида один момент. Рядом с этим селением находилось соляное озеро – основной источник столь ценнейшего продукта, как соль, для горных районов шамхалата.

Короче говоря, не вызывало сомнения, что Тарки просто так не сдадутся. Сам шамхал Сурхай укрылся в горах. Впрочем, он был уже слишком стар, почти ничего не видел, а потому ещё ранее передал власть своему сыну Герею (не путать с династией крымских ханов Гиреев). Герей-хан пользовался репутацией смелого воина, умелого полководца и коварного хитреца. Однако теперь и он отступил в горы, чтобы выждать время, да накопить силы.

По сути, Тарки оказались обречены. Тем не менее, сдаваться гарнизон не собирался. Даже не гарнизон, а селение как таковое, потому как в горах каждый человек – воин, готовый за родной аул жизнь положить.

Селение располагалось на восточном скате северных отрогов Кавказского хребта, где они подступают к самому Каспию. (Этот посёлок и сегодня существует – располагается чуть южнее Махачкалы). Тарки опоясывала стена из скальных камней. А за стенами укрылись горцы – умелые воины, легко расстававшиеся с жизнью с осознанием, что принимают смерть от рук неверных, что уже само по себе открывало им прямой путь в рай.

Это была их земля! И они защищали её без пощады – что к себе, что к врагу!

Царёво войско подступило к селению со всех сторон. Снизу, от моря, поднимались стрельцы – и Логвин среди них. Сверху, с горы, подошли отряды детей боярских и казаков.

- Ты гляди, на рожон-то не лезь! – напутствовал Васька своего друга, который в серьёзный бой вступал впервые. – Бердыш-то в селе не очень для боя сподручен, так ты его, ежели нужно, смело бросай, и больше саблей-то, саблей…

- Да знаю, говорил уже… – отмахивался Логвин.

Он с некоторым удивлением заметил, что почти не волнуется. Вернее, волнение, конечно, имело место, но не как страх боя, а опаска допустить какую оплошку. Кривоустов стыдился признаться в том самому себе, однако…

Однако колола его некоторая ревность к братьям.

…- Вот, думаю, приеду к тебе-то в скит, – много позже рассказывал он Алёше, – а похвалиться-то мне и нечем! – Тогда, позже говорил он о том спокойно, даже подтрунивая над самим собой. – Сашка, Юшка, Лавр уже показали себя… А я как был безвестным рядовым стрельцом, так и застрял… – и не слушал, как пенял ему на те мысли добрый Алексей…

Стрельцы выстроились длинной лентой в несколько рядов. Впереди стояли головы – десятники, полусотенные, сотенные… Последние мгновения перед штурмом. Пройдёт совсем ничего времени – и кто-то из стоявших падёт, найдя погибель в чужой земле, или же получит увечье на всю оставшуюся жизнь.

Не стреляли и горцы. Тоже понимали, что для многих из них наступают последние мгновения жизни.

Обе армии молились. Молились по-разному, хотя и одному Богу – ибо и у христиан, и у мусульман он един. И каждая сторона просила о победе для себя. И каждый воин молил о прощении для себя, надеясь всё же на то, что выйдет победителем, что останется в живых.

Но такого ведь не бывает – бой и смерть не могут обойтись одна без другой.

И трудный выбор всегда на войне стоит перед Богом – кому помогать, кому даровать победу. Все на Земле – дети его, всем бы им, человекам, в мире жить, а не воевать, не убивать друг друга. Сколько увещевал Господь неразумных людей, передавал через пророков своих заповеди, и на скрижалях каменных, и в видениях избранных святых – бесполезно! Не может человек без смертоубийства!

…Зависла над горами тишина. Хрупкая, звенящая, нарушаемая лишь звуками самой природы – посвистом ветра, шуршанием осыпавшейся по склону земли, да доносившимся из крепостцы мирными сельскими звуками: лаем собак, мычанием коров, блеяньем овец…

Впереди полковник нахлобучил на голову шишак. Поднял вверх пернач. Стоявший рядом сигнальщик поднёс в губам рожок.

