Александр ВОРОБЬЕВ

СКЕЛЕТЫ В ШКАФАХ

Вынужденное обращение к читателю

В Великобритании  говорят: «У каждого – свой скелет в шкафу, который имеет скверную привычку вываливаться в самый неподходящий момент». Формулировка «skeleton in the closet» получила широкое распространение, будучи использованной английским писателем Уильямом Теккереем в романе «Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи» («Newcomes», 1853-1855 гг.), после чего фраза основательно укрепилась в обиходе, причем не только  англичан.

В службе БХСС-БЭП, созданной в 37 году прошлого века по распоряжению Сталина и выпестованной лучшими и худшими  умами НКВД, КГБ, МВД,  предпочитали мастерски владеть приемами оперативно-розыскной деятельности, как образно говорили – владели лучше авторучкой, чем даже пистолетом, считая свое профессиональное мастерство особым, тайным оружием.

В те времена оперативников подразделений  БХСС-БЭП зачастую преступники боялись больше других…

Хотел бы также предупредить читателя, здесь присутствуют вымышленные герои, иногда они встречаются с реальными историческими личностями.

***

Виктор боковым зрением заметил: за ним следят. Малоприметный парень с короткой стрижкой и  белесым чубчиком, смешно торчавшим вверх, с  прыщавым лицом вот  уже полчаса неотступно следовал за Виктором Храпковым, старшим оперуполномоченным ГУБЭП.

«Новичок»-топтун,  даже конспирироваться не умеет, подумал  Виктор. А может,  и  нет  слежки?! Надо провериться. Буквально за секунду до отхода электрички Виктор Храпков успел, ухватившись за поручни, проскочить в вагон. Двери  захлопнулись с каким-то радостным для Храпкова шумом, в котором улавливается и изношенность вагона, и удовольствие предстоящей поездки, когда так хочется ехать хоть на край Земли.  В эти мгновения хочется настроиться на философский лад и  видеть за вагонным стеклом мелькающие станции  и переезды, незнакомые лица и дороги, холмы, деревья, перелески,  поля,  каковым нет счета.

Паренек-топтун с платформы все же сумел сигануть вслед  за Храпковым  в соседний вагон. «Профессионал или слишком шустрый»  – невольно и даже с долей уважения к мальчишке-новичку в деле сыска,  подумал   Виктор.  «Но, может, все-таки, показалось?»

Верный принципу, наработанному за первые несколько лет службы в качестве оперативника: не выдавать  раньше времени свои намерения, старший лейтенант милиции Виктор Храпков решил проверить свои сомнения. Когда в тамбур зашел милицейский патруль  – сержант и  младший сержант и никого рядом не оказалось, Храпков с радостью представился: «Мужики! Я – свой! Здесь такая  проблема…». Он обратился как-то нескладно и понял это по недовольным выражениям патрульных, обходивших вагоны, а, может, просто «земля» не хотела сразу реагировать на его фразу, что он «свой» — была занята другими делами?  Да и  какой он  свой? Физиономия интеллигентная. Они толкутся на земле, на пропитание не хватает, а у Храпкова  шарфик белый, курточка кожаная,  дорогая, явно фирменная. Одним словом – белая кость!

Старший патруля нескладно приблизился лицом к Храпкову, по-видимому, определял, не пьяный ли перед ними. Свежевыбритая физиономия Виктора Храпкова – мужчины лет двадцати пяти, внимательно вглядывавшегося в лица патрульных,  эти корочки, явно не поддельные, со знаками защиты, – все наводило на мысль, что придется  выслушивать «своего». Старший, вчитывавшийся в маленькие строчки удостоверения, все же уточнил: «Из какой системы? Что-то подпись не совсем  это…» И он далее не нашелся что сказать.

- Я из ГУБЭПа, -  уточнил Храпков, -  ОБХЭЭСНИК! Видишь, фамилия генерала Гурьева  стоит.   Это наш начальник главка.

Он, старший лейтенант Храпков, старший  оперуполномоченный Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями России  предполагал,  что местные коллеги  еще могли не знать, что бывший Главк по борьбе с хищениями социалистической собственности  переименован в ГУБЭП.

