ЛАВР

МОСКВА

Василий Шуйский

30 июня 1605 года, воскресенье

(Из романа “Кривоустовы”)

Первое наказание для виновного заключается в том, что он не может оправдаться перед собственным судом.

Ювенал

Утро выдалось ярким, солнечным. Да и вообще все те июньские дни, когда столица царства ликовала по поводу восшествия на престол «царя Дмитрия», погода выдалась погожая, на загляденье! Они словно дополняли друг друга, поддерживали в обоюдном восторге – природа и человек!

И даже сколоченный на Красной площади помост, на котором предстояло состояться казни, не выглядел каким-то зловещим: золотились свежие доски, широко разливался по округе вяжущий запах сосновой смолы. Водружённая на помост видавшая виды огромная колода в косых лучах встающего из-за куполов собора Василия Блаженного солнца смотрелась вполне мирно. Даже прохаживавшийся по помосту кат – могучий детина с обнажёнными выше локтей загорелыми мускулистыми руками и аккуратной курчавой бородкой на широком лице – казался добродушным и мирным. Да что там кат – прислонённый к колоде огромный топор на длинном древке и тот не вызывал каких-то зловещих ассоциаций!

Между тем, толпа, собиравшаяся на площади, хорошо знала, что тут должно произойти – слухами этими бурлила вся Москва. Наиболее охочие до зрелищ начали подходить загодя, чтобы успеть занять места поудобнее, откуда получше разглядеть катование.

Приходится признать, что за недавнее время крови казнимых московский люд успел насмотреться немало. Семён Годунов, стараясь пресечь крамолу, остановить накатывавшийся вал Смуты, попытался сделать это именно террором. Однако то ли время упустил, а может, для того чтобы террором достичь какой-то цели, требуется нечто большее, чем один лишь топор, отсекающий головы или щипцы, рвущие язык… Опять же, не так уж и свирепствовал, Сёмка – Царёво ухо, чтобы действительно речь вести о терроре.

Как бы то ни было, а казней столичным жителям повидать довелось немало.

Однако нынешняя, предстоящая, оказалась иного рода. Ей предстояло стать первой казнью, совершённой по указу нового царя – Дмитрия Ивановича!

Потому и стекался на Красную площадь народ – ожидал не только кровавого зрелища, но того, что сам государь почтит его своим присутствием. Ну а где государь – там и милости!

…Пока народу на площади не набилось слишком много, меж людей умело сновали торговцы-лоточники – в такие дни доход получался особо щедрым. Особенно бойко шли дела у продавцов напитков.

- Сбитень горячий – пьёт подьячий! – весело нахваливал питьё один.

– Сбитень-сбитенёк – пьёт щеголёк! – не отставал от конкурента второй.

- А вот студёный квас – из лёдника враз до вас!.. – беззастенчиво по торговому обычаю врал третий.

- А вот бражка и пирожки – подходи, други и дружки!.. – старался всех перекричать четвёртый.

Однако по мере того, как народ подходил и уплотнялся поближе к помосту, квасников, сбитенщиков, кисельников оттесняли, выдавливали к краю. Они подались к выходящим на площадь улицам, к мостам через кремлёвский ров, к Неглинным воротам, к Васильевскому спуску…

Люди пришли, одевшись празднично, будто на гуляние. Мужские кафтаны и ферязи преимущественно красного или червчатого цветов, женские летники, на головах мужчин шапки и колпаки, у женщин кики – всё по достатку богатое… Зеваки старались протиснуться поближе к плахе, простолюдины весело переругивались, отовсюду доносились взрывы смеха. Баб виднелось значительно меньше, чем мужчин, каждую сопровождал или муж, или слуга с тростью-дубинкой в руке. Да и держались пришедшие бабы особняком, в самую давку не лезли – хоть и любопытно по извечному бабьему обычаю, а только неприлично уважающей себя женщине в мужескую толпу затёсываться! На подобные зрелища вообще приходили только самые бойкие, отчаянные бабы, да и то исключительно низших сословий.

В толпе вдруг возник шум – какая-то баба опростоволосилась: не то сама зацепилась за что убрусом, не то молодые парни скосари-озорники головной убор сдёрнули… Женский визг, мужнина ругань, хохот парней, улюлюканье… Да оно в самом деле, волосы опростались – позор бабе на всю округу!..

Лавр Кривоустов стоял за спиной князя Воротынского. Для высокородной публики на площади заблаговременно огородили участок у Фроловского моста через ров, прокопанный вдоль кремлёвской стены. Площадку охраняли иноземные гвардейцы, полк которых теперь возглавлял француз Жак Маржерет.

Надо сказать, обеспечению порядка в Москве на период казни Лжедмитрий приказал уделить максимум внимания. У городских ворот, и в первую очередь у ворот Белого города, стояли усиленные караулы стрельцов. Саму Красную площадь также оцепили стрельцы в красных кафтанах государева Стремянного полка.