…Ещё мгновение покоя… Покоя только видимого – потому что всё вокруг словно звенит от напряжения неумолимо надвигавшейся грозы…

Тишина словно взрывается громом орудийного залпа. Справа и слева от стрелецкого полка расплываются клубы дыма. А впереди видно, куда попадают ядра – вгрызаются в землю, выбрасывая хлопья грунта, разбивая в щебень валуны стен… Оттуда доносится дружный крик «Алла!», и только чуть слышится в нём крик боли – очевидно, угодило-таки ядро в чью-то живую плоть.

Смертоубийство началось!

Полковник качнул своим перначом вперёд, рожёчник затрубил, шеренга стрельцов стройно и слаженно сделала первый шаг.

Вновь грохнул залп пушек. Вновь летят вырванные из земли комья грунта, дробятся камни стен… Над городком появляется лёгкий пока дымок – очевидно какие-то из ядер вызвало пожар…

Шеренга стрельцов начала ломаться – на крутом подъёме держать равнение невозможно. Логвин почувствовал, как под сапогом из земли вывернулся камень и нога заскользила вниз. Его под локоть подхватил Васька, не дал упасть.

- Гляди у меня! – ворчливо проговорил он. – Кто ж спотыкается перед боем!..

Сотенный значок впереди качнулся, замер. Сквозь грохот артиллерийской канонады донёсся звук рожка.

Дальше шеренгой и в самом деле было не продвинуться.

Сверху на склоне виднелась неровная стена, сложенная из ломанного камня, над ней торчали стволы ружей. Снизу по защитникам стрелять неудобно, да и бесполезно, если уж прямо сказать. Однако залп перед последним броском сделать необходимо – отпугнуть оборонявшихся, заставить их дрогнуть, спрятаться… Да какая-никакая пуля непременно найдёт живую плоть – всё польза.

Логвин опытно вогнал древко бердыша с щель промеж камней, опёр на него пищаль. Проверил замок. Навёл ствол чуть выше каменной кладки.

- Пли! – донеслось издалека меж орудийными залпами.

Кривопусков нажал спусковой крючок. Курок сорвался с места, ударил о кремень, высекая искру. На полке полыхнула затравка, огонёк скользнул внутрь ствола и грохнул выстрел. Самопал тяжело ткнулся в плечо, перед стволом вспучилось густое облако порохового кислого дыма. Ружьё, в которое целился Логвин, насколько он заметил сквозь дым, исчезло. Впрочем, он не обольщался – скорее всего, защитник просто отпрянул назад, отшатнувшись от взвизга пули.

- Вперед!..

Логвин аккуратно положил пищаль на землю, подхватил бердыш и бросился вперёд. На ходу стянул с себя перевязь-берендейку, отшвырнул в кустарник – за ненадобностью. В рукопашной она только мешаться будет…

Справа и слева по склону карабкались стрельцы. Кое-кто из них скинул форменные кафтаны, остался только в тельных рубахах. Холодно, конечно, да только кафтан в бою движения стесняет… Кто-то облачился в кольчугу, в другую броню… Многие, но далеко не все – на рукопашный бой, тем более в селе, надевать доспех не стали, чтобы не стеснял.  В схватке в населённом пункте максимум проворства требуется.

Карабкаться оказалось трудно, неудобно. Хорошо, саблю заранее за спину подвязал, в ногах не путается.

Наконец выбрался на ровную площадку… И как-то враз оказался перед самой стеной. Бросилось в глаза, что стена невысокая, камни просто уложены, скреплены меж собой только глиной…

Над верхним краем стены – несколько глядевших навстречу ружей, а над ними видны лохматые бараньи папахи.

Логвин метнулся вперёд, одновременно падая на землю, подкатываясь под самую стену. Нестройный редкий залп над головой, вскрик ярости и боли за спиной…

Кривоустов вытащил из-за спины заткнутый за пояс пистоль, взвёл курок. Перехватил самопал в левую руку, правой из-за спины достал из ножен саблю…

- Цел? – рядом тяжело дышал Васька.