- Короче, -  покладисто ответил  сержант милиции, – в чем требуется помощь,  старший лейтенант?

Храпков объяснил.  Нужна самая малость: «мужики» пусть проверят  парня из соседнего вагона, что хвостом терся  за опером. Виктор знал: хвост этот  мог прийти пешком  неизвестно откуда: по линии его ведомства или  от ФСБ, да мало ли в стране правоохранительных органов развелось, которые занимались в то время  оперативно-розыскными мероприятиями. Впрочем, могли за оперативниками  организовать слежку и фирмы, по которым приходилось работать. Говорят, даже «такса» (цена) на это есть и неплохая, не гнушаются зарабатывать деньги на таких заказах даже профессионалы.  В лихие 90-е годы фирмам хватало не то что на  слежку, но еще и осталось бы на то, чтобы «замочить»  оперативника без суда и следствия, купить  или вырастить  политика любого уровня.

В прошлом году Храпкова предупредили, что его заказали. Пришлось четыре месяца квартиру  снимать в другом районе столицы. Своя жилплощадь за Виктором хоть и числилась, но  это  было жилье  отца. И хорошо, что Храпков снял отдельную площадь. Хоть с девушкой Анютой познакомился,  можно  было с ней встречаться и даже жить гражданским браком,  не расписываясь.

Через окно в тамбуре  Храпков  увидел, как «менты»  в соседнем вагоне справлялись с его заданием.

«Пеньки, – мысленно выругал  патрульных  Храпков, – Не догадались  у других  пассажиров  документы проверить – напрямую в лоб пошли проверять».

Похоже, паренек с белесым чубчиком оказался малоопытным: не заметил оплошности патруля и даже  смутился, когда милиционеры потребовали  у него документы, стал нервно искать в карманах.  Удостоверившись, что документы есть,  «пеньки» ушли  в соседние вагоны, а минут через пятнадцать, проходя мимо губэповца, старший патруля сообщил  Виктору: «Он  из ваших».

Вот так новость! У Виктора сомнений не оставалось – за ним ведут наблюдение. Но кто заказал и почему? Взятки он никогда не брал и не давал — не с чего было, наездами на бизнес не занимался. Храпков был культурный мент, никогда не нарушал закон — себе дороже, потом отписывайся от начальства бумажками. Итак, службе собственной безопасности он точно не нужен – не их клиент. Тогда кому  понадобился губэповец  старший лейтенант Храпков?

Виктор размышлял: в принципе ничего незаконного по отношению к нему в таких  действиях не было. Когда-то Виктор подписал бумагу на ведение против себя оперативно-розыскных мероприятий.  Но в  начале карьеры ему было понятно, почему  его проверяли. Он понимал:  первое время всегда проверяют тщательно и не раз, а потом – редко, по поводу и  ради профилактики.

Поезд подходил к Белорусскому вокзалу. Храпков знал, как только электричка остановится,  он уйдет от «топтуна» через пару станций метро.

Так и случилось, переходя из вагона в другой, меняя поезда на встречные, быстро преодолевая переходы в метро, старший оперуполномоченный  ГУБЭП старший лейтенант милиции Храпков легко отделался  от «хвоста». И затем, поняв, что желаемое достигнуто и он свободен, Храпков  решил заехать к своей новой знакомой Ирине — симпатичной студентке из МАИ.

***

Генерал-майор милиции Ибрагим Султанович Каменков был не в духе – только что из Администрации Президента ему  позвонили и сообщили, что лично к нему появились  вопросы. Голос четко выделил с хрипотцей слова «по линии Олега Ильича». Вопросы. Это слово прозвучало с двойным смыслом и означало как «проблемы».  У Ибрагима Султановича перехватило дыхание: кто не знал имени и отчества  Генерального прокурора Российской Федерации Олега Ильича?! Это был тревожный сигнал.  Конечно же, Генпрокурору он, рядовой милицейский генерал,  малоизвестен, а может и совсем не известен и не нужен. Спасибо Петру Харитоновичу из Администрации Президента, что позвонил и сообщил.  Нет, все же не зря Ибрагим Султанович  рассадил в  ключевых ведомствах своих доверенных людей. Теперь и результат есть. Система заработала. Тут бы радоваться, да нечему. Что ждет его? Расследование? Но по какому поводу? Или звонок этот  родился на основе слухов и наветов?  Не бойся – еще и не такие дела заваливали! – сказал сам себе с иронией Ибрагим Султанович. А Петр Харитонович оказался человеком! Не зря генерал  долго пристраивал его в Администрацию, а потом всячески помогал в мелочах и по крупному вписаться в этот высший госорган страны.