На территории Кремля расположились отряды иноземной гвардии, польские хоругви, казачьи коши.

Среди празднично одетого московского народа по площади шныряли ярыжки и послухи…

При проведении массовых казней во времена Ивана Грозного для знати нередко устраивались сиденья, словно в иноземном театре, да ещё и поднимавшиеся ряд за рядом, чтобы задним лучше было видно. Сегодня этого не устроили – только лавки для высокородных вынесли. Очевидно, Лжедмитрий рассудил, что нет нужды ради одного человека, пусть и родовитого, устраивать театр.

Судя по отсутствию выносного царского трона, сам государь появляться на площади не собирался.

После вступления в столицу чудесно спасённого царя Дмитрия (строго соблюдая заповедь Анфиногена, Лавр даже мысленно государя иначе теперь не называл) прошла всего-то неделя. А сколько всего успело произойти, сколько стиснулось событий в эти считанные дни!

Следуя уходящей в стародавние времена традиции, усевшись на трон, Лжедмитрий первым делом устроил общегосударственные торжества. Награды и милости низвергались потоком.

Все князья и воеводы, приставшие к новому царю в самом начале его вторжения в Московские земли, и не оставившие его в трудные времена, получили немалые чины и прочие награждения. Шереметев, Голицыны, Мосальский, Салтыков были возведены в боярский чин. Боярами стали отозванные из ссылки Нагие – родственники царевича Дмитрия Угличского, что якобы был убит, а теперь вроде как оказался спасённым. Иван Татев стал царёвым стольником. Глава Посольского приказа дьяк Афанасий Власьев возвысился в окольничьи. Богдан Бельский стал Великим оружничим.

Стало известно, что новый царь особой милостью одарил оставшихся в живых представителей рода Романовых, которые в былые времена оказали ему покровительство. Из пяти братьев Никитичей, некогда пытавшихся устроить заговор против Годунова,  к этому времени в живых осталось только двое – Иван по прозванью Каша, да постриженный в монахи под именем Филарет Фёдор. Лжедмитрий первого возвёл в бояре, а Филарета по непререкаемой рекомендации царя посвятили в сан Ростовского митрополита. Его бывшую супругу, а ныне инокиню Марфу, вместе с сыном Михаилом перевели в Кострому, в Ипатьевский монастырь.

Среди всех пришедших в Москву с Лжедмитрием людей не осталось ни единого обделённого наградой. Стрелецкий царёвоборисовский полк, первым, ещё зимой, присоединившийся к войску «царевича», получил бочонок серебра. Польские, литовские, немецкие охочие люди, которые годом ранее вступали в войско Самозванца голыми и босыми, сейчас мгновенно обогатились  – кто поразумнее, отправлял серебро на родину, ну а кто и пустился во все тяжкие, «отрываясь» по полной за все предыдущие мытарства. Казачьи коши – что донские, что запорожские – также получили щедрое вознаграждение. Всем ратникам, присягнувшим новому государю, жалование относительно прежнего было удвоено.

В Москве и округе под живительным потоком щедро просыпавшегося из казны серебра жизнь просто преобразилась!

Вот когда появился повод локти кусать всем покинувшим «царевича» полугодом ранее!

И в первую очередь – Мнишекам! Марина немало резких слов высказала своим отцу и брату, что они бросили без пригляду её суженого. Брат пытался вяло отругиваться, однако и сам досадовал, что послушался отца; сам же отец встревожено молчал. В сейме опять всколыхнулись разговоры о возможной ревизии его имущества… В общем, имелись основания встревожиться.

Впрочем, к этому мы ещё вернёмся. А пока – в Москву!

Без наград не остался никто. И в общем-то абсолютное большинство народа всех сословий новому царю обрадовалось.

Люди надеялись, что с  падением династии Годуновых и всё плохое уйдёт в прошлое. Трёхлетний неурожай и голод, моровое поветрие, восстание Хлопка, даже кровопролитная война с многоязыким воинством всё того же Самозванца – все эти беды в народном сознании связывалось с именем Годунова.

И тут в Кремле обосновался новый царь, родной сын Иоанна Васильевича! Явно хранимый Господом, коль сумел уцелеть, коль на него покушались убийцы столь безуспешно! И когда охота на него шла по всему царству, сумел уйти от годуновских ищеек. Значит, Небу угодно так!

Человек всегда верит, что в результате социальных потрясений жизнь станет лучше. Ибо он наивен!

.

Роман «Кривоустовы»: https://starodymov.ru/?p=47194

Лжедмитрий: https://starodymov.ru/?p=47989

Жак Маржерет: https://starodymov.ru/?p=3692

Казни Ивана Грозного: https://starodymov.ru/?p=34468

Афанасий Власьев: https://starodymov.ru/?p=41672

Род Романовых: https://starodymov.ru/?p=43161