- Цел.

- Хорошо… Залпом!..

Они одновременно вскинули над краем стены руки с пистолями, не глядя спустили курки. Грохнули оба выстрела. Тут же, не мешкая, стрельцы вскарабкались на каменную стену, спрыгнули вниз, внутрь крепостцы. Бердыши остались под стеной.

Логвин едва не упал, попав ногой на скрючившегося под стеной человека. Лицо опалено, по усам и бороде курчавились потрескивавшие огоньки. Один глаз глядит невидяще, вместо другого – студенистое кровавое месиво. Широко раскрытый рот заходится в крике – а самого крика вроде как не слышно, только крип.

Времени размышлять не имелось. Логвин полоснул саблей прямо по этому неслышно орущему рту, выпрямился, метнулся вперёд, к каменной стене лачуги. Уже оттуда оглянулся на убитого – первого человека, убитого его рукой! Тот сучил руками и ногами, царапая землю. Бросились в глаза ноги горца, обутые в какие-то кожаные опорки, с обмотанными онучами голенями.

- Не спи, паря! – ткнул его Васька. – Потом полюбуешься… – он говорил спокойно и рассудительно, очевидно, чтобы и друг его молодой успокоился. – В сече на месте стоять нельзя!..

Логвин вытащил из-за пояса второй пистоль. У Васьки пистоля не оказалось – в левой руке он держал большой горский кинжал, который раздобыл несколько дней назад. Он мастерски дрался двумя клинками одновременно!

- Пошли!..

Стрельцы рывком бросились в проём между домами. Не сговариваясь, побежали вперёд, прижимаясь к противоположным стенам вдоль улочки – чтобы страховать друг друга.

Логвин увидел, как в приоткрывшуюся дверь просунулся ружейный ствол, направленный в сторону Василия. Кривоустов подскочил, просунул в щель руку с пистолем, спустил курок. Скрывавшийся в сакле человек отпрянул, ствол ружья дёрнулся… Грохнул выстрел. Один. Из ружья. Пистолет Логвина дал осечку. Затравочный порох, наверное, ссыпался…

Логвин ударом ноги вышиб ветхую дверь, сорвав её с ременных петель. Почувствовал, что отбросил дверью скрывавшегося за ней человека… Ворвался в полутёмное помещение, тут же метнулся в сторону, во тьму – потому что со света ничего не разглядеть.

Лишь через мгновение заметил какое-то шевеление на полу, опять рубанул саблей наугад, не примериваясь. В ответ раздался высокий визг…

В проёме показалась фигура – тёмная на светлом фоне, но видно, что одет человек по-московитски. Ворвавшийся тоже отпрянул в сторону, понимал, что в двери он просто мишень.

- Что тут? – услышал Логвин Васькин голос.

- Пистоль осечку дал, – невпопад ответил Кривоустов.

- Значит, цел, – сделал вывод Башкирец. – Кто тут верещит-то?..

Это оказалась молодая женщина. Она громко и жалобно причитала, злобно поглядывая на стрельцов, стараясь зажать глубоко рассечённое саблей Логвина бедро, из которого струилась кровь.

Василий занёс над ней саблю. При низком потолке сакли сделать это оказалось неудобно, потому Башкирец чуточку присел, и всё равно клинок пошёл наискось.

- Не надо! – вырвалось у Логвина.

Сабля со свистом взрезала женщине горло.

- Всё равно помрёт, – только после этого отозвался Василий. – Пошли! – кивнул он в сторону двери, и торопливо вытер с лезвия кровь упавшим с головы убитой тёмным платком.

- Сейчас…

Логвин вспомнил, что у него пистолет дал осечку. А он берендейку с зарядами отбросил… В поисках пороха торопливо взглядом обшарил саклю. Бросилась в глаза нищета помещения. Земляной пол застлан потёртой кошмой, на стенах – тоже кошмы. В углу – очаг. Посуда глиняная.