Петр Харитонович преданно отрабатывал свой хлеб в Администрации, понимая, что лучше уж ходить по ковровым дорожкам, чем по  валежнику на лесоповалах. А в места отдаленные  он чуть не угодил, по крайней мере,  вполне мог угодить, если бы ни майор  Каменков. От мыслей о лесоповале Петр Харитонович  тогда ежился. Былое не давал забыть Ибрагим Султанович, который хоть изредка, но напоминал о себе, спасителе.

Петру Харитоновичу  не хотелось видеть даже во сне, как стоит он на лесоповале потный  и грязный от непосильной работы на опушке леса, как порошит снегом и ветром их стволы,  и как легко тает снег на его  казенной телогрейке. Теперь всего этого Петр Харитонович не представлял и не боялся. Он оказался даже в лучшей ситуации, чем милицейский генерал Каменков. Это пусть генерал боится,  у них там начали борьбу с оборотнями, размышлял Петр Харитонович.

Да, были времена, когда Каменков его выручил,  иногда рассуждал на эту тему Петр Харитонович. Но  те времена быльем поросли – срок давности прошел. Да, десять лет назад он нарушил закон, но майор  Каменков  сумел ловко прикрыть дело за недоказанностью. Взамен Петр Харитонович, конечно же, дал денег Каменкову и не раз, а еще – согласился  работать на органы и соответственно лично на Каменкова.

Петр Харитонович сделал выводы и решил впредь учиться  на чужих ошибках, не допуская своих. В конечном итоге, его грехи невольно помогли ему, он спокойно делал двойную карьеру -   агента Каменкова и госслужащего высокого ранга, фактически сравнявшись в звании и служебном положении со своим шефом. Петр Харитонович преуспевал: построил трехэтажную дачку, купил квартиру на Арбате. Все, как он считал,  было законно, так как жена числилась в коммерсантах. Вечерами и в выходные дни Петр Харитонович помогал супруге подсчитывать барыши и выстраивать дальнейшую стратегию бизнеса.

В последние годы Петр Харитонович  сделал вывод, что ему даже выгоден такой союз милицейского генерала и сотрудника аппарата администрации Президента. Вместе они были силой!  Уже давно у него ушло из сознания, что когда-то  был фактически личным агентом набиравшего тайную власть,  милицейского генерала.  Как-то Петр Харитонович увидел в Администрации Президента человека, которого когда-то сам же сдал Каменкову за преступление. Было это   лет пять   назад. Того человека, как справедливо считал Петр Харитонович, надо было точно посадить за  невозвращение из-за рубежа  миллионов долларов. Ан нет, казнокрад оказался на свободе.

После этой встречи  Петр Харитонович  перестал удивляться тайным пружинам  хитродействий Каменкова и даже подружился с ним по-особому душевно. Они нынче были на равных – бывшие резидент и агент. Информацией делились  обоюдно.

Ничего лишнего Петр Харитонович не спрашивал, оказывая генералу  необходимые услуги, в том числе и хозяйственного характера. Петр Харитонович и Ибрагим Султанович  перешли как бы в новое качество – деловых партнеров. Так сформировался  союз профессионалов, который в первую очередь не забывал  о себе любимых…

***

Еще до звонка Петра Харитоновича у генерала Каменкова планировалось служебное совещание. Как заместитель начальника милицейского Главка он раз в квартал подводил итоги работы,  заслушивал курируемых им руководителей отделов и оперативно-розыскных частей.  Однако все возраставшее смутное ощущение  тревоги после разговора с Петром Харитоновичем резко поменяло его планы.  Высокий, с залысинами лоб Каменкова за пару минут во время разговора побагровел, а испарина покрыла его так, что  воротник свежевыглаженной белой рубашки стал мокреть. Информация настолько поддавливала его милицейско-генеральскую душу, что Каменков тут же решился действовать. Он набрал номер местного телефона  и приказал:

- Валерий Юрьевич,  заслушивание пусть проведет Малахов или Макаров. Я убыл  в Администрацию. Президента.

