ФИЛОСОФИЯ СМУТЫ

Некоторые аспекты идеологической предопределённости

появления Лжедмитрия

В период работы над романом «Кривоустовы» мне довелось перелопатить превеликое множество литературы и всевозможных справочников. Уж кто его знает, насколько продуктивным являлся этот труд! Быть может, роман оказался перегруженным различными отступлениями от основной сюжетной линии, а с другой стороны, эти отступления обогатили его… Хочется верить, что вторая версия точнее.

Но вот о чём хочется сказать. Мне показались очень интересными некоторые философские воззрения, большинство из которых в прямом виде в роман не вошло. Однако чем-то они меня зацепили. И вполне возможно, окажут влияние на героев романа в его последующих частях.

А пока – что показалось любопытным. И о чём хотелось бы высказать свои мысли.

Скажем, воззрения Ансельма Кентерберийского, теолога-схоласта XI-XII веков. Прежде всего, приходится признаться вот в чём. Я считаю одной из величайших художественных книг человечества «Имя розы» Умберто Эко. И питаю слабость к именам, по нашим понятиям экзотическим, которые встречаются в романе сеньора Умберто. Цепочка трагических событий в том романе начинается как раз с гибели Ансельма; с этого же имени начинаются и мои записки. Смешно, наверное, и глупо…

Так вот,  Ансельм Кентерберийский. Его символ веры можно выразить предельно кратко: я верую потому, что так проще. То есть достаточно веровать, принять существующий порядок вещей совершенным, логически доказывать то, что реально имело место, а не углублённо размышлять о глубинной сущности бытия… По сути, как мы, решая задачки по математике, подсматривали ответ, и потом подгоняли алгоритм решения под него.

В романе «Кривоустовы» такой мотив также имеется.

(Здесь и далее курсивом выделены отрывки из романа «Кривоустовы»).

«- Знаешь, Логша, что я самое главное понял, пока в полоне был?.. – задумчиво спросил Тит. Ответа ждать не стал, продолжил. – Я теперь доподлинно знаю, что такое есть самый страшный грех. Терять веру – вот истинный грех. Но не ту веру, как мы обычно думаем, нет. Нельзя веру в божью милость терять! Даже когда ничего тебе уже, кажется… Ну, ничего хорошего ждать не придётся. Когда вокруг всё без просвета. Когда кажется, что хоть в петлю!.. Вот тут только утрать веру – и всё тебе, конец пришёл. Или забьют тебя басурманы те, или сам руки на себя наложишь… Утратил веру – тут птичке и пропасть!.. А ты – верь, етить тебе в печёнку! Всему наперекор, разуму своему вопреки…Понимаешь? Душой – наперекор разуму, но чтобы вера истинная!..  Вот тогда непременно выживешь, вот тогда вырвешься. Выживешь. Вот тогда чего-то добьёшься. Потому что господь, святой угодник Никола обязательно пошлют каждому возможность преодолеть любую напасть, самую даже лютую, самую етить твою в печёнку! И только ежели вера истинная в тебе есть, ты этой возможностью сумеешь попользоваться.

Мы ведь не знаем, зачем нам посылает господь испытание. Может, только чтобы убедиться, кто из нас не утратит веру в него, в его милость. А может напротив, чтобы каждый из нас сам убедился, чего он стоит в этом мире, и не роптал потом на несправедливость господня суда… Вот кто разуверится, роптать начнёт, тот и примет погибель. Ну а кто от испытания в вере только укрепится – тому он, господь, и поможет… Три года, покуда я этого не понимал, и провёл у басурман. Овец пас, дрова колол, кизяк собирал – дерьмо по-нашему, только пересохшее… И побои терпел, етить его… Смерти просил у господа. А потом вдруг понял, что если веришь, то не смерти, а избавления просить надо. И верить, что придёт избавление. И как уверовал в это – так оно и пришло, вызволение, ты его принёс!..»

В общем-то, если разобраться, с точки зрения теологии как раз вера, которая не имеет сомнений, и хороша!

Ещё дальше пошёл Мелисс Самосский, древнегреческий философ, который считал, что познание Бога вообще невозможно, потому и говорить о нём нечего!

А вот воззрения уже совсем иного рода. Французский мыслитель XVI века Жан Боден. Современник Ивана Грозного и Елизаветы Английской, также казнившей тысячи и тысячи своих соотечественников, социолог времён инквизиции, он отрицал божественное происхождение власти, и признавал право народа на убийство тирана. Корень политических переворотов он видел в имущественном неравенстве в обществе.  Это – за два с половиной века до Великой Французской революции!