Над деревянным, застланным ковром топчаном Кривоустов увидел висевшую шашку. Быстро подошёл, снял её, накинул через плечо длинный ремень – в доме убитого врага взять оружие не грех.

- Пошли, Логвин! – раздражённо поторопил уже нетерпеливо топтавшийся у порога Василий. – Чего возишься?.. Слышишь, какая сеча?.. – с улицы и в самом деле доносилась битва. – Позже разживёшься! – судя по всему, он неправильно понял действия друга.

- Да пороха нет, – с досадой отозвался Логвин, торопливо обшаривая полки и сшвыривая на пол всё подряд. – Моя пороховница на берендейке осталась…

- Ну, догоняй!.. – и уже из-за порога крикнул: – Ружьё забери – знатное оно вроде как…

Как то нередко случается, искомая сумка с нужным припасом висела на видном месте. В ней оказались не только кисет с пулями и рог с порохом, но даже пистоль. Логвин торопливо зарядил его, подсыпал пороху на полку своего самопала, повесил найденную сумку на плечо, подхватил за ремень ружьё, закинул его за спину – и поспешил дальше, в бой. С порога ещё раз оглянулся на убитую, обмахнул себя крестом и вышел вон.

Пробежав по улице всего несколько шагов, столкнулся с бородачом, тоже с саблей и пистолем в руках.

- Терек! – предупреждая его порыв, крикнул казак.

- Москва! – отозвался Логвин.

- А то я сам не вижу! – весело осклабился гребенец. – Что, разжился уже? – показывая на сумку, засмеялся он.

- Это заряды, дубина! – озлился Кривоустов.

- А, ну-ну… – ещё больше развеселился тот.

(Некоторые мысли о трофеях: http://starodymov.ru/?p=23428 )

И они разбежались.

На крохотной площадке меж домов рубились. Несколько стрельцов и казаков отбивались от наседавших горцев. Набежавший Логвин выпалил из пистоля прямо в лицо обернувшемуся горцу, со спины рубанул другого… Ободрившиеся поддержкой русские ратники перешли в атаку, оттеснили тарковцев…

Кривоустов почувствовал, что у него от этой скоротечной сшибки сбилось дыхание, что лёгкие  с сипом гоняют воздух… Торопливо забивая заряд в ствол пистоля, подумал, что надо успокоиться, вспомнив советы Василия – неведомо, сколько бой продлится, нужно силы экономить…

Он несколько раз глубоко вздохнул… И бросился дальше.

И тут же нарвался на выбежавшего из проулка горца. Тот тоже увидел московита, выставил вперёд шашку, изготовился к бою. Глаза смотрели опытно, оценивающе… Его чекмень оказался распорот, на краях разреза виднелась засохшая забуревшая кровь. На клинке тоже виднелись характерные пятна, по лезвию неровно зубрились щербинки. Увидев, что на боку Логвина висит вторая, явно трофейная шашка, хищно ощерился, сверкнул влажными зубами.

У Логвина в руке оказался только что заряженный пистоль. И в бою он вполне мог уклониться от сабельного поединка, пальнув во врага из самопала.

Не сделал так – счёл, что не по-христиански будет. Демонстративно спустил курок, придержав от выстрела, бросил пистоль наземь. Предложил тем самым честный поединок. Горец улыбнулся – только на улыбку этот хищный оскал мало походил. И с размаха рубанул московита наискось сверху справа, потом слева, потом, прокрутившись вкруг себя, точно на уровне пояса – на редкость неудобный для отражения удар… Логвин легко уклонился от этого каскада ударов – он их предвидел!

Только теперь, только в этот момент он во всей полноте оценил бесценные уроки, которые преподал ему в свой время друг!