Тихое шарканье шагов по ковровым дорожкам Администрации Президента немного успокоило душевные переживания генерала. Каменков в этом здании на Старой площади бывал регулярно. Обычно с  ним раскланивались обитатели коридоров. И это тешило генеральское самолюбие. Но сегодня мимо него вдруг как-то неловко отвернув взгляд, прошагал с пухлыми набитыми бумагами папками давно знакомый руководящий сотрудник кадрового главка  Администрации.

Показалось или случайность?

В этом желтом кремлевском здании, как знал генерал,  даже жесты и намеки не бывают случайными. Ибрагим Султанович еще  проворнее поспешил к кабинету Петра Харитоновича.  Спокойствие с каждым шагом стало оставлять его. Душевные силы падали  куда-то в пустоту, как ведро в  бездонный колодец – но дна все не было.

Петр Харитонович встретил партнера с выжидающей  полуулыбкой, вскользь, будто не о Каменкове, сообщил:

- Генпрокуратура должна возбудить два уголовных дела, в том числе по вашему ведомству и по Федеральной службе налоговой полиции.  По материалам ФСБ. Проверяются  сигналы о том, что ваши люди выполняли  заказные уголовные дела.

- Да ты что, Харитоныч,-  взорвался Каменков. Он словно стремился выбрать из себя все то волнение, которое захлестывало его несколько часов подряд, -  Какие мои люди? Какие дела? Какие сигналы? Мы дела не возбуждаем и не прекращаем. Наш главк оперативный. Ты это понимаешь? Мы не Следствие и не прокуратура. Мы – орган дознания и только готовим оперативные материалы для  следствия!

Петр Харитонович и без того был взволнован. А тут еще крик генерала –  в такие минуты он боялся этого голоса, невольно припоминая первую встречу еще с майором Каменковым. Дрожащей  рукой Петр Харитонович машинально как-то по-новому попытался разложить конфетки и сушки в хрустальной вазочке для гостей. Не получалось.

Петр Харитонович знал, что Каменков в гневе быстро отходчив и тогда можно будет объясниться. Он сказал генералу:

- Дело мое  маленькое, я сообщил, а вы,  генерал, выводы делайте сами, кто для вас друг, а кто  враг! Вам  чаю, как обычно или сахар в прикуску будешь? А,  может, что покрепче?

- Некогда! Ты со своим чаем…Позже. Ну ладно, извини, что взорвался. Спасибо за информацию. Пока! -  бросил генерал и,  по-хозяйски закрыв дверь, вышел из кабинета Петра Харитоновича, не зная в какую сторону  теперь податься. Мать их!

***

Оперуполномоченный  старший лейтенант Виктор Храпков нажал на кнопку звонка, но никто не отвечал.  То ли звонок не работал. Но дверь, по-видимому,  от сквозняка вдруг скрипнула и приоткрылась. Сквозь щель показался неяркий  свет, пробивавшийся из кухни. Что-то недоброе вдруг почувствовал молодой оперативник в  тишине квартиры. Какая-то тень качнулась. Над его ухом со спины садануло чужим  дыханием и одновременно жгучей болью резануло по голове. Что из этих действий случилось раньше, Храпков не осознал, так как стал падать, цепляя верхнюю одежду с вешалки на входе. Яркий всплеск света, словно искры в глазах, а дальше -  темнота и звенящая тишина,  долгая,  в которой он вдруг услышал  голоса. Отрывки слов  нарастали  издалека. Неясные звуки. Кто-то говорил   по телефону:

- С этим  что делать? Так он же сдохнет, лучше бы сразу…Хорошо, не буду! Хорошо,  а что передать Петровичу? Понял. Будет сделано!

