220 лет назад вынесен приговор пастору Фридриху Зейдеру

Останавливаюсь на этом рядовом, в общем-то, эпизоде исключительно как на штрихе, характеризующем эпоху правления Павла I (об этом императоре: http://starodymov.ru/?p=26064 ).

В крохотном лифляндском городке служил пастор Фридрих Зейдер. Он имел небольшую личную библиотеку и предоставлял желавшим возможность почитать имевшиеся у него книги.

…Однажды пастор получил из-за границы посылку с книгами для пополнения своего собрания. Однако в посылке не хватало одного томика «Вестника любви» Лафонтена… Что тут скажешь?.. Подобные казусы случались всегда и везде… Пастор написал о случившемся в местную газету, пропажа отыскалась… Тут и дело, казалось бы, не стоило выеденного яйца.

Ан не тут-то было! Выяснилось, что данное произведение значилось в списке запрещённых в России книг. Следует напомнить, что Великая французская революция к тому времени уже свершилась (см.: http://starodymov.ru/?p=33168 ), Наполеон набирал силу (см.: http://starodymov.ru/?p=30818 ), по Европе распространялись революционные антимонархические идеи… И российское правительство стремилось всячески воспрепятствовать проникновению вольнодумства в родимое Отечество. В частности, посредством литературы.

(О цензуре в описываемую эпоху: http://starodymov.ru/?p=32373 )

Объявление о пропаже попало на глаза цензору Фёдору Туманскому.

О Фёдоре Васильевиче хочется сказать несколько слов особо. Современники описывали его как махрового ретрограда, называли «палачом» и «демоном». В то же время этот же человек являлся автором нескольких книг, одни названия которых говорят сами за себя: «Детский месяцеслов с историей, географией и хронологией, всеобщей и российской, и примечаниями из астрономии», «Чтение для прекрасного пола», «Созерцание жизни великого князя Александра Невского», а также неоконченное описание жизни и деяний Петра Великого.

Рискну высказать свою точку зрения. По всей видимости, Туманского можно охарактеризовать как человека, который считал добросовестное служение короне своим долгом…

Так вот, государственный цензор, узнав о столь вопиющем нарушении закона, как незаконный ввоз в пределы империи запрещённой литературы, доложил о случившемся по команде. Генерал-прокурором тогда служил Пётр Обольянинов (см.: http://starodymov.ru/?p=26933 ). Пётр Хрисанфович отличался крутым жёстким нравом, он был всецело предан императору Павлу, и также считал своей обязанностью пресекать незаконные деяния подданных Российской империи. Он рассудил так же, как его подчинённый: нарушение закона налицо – должно последовать наказание.

И 31 мая 1800 года последовал приговор: пастора Фридриха Зейдера наказать плетьми и сослать в Нерчинск на каторгу. Попытки некоторых царедворцев вступиться за священника результата не дали – при Павле приговоры отменялись редко. С каторги пастор вернулся уже при императоре Александре…

Что тут скажешь? Что представляет книга «Вестник любви», не знаю, не читал; да и не принципиально это на сегодняшний день. Главное – по каким-то соображениям её внесли в список запрещённых. Следовательно, с точки зрения буквы закона пастор наказанию подлежал. Так что речь может идти лишь о степени строгости наказания. Можно согласиться, что оно, быть может, и в самом деле оказалось чрезмерным. Скажу больше: лично я не сомневаюсь, что наказание и в самом деле оказалось совершенно неоправданно непомерным!

При подготовке данного текста я попытался отыскать информацию, что ж это за сборник такой злополучный. Однако ни у французского баснописца Жана де Лафонтена, ни у прусского романиста Августа Лафонтена книги с таким названием не нашёл. Но в любом случае, ни один автор, ни другой к числу бунтарей не принадлежали, и к свержению государственного строя не призывали… Что же касается цензорского ограничения, то мало ли мы знаем в истории фактов, когда под запрет попадали произведения вполне себе безобидные, которые просто показались опасными больному воображению ревнителей буквы закона, испытывавших зуд от осознания, что они хоть что-то, а могут запретить!..

Но история эта запечатлелась в истории, получила международную огласку и муссировалась в европейской прессе как образчик нравов, царивших при императоре Павле Петровиче, который и без данного случая оснований для критики предоставлял преизрядно.

…В какой-то книге мне встретилась фраза: «Когда я приезжаю в незнакомый город, не спрашиваю, хорошие или плохие там законы – я спрашиваю, как они выполняются». В данном случае закон оказался выполненным, и обвинения в самодурстве и ретроградстве, посыпавшиеся на голову прокурора и цензора, вряд ли можно признать справедливыми.

И всё-таки осадок какой-то от осознания, что что-то всё же получилось не по совести, остался.