Боден умер в 1596 году, всего за четыре года до неудачной попытки выступления братьев Романовых против Бориса Годунова, с которого, с выступления, собственно и начинается бунтарская эпопея Григория Отрепьева. Да и мой роман, по сути, также. Известно, что в период похода во главе польско-казачьего войска на Москву Лжедмитрий занимался изучением различных наук, в том числе и философии. Кто его знает, быть может, знакомился и с трудами Бодена, например, читал «Шесть книг о республике» или «Диалог семи человек». Если это так, многие воззрения французского философа должны бы ему глянуться – потому что они оправдывали борьбу против Годунова.

«Нежданная эта мысль поразила Анфиногена. Его младший братишка, которого он по-прежнему не принимал всерьёз, МОГ принимать участие в заговоре! Тихий, незлобивый юноша, с малолетства не проявлявший склонности к бунтарству, к тайным проискам, вообще к тому, чтобы хоть кому-то причинить беду!..

Во всей полноте Анфиноген вдруг осознал истину, которая уже бродила у него в голове, о чём в той или иной форме говорили уже многие, а вот так чётко сформировалась лишь сейчас.

Простой человек, пусть даже и столбовой дворянин, не мог бы даже помыслить хорошо или плохо относиться к тому же Иоанну Грозному, например, или даже к болезненному и слабому сыну его  Фёдору Иоанновичу. Они вели родословную от Рюрика – и этим сказано всё! Рюриковичи пребывали  в нашем грешном мире словно как в неком совершенно ином качестве, они не являлись людьми в общепривычном смысле этого слова – они служили в Русской земле представителями рода, который ниспослал на земную твердь сам господь, чтобы держать в своих руках государство Московское! То были цари от бога, цари по самому праву своего рождения, и, соответственно, не подлежали людскому осуждению.

Их можно было ненавидеть – но о том, чтобы сместить с трона, о том не могло идти и речи!

А Самозванец – уже совсем иное дело! К нему уже по обстоятельствам восшествия на престол можно относиться иначе, питать какие-то чувства как к простому человеку, всего лишь совокупностью событий оказавшемуся на троне московского царства. Он уже не от Бога – от людей!

Вот это изменение отношения народа к царю как к посланнику Господа – именно это делало положение Лжедмитрия столь шатким.

Если уж Сашка, побег от древа Кривоустовых, рода царепослушного и богобоязненного, никогда не примыкавший ни к каким заговорам, если уж Сашка, лишённый таких качеств, как авантюризм и интриганство, может позволить себе не любить государя, если он может оказаться причастным к заговору – это очень тревожный сигнал!»

Интересный факт. На протяжении истории неоднократно осуществлялись попытки примирения различных религий, объединения их… В самом деле, не вдаваясь в теологию, просто констатируем: иудаизм, все ветви христианства, ислам – все они признают Единого Бога, то есть по данному пункту у них противоречия нет. Соответственно, теоретически существует и идеологическая, принципиальная основа для примирения, даже слияния их всех в единый поток.

Но – только теоретически! Потому что в каждой религии – свои пророки, своя трактовка, свои нормы восприятия Истины.

Так вот, время от времени появлялись философы, которые пытались эти противоречия преодолеть. Как правило, на них со всех сторон обрушивались все ортодоксы своих религий. Абсурд, но примирения церквей не желает никто – каждый стремится к тому, чтобы подчинить другую веру своей! Даже на уровне религий их адепты не желают мира – все стремятся к подчинению, к покорению, к тому, чтобы привести инакомыслящих к покорности.

В этом отношении интересна судьба философа XII века по имени Моше бен Маймон, больше известного как Маймонид. Будучи евреем, он из-за конфликта с единоверцами вынужден был уехать из Испании и, после долгих мытарств оказался при дворе легендарного египетского султана Салах-ад-дина. Служил там в качестве лейб-медика, и параллельно занимался вопросами философии (понимаю, что «заниматься вопросами философии» звучит коряво, да вот не смог лучше сформулировать). И в главной книге жизни Маймонида «Путеводитель колеблющихся» (не правда ли, многозначительное название?) автор пытается синтезировать Аристотеля, Библию, Ибн Сину, Фараби…  За что, вполне естественно, на философа ополчились иудеи, и даже пытались привлечь к «разборкам» инквизицию…

Для героев романа «Кривоустовы» ислам, разумеется – басурманская вера, и отношение к ней вполне соответствующее. А вот о примирении с католицизмом и протестанцизмом по меньшей мере двое из братьев задумываются: Анфиноген и Александр. Оставаясь на позициях, естественно, православия, они всерьёз размышляют, что было бы правильно, если бы христианским церквам удалось бы замириться между собой. Но вот ведь, как уже говорилось выше, мира не получалось – снаряжая того же Лжедмитрия в поход на Москву, агенты Рима настаивали именно на окатоличевании царства. В крайнем случае, на униатстве, но под патронажем всё же Папы Римского. А потому как ни привлекательны казались братьям некоторые особенности западного образа жизни, а от веры отцов отступаться они не могли.