Храпков пробудился, глаза решил не открывать, пытался сообразить, что ему ожидать? Если это просто бандиты, можно попытаться договориться, сказать, что у него есть деньги. Он знал: когда  понадобится, найдутся спонсоры, которые выручат, отдадут баксы ради того, чтобы он жил. Ведь был такой случай с оперативником из другого отдела, тогда его выкупали у чеченцев.

Если удастся,  размышлял Храпков, надо попытаться  узнать, кто его захватил.  Сразу не убили – еще нужен. И  Виктор усмехнулся от такой невеселой мысли.

- Ага, гад,  мало тебе рожу разбил.   Лыбится! – рыжая рука дернула  Храпкова за волосы так больно, что захотелось крикнуть этой обезьяне, что-то мерзкое. Но Виктор сдержался, теперь главное — спокойствие. Надо понять, кто и почему…  Виктор посмотрел снизу вверх на склонившуюся физиономию. Бандитская харя, чем-то похожая на гориллу из американского фильма, к тому же рыжая. Высокий, ростом не меньше двух  метров. А может, ему просто кажется, когда лежишь на полу, то все вокруг тебя становится выше. А эту гориллу легко будет  впоследствии опознать.

- Пить дай, – сплевывая на пол кровь из разбитой губы попросил Храпков. Он таким образом хотел решить сразу две проблемы – оттянуть мучительные движения здоровой руки врага, а заодно решил, если сейчас ему принесут воду, значит не все так плохо, можно на что-то рассчитывать. Пить принес не  рыжий детина, а тот, знакомый по электричке паренек с короткой стрижкой и  белесым чубчиком.  У Виктора сжалось в груди. Как же так, свой, мент, и с бандитами:

-Гаденыш!

Пока Виктор жадно пил воду, в коридоре кто говорил, по всей видимости, в телефонную трубку:

- Откуда я знаю, там в Гепрокуратуре речь идет о каком-то  реакторе. Якобы продали его за рубеж, а на Западе теперь шум поднимают. Там не знают что делать –  скандал, если все выплывет! Хорошо, Ибрагим Султанович.

И дальше Храпков словно погрузился в пелену забытья, еле услышал, как над ним раздался  голос паренька из электрички: «Смотри, сознание теряет…» Храпков повторить про себя несколько раз прозвучавшее в телефонном разговоре имя «Ибрагим Султанович… Ибрагим Султанович…»  Где-то  он слышал эти имя и отчество. Где?

А в это время паренек-мент, тот, что с электрички,  склонился над ним и громко обратился к кому-то:

- Профессор, помогите ему, становится хуже!

***

Профессор Пазегетти был в какой-то мере выдающимся в своем деле человеком. Он стал известен не только в столицах ряда стран, где его принимали как выдающееся светило, но и во многих городах России и СНГ. Все потому, что  шестидесятилетний Антонио имел  в молодости особый дар — психологически воздействовать на людей. В Италии его едва за это не упрятали за решетку. На одном из итальянских курортов он прославился своими сеансами психологической разгрузки, снимал с людей заклинания, порчу. Особенно ему понравились  так называемые «новые русские» – богатые россияне, которые могли тратить деньги в любых количествах. Но это были разовые услуги. Антонио повезло в том смысле, что он еще в юности получил доступ к кладезю религиозных знаний, к закрытой церковной библиотеке. Он родился в небольшой деревушке в Италии, получил образование в университете в Милане и до 33 лет благополучно служил в лоне католической церкви, пока не решил отдаться утехам светской жизни. Оставил церковь, женился и  ради заработков стал консультировать отдыхающих туристов как психолог.