- Если ты будешь реагировать на удар противника, то обязательно проиграешь! – наставлял Башкирец. – Раз, другой, пятый среагировать сумеешь, но потом в какой-то раз и не успеешь!.. Ты должен провидеть удар, заранее знать, куда он ударит, каким образом попытается тебя достать! Он, враг твой, ещё сам не будет знать, как поступит, а ты уже должен знать. Человек ведь наносит удар не просто так, он ногу напрягает, на которую опираться станет, он кисть руки поворачивает так, чтобы клинок как задумано пошёл, он глазом примеривается, точку удара намечает… Вот если научишься это всё видеть, оценивать, вместе складывать и определять-провидеть удар, вот тогда и станешь настоящим мастером…

Нет, до Васьки Логвину было ещё далеко. Но учился он у Башкирца упорно. Нападать у него получалось хуже. А вот защищаться немного научился.

Тут и другой урок Васька преподал.

- Саблей или щитом защищаться, конечно, нужно, – наставлял он друга. – Но куда важнее умение уйти от удара, уклониться… Если враг у тебя умелый, если трудно тебе с ним тягаться, не трать силы, не испытывай на прочность саблю – уклоняйся! Враг увидит это, злиться начнёт, нервничать, уставать…

…Горец нанёс подряд три удара, каждый из которых мог, даже должен был, стать для его противника роковым. И ни один не достиг цели. Даже искры из сабли Логвина он не высек – все три раза московит уклонился. Горец своей шашкой только воздух со свистом разрезал.

- О, шайтан! – вскричал взбешённый таркинец и бросился на врага.

И сам напоролся грудью на остриё московского клинка.

Кривоустов добивать раненого не стал. Подобрал пистоль и побежал дальше. Ему вслед неслись проклятья упавшего на землю окровавленного горца.

…Бой за Тарки длился недолго. Почти все защитники полегли, в плен мало кто сдавался. Когда сражение окончилось, уцелевшим предложили похоронить павших по мусульманскому обычаю. Кто пожелал, тому позволили удалиться, даже оружие с собой забрать.

Потом Бутурлин велел привести к нему местных стариков. Аксакалов, по-местному. Белобородых, то есть.

- Можете оставаться в своих домах, – воодушевлённый победой, великодушно сообщил Иван Михайлович. – Никто вас обижать не станет…

Горцы стояли молча, с непроницаемыми лицами, смотрели своими тёмными глазами – и было непонятно, о чём они в это время думают.

- Хоть бы кланялись, проклинали, лицемерили… – досадливо проговорил Василий Логвину. – Хоть бы как-то проявляли чувства… Так нет ведь – как будто не их это всё касается!.. Тяжко с ними…

Кривоустов чувствовал, что его переполняет какое-то неведомое чувство. Ведь он участвовал в первом своём бою! И он провёл его отлично! Не просто провёл, и не просто отлично! Он не испугался, не растерялся, он выдержал сабельный поединок с достойным противником, он спас несколько соратников, которых совсем уж прижали к стене горцы!.. И при этом не получил ранения, да ещё и разжился трофейным оружием! Было отчего гордиться!..

Грохот выстрела над ухом грянул ошеломляюще нежданно. Логвин аж присел от испуга. Растерянно оглянулся. В этот миг он оказался беззащитен, как младенец.

Рядом стоял ухмылявшийся Васька Башкирец, держал в руке пистоль, из ствола которого сочился кислый дымок.

- Ты что, обалдел!.. – уставился Кривоустов на друга.

- А это чтобы ты голову не терял, – спокойно ответил Васька. – Сколько таких вот желторотиков погибли именно потому, что после первого боя возомнили себе, что уже всё постигли!.. Нельзя расслабляться, Логша, даже после самого успешного сражения, никак нельзя… Запомни урок!..

…Теперь Казикумухский шамхалат был лишён соли, и оказался отрезанным от Каспия, от равнинной части государства. Выбор теперь у него оказался невелик: либо покориться Москве, либо разгромить царёво войско. Третьего варианта не оставалось вовсе.

Самое безобидное и миролюбивое существо, оказавшись в западне, может стать опасным и агрессивным. А шамхалат безобидным и миролюбивым не был никогда.