«Зачем люди убивают друг друга? Вот раненый им Ашук – пусть он неверный, поклоняется своему Аллаху, но ведь от этого он не перестаёт оставаться хорошим человеком! И разве среди верующих в Христа мало плохих людей?.. Выходит, вовсе не за веру человек убивает человека. А за что?.. Не мог ответить Логвин себе на этот, казалось бы, совсем простой вопрос.»

Опять же, неизвестно, был ли знаком Лжедмитрий с трудами Максима Грека. Но то, что пытался следовать по предложенному просветителем пути, это несомненно.

Максим Грек родом происходил, как явствует из его прозвища, с Пелопоннеса. Его пригласил в Россию Василий III, и поначалу философ с воодушевлением занимался делом, ради которого и приехал – переводил на русский язык религиозные и философские трактаты. Именно он первым в России высказал идею просвещённого абсолютизма, ратовал за распространение образования, именно он выступил с идеей нестяжательства, именно он заложил основы русской грамматики…

Однако в конце концов он впал в немилость, как у светских властей, так и духовных. Причина очевидна: Максим выступал за проведение в стране реформ, против того, чтобы церковь накапливала богатства. Это тем более удивительно, что в молодости он во Флоренции заслушивался проповедями доминиканского священника, а представители этого ордена как раз являлись сторонниками церкви богатой… Впрочем, кто из нас в течение жизни не пересматривал свои воззрения?..

Короче говоря, впал Максим в немилость, и оказался сосланным в монастырь, на суровых условиях. Некоторое время ему даже запрещалось читать и писать, правда, потом условия смягчили…

Так вот. Одним из представителей русской знати, который посещал кружок Максима Грека, был Иван Берсень-Беклемишев. Правда, Иван Никитич выступал как раз против новаций, но сблизились они на почве недовольства политикой Великого князя. Берсень неоднократно пытался выговаривать государю, в чём считает того неправым. Василий Иванович таких советчиков не особо жаловал, и в конце концов прогнал Беклемишева от себя прочь. Тот и оказался в оппозиции. Когда начался процесс над Максимом Греком, философ своих «кружковцев» «сдал» дознавателям, рассказал, кто и что про государя говорил. Берсень пытался запираться, но на очной ставке Максим его изобличил, после чего царедворец признал свою вину, и в 1525 году оказался на плахе.

И этот строптивый характер, склонность к правдоискательству у Беклемишевых оказалась наследственной. Из этого рода происходила и мать Дмитрия Пожарского, которая передала часть своей строптивости сыну. При Борисе Годунове Дмитрий Михайлович неоднократно оказывался в опале, которую отбывал, в частности, в своей усадьбе, которая располагалась ныне в черте Москвы, в Медведково, у впадения речки Чермянки в Яузу. Церковь, которая там стоит и поныне – Пожарского творение.

А Мария Пожарская, мать Дмитрия, служила сначала комнатной боярыней при юной Ксении Годуновой, а потом при её матери, Марии Григорьевне, жене Бориса Годунова и дочери Малюты Скуратова. Вот как переплелось всё!..

Хотя я немного отвлёкся. Итак, Максим Грек выступал за просветительскую деятельность в России. Он считал, что не всё в жизни предопределено, что у каждого человека имеется свобода воли, каждый сам определяет, как ему жить, выбирает между добром и злом.

И едва ли не первый в России он заговорил о том, что и царская власть должна быть хоть чем-то ограниченна.

«Что такое царская должность? Это ведь не некая синекура, не синоним блаженного ничегонеделания, не само по себе удобное восседание на троне, да в окружении бояр, да с рындами по бокам. Это осознание ответственности перед Богом, перед народом, перед историей, перед предками своими, перед потомками, перед самим собой – за надлежащее сохранение вверенного промыслом Господним государства, за исполнение обязанностей во имя достижения этой цели, за сохранение и приумножение благосостояния царства своего. Это тяжкий труд, возложенный на человека народом ли, Господом ли, самим ли Мирозданьем… И благо тому народу, той державе, во главе которой стоит человек, который осознаёт эту ответственность и которому этот тяжкий груз по плечу! Если же неподъёмным грузом давит его шапка Мономаха, если человек не понимает этой истины – горе той державе, беда тому народу! За слабость и неразумие правителя всегда и всюду расхлёбываться приходится простому люду – такая вот закономерность.»