В Италии Пазегетти  создавал различные структуры, через которые прославился как начинающий психолог, а в конце 90-х годов полиция Италии  и министерство внутренних дел этой страны внесли науку, которую проповедовал Пазегетти в список опасных культов страны. Вот тогда и повезло будущему светиле в первый раз. Он встретил на своем пути русскую женщину-психолога, которая и  заинтересовалась итальянцем-красавцем для своего возраста, настырным в психологии и абсолютно не знавшем при этом основы этой самой  психологии. Этакий финт ушами: если я не знаю традиционную психологию, то могу создать ее новую ветвь — научную школу профессор называл  в честь себя, Пазегетти.

Элла влюбилась  в итальянца по уши, он умел представить о себе приятное впечатление как о мужчине, к тому же обладающем сильным психологическим воздействием.

- Поедемте со мною в Россию! – Много раз умоляла Эллочка профессора Пазегетти. И он сдался. Ему нравились русские женщины и заработки, которые он имел от новых русских богачей. К тому времени, как итальянское светило оказалось в Санкт-Петербурге, он уже поднаторел на психологических сеансах, которые проводил одновременно с большим числом зевак из России. Для этого помощники снимали зал. Он, а вернее Эллочка, оплачивал сеанс психологической игры. В зале располагалась необходимая музыкальная и звуковая аппаратура, которой молодые музыканты разогревали публику.

В момент, когда профессор  входил в контакт с залом, публика уже рычала, стонала, вступала в раж в готовности вознести знаменитого профессора  к небесам.  Профессор был моден в околонаучных кругах.

Пазегетти не скупился на слова, из него так и сыпалось:«…наркомания есть не что иное, как попытка проникнуть в психическую чувственность матери; СПИД – претензия на патологическое первенство в материнской душе; … преступность – потребность выделиться, чтобы добиться от матери глубокого понимания и прощения».

Эллочка вздыхала от счастья, переводя малопонятные даже ей, кандидату психологических наук, слова о происхождении некоего монитора отклонения, который  может быть связан с привнесением жизни некоей внеземной цивилизации на почву церебральных процессов человечества посредством спекулярной рефлексии. Эти научные выражения ей были незнакомы, но ее удивляли,  вдохновляли, и, как всю публику,  вводили в транс до такой степени, что уже вечерами в постели при свечах, она, выдавая оргические вздохи, спрашивала своего милого итальянца, прижимаясь к его покрытой густой проседью  груди:

- Милый, ты все умеешь, ты такой умница, давай навсегда переедем  в Петербург, здесь белые ночи,  тебя хорошо принимают. Мы запишем твои выступления и сделаем на их основе курс лекций в нашем университете, там мы будем с тобой зарабатывать, преподавать. Я помогу тебе выучить русский язык, ты будешь хорошо зарабатывать.

Антонио нежно обнимал ворковавшую ему на непонятном ему языке будущую супругу и засыпал с ней. Она была моложе его нынешней жены на 20 лет. Она так хорошо обещала ему, что Антонио решил рискнуть и остаться на несколько лет в России.

Спустя два-три года Антонио стал завсегдатаем питерских компаний, его везде звали. Его грубый русский язык с  итальянским акцентом, который все время поправляла Эллочка, даже помогал   профессору. Он прославился своими сеансами раскрепощения, благо, что Эллочка помогала во всем. Плюс к этому в дело шли странные микстурки, удобренные травками необычайного свойства

Она и пристроила Антонио в университет читать свой необычный курс лекций про понтопсихологию. Умные люди, бывавшие на таких лекциях, не знали, что и подумать о том бреде, который рождался в воспаляющемся во время лекций мозгу итальянца.

Эллочка помогла Пазегетти записать все его выступления, чтобы сформировать курса лекций. Она и подсказала профессору, не имевшему научных степеней, что лекции эти можно продавать студентам как  Учебник  понтопсихологии.

Еще через год в Санкт-Петербурге и ряде других городов были открыты кафедры понтопсихологии. Студенты вузов стали  обучаться по учебникам, выпущенным издательской фирмой, созданной все тем же Пазегетти при поддержке Эллочки, ставшей к тому времени заведующей кафедры в Санкт-Петербурге.

Предмет их околонаучных лекций для предпринимателей  с идеей «понто Ин-се и монитор отклонения» всколыхнул Петербург и крупные города.  Это стало модно. Понто Ин-се как  “начало всего живого” помогло Антонио быстро обогатиться.

Две  тысячи долларов за пару лекций с каждого бизнесмена, плюс к этому работа с молодыми предпринимателями на уровне психологического контакта, когда Антонио мог плести на лекциях любую чушь. Например:  …«мать растит ребенка для компенсации собственных потребностей и не более того». Эллочка пыталась удивиться, почему Антонио так плохо  относится к своей матери. И почему  ее друг  позволяет  перенести свой негатив на всех матерей? Но Антонио уже научился отвечать ей по-русски: «Отстань!» Возможно, он и догадывался, почему так Эллочка интересовалась проблемой материнских отношений, она хотела от этого бурного итальянца ребенка. Но Пазегетти рассматривал ее лишь как своего партнера, через которого решал проблемы в России. Как женщина Эллочка его также устраивала, но все меньше, так как в среде  его учеников-бизнесменов оказались привлекательные особы женского пола. И Антонио перешел на новый уровень понтопсихологических контактов с  богатыми симпатичными особами.

В средствах массовой информации к тому времени все больше  стало появляться информации о разрушенных итальянцем  человеческих судьбах, в том числе не только в России.

В Украине под эгидой  одной из местных Епархий православной церкви с привлечением религиозных общин города и психологов был проведен брифинг, посвященный опасности для граждан понтопсихологического культа Пазегетти, где вполне официально было заявлено, что он разрушает традиционное мировоззрение. Люди, пострадавшие от учения, лечились в больницах.

А декан факультета психологии из Сибири, узнав, что Пазегетти пытается открыть представительство в их регионе, открыто выступил с обращением к гражданам, в котором  предупредил  о грозящей опасности от участия людей в деятельности школы Пазегетти: «Используя психологические уловки, Пазегетти получает доступ к деньгам богатых адептов и безжалостно высасывает их».

Настоящий  ученый, неравнодушный человек, гражданин, заботящийся о своих соотечественниках, пострадавших от сеансов «понтопсихологии» закончил тем, что его тело нашли на помойке.

Эллочка и сама удивлялась, как удается Пазегетти одурачивать  народ. Она изучила все, что связано с ее итальянцем и была поражена: академических и ученых степеней Пазегетти не получал и не имел. Указанное в биографии определение «доктор» обозначает в Италии наличие высшего образования, а не ученую степень, что подтверждается окончанием Антонио  Миланского университета и получением диплома о высшем образовании. Звание академика  было присвоено ее своенравному итальянцу  одной из общественных организаций, учрежденных гражданами России, которая арендовала  помещение площадью менее 20 кв.м. в здании в столице. Коллегами ее Антонио по  академии являются бизнесмены, бывшие чиновники, а также осужденный за мошенничество Григорий Грабовой, который якобы воскрешал умерших собственной смертью.

Она пыталась осторожно подсказывать Антонио, чтобы вел себя тише, тем более что один из научных журналов с подачи его соперников — психологов советского периода разразился коллективным письмом в адрес руководства страны. Особенно Эллочку смутили слова, что   «за пределами России Пазегетти  ученым не признают, его исследования подвергаются резкой критике как псевдонаучные. Он не входит ни в одно научное психологическое сообщество в мире».

***

Надо что-то делать, что-то делать иногда восклицала Элла и не знала что.  Шли годы. Скандалы вокруг Пазегетти рассасывались, словно пятна после пиявки, придавали Антонио новых сил, и теперь Элла уже боялась сама психологического воздействия на себя Антонио, понимая, что он может все! Он действительно был талантлив, обладал элементами гипноза. В сочетании с лекарствами это был сильнодействующий элексир психологического воздействия – словом – понтопсихология в действии.  Но страсть к деньгам губила его сакральное «Я». И хотя к нему все чаще обращались самые известные люди двух столиц, Антонио  стал практиковать лечение индивидуальное, оказывать услуги на дому, в том числе криминальным авторитетам и их женам, любовницам и прочим чадам. Таким образом, и оказался известный итальянский профессор в квартире, где на полу лежал оперативник  Виктор Храпков.