БЕРКОВА Нина Матвеевна

С Ниной Матвеевной меня году примерно в 95-м познакомил Евгений Грязнов, поэт и журналист, в то время сотрудник журнала «Милиция». И она сразу произвела на меня огромное впечатление. Потом мы с ней подружились – насколько это слово подходит для людей разного пола и столь значительной разницы в возрасте.

Нина Матвеевна жизнь прожила долгую и интересную. Во время войны она проживала в Грузии, в Тбилиси, работала в военном госпитале. Молодая и красивая, она провожала на вокзал излеченных от ран солдат.

Не думаю, что это было некое официальное указание руководства. Так что рассказываю об этом со слов самой Нины Матвеевны. Солдаты после госпиталя в абсолютном своем большинстве отправлялись обратно на фронт. Вот в госпитале и решили, чтобы солдат на вокзал провожала девушка, чтобы стояла на перроне и махала ему платочком, чтобы символом она была, что ли, что ждут его дома… В общем, провожала!

Многие писали ей потом, уже с фронта.

Немного отвлечёмся. Да, бывало, что излеченных воинов отправляли для окончательной поправки домой. Но это случалось нечасто. Большинство солдат тут же отправлялось обратно на фронт. Наверное, это неправильно. Недавно я узнал о таком факте. В годы мировых войн в германской армии обязательно полагались ежегодные отпуска. Появляясь дома, солдат… как бы это сказать… В общем, рождаемость во время войны конечно же снижалась, но всё же  не слишком резко. Во всяком случае, таких зияющих демографических провалов, как у нас, в Германии не было. Наверное, если бы в Красной армии отпуск после ранения являлся обязательным, с точки зрения демографии это имело бы положительный эффект.

После войны стала Нина Матвеевна публицистом, писателем… И только через некоторое время нашла своё истинное призвание. А именно – быть литературным редактором.

- Лучше быть хорошим редактором, чем плохим писателем, – высказала она своё кредо.

Я не знаю, каким она стала бы писателем. Но редактор из неё получился замечательный. Требовательный и в то же время очень благожелательный, скрупулёзный и одновременно щадящий авторское самолюбие… Да, иной раз она не хотела воспринимать некоторые языковые новации. Ну да только идеальных-то людей вовсе не бывает! И с другой стороны, язык и должен быть консервативным, и должны обязательно быть люди, которые стоят на страже лингвистических канонов культуры народа!

Потому вполне закономерно, что оказаться в числе тех, чьи произведения Нина Матвеевна бралась редактировать, было великой честью. Даже не честью, а удачей, основанной на признании с её стороны того, что произведение действительно состоялось.

Нина Матвеевна рассказывала, что редактировала таких выдающихся авторов, как братья Стругацкие, Иван Ефремов, некоторых известных мастеров детектива… Квартира её буквально ломилась от книг. В комнатах стояли шкафы, в коридоре по стенам тянулись книжные полки… Книг у неё имелось – многие тысячи и тысячи! Причём, абсолютное большинство из них – с дарственными надписями. Время от времени Нина Матвеевна устраивала акции, одну из которых помог ей устроить и я – она передавала часть своей библиотеки в военные госпитали.

И имелся у неё ещё потайной шкафчик, в котором она хранила самые-самые дорогие для себя работы самых дорогих для неё авторов. Горжусь, что удостоился чести заглянуть в него.

Так вот, именно благодаря Нине Матвеевне я научился в должной степени работать над словом. Учителя в этом сложном деле у меня имелись и до неё, и после. Но такого обстоятельного и дотошного учителя не было. Иной раз на написанное стараюсь смотреть именно её глазами. И, что и говорить, понимаю, что как раз её-то взгляда иной раз ох как не хватает!

Как правило, публицист и писатель работают над своими произведениями в большей или меньшей степени интуитивно. В этом процессе огромную роль играют личная эрудиция и словарный запас автора. Однако только их как правило недостаточно для того, чтобы точно и правильно выразить свою мысль, т.е. расставить на места слова и знаки препинания. Потому получается, что когда готовую вещь читает другой человек, у него нередко возникают вопросы, что имел в виду автор в том или ином фрагменте. После того, как с рукописью работала Нина Матвеевна, таких фрагментов не оставалось.

…Мы садились с Ниной Матвеевной, она клала на стол рукопись… Когда я приносил ей папку, листочки были аккуратненькие, лежали один к одному… После того, как странички прошли через руки Нины Матвеевны, они в стопке лежали вкривь и вкось, некоторые измялись, погнулись… И были исчерканы. В общем, сразу было видно, что работа проделана большая.

Не могу сказать, что я всегда и во всём соглашался с Ниной Матвеевной. Но и спорил с ней исключительно редко. В конце концов, принимать критику, замечания или не принимать, вносить их в текст или не вносить – моё дело.  Так что спорил я редко. Однако мы проходили по всей рукописи, постранично. Именно постранично – правила она скрупулёзно, даже придирчиво. Если встречались фрагменты, где на 5-10 страницах не было ни одной её помарки, нашу «литмаму» это не то чтобы раздражало, но привносило ей какой-то дискомфорт. (Нина Матвеевна, кстати, очень любила, когда мы её называли «литмамой» – ей такое обращение льстило). К действующим лицам произведения она относилась как к реальным лицам, вполне серьёзно обсуждала их поступки, указывала места, где они, с точки зрения психологии и внутренней логики повествования, поступали не так, как должны поступить, требовала вставить объяснение нелогичных поступков…

Когда читаешь работы иных авторов, просто в глаза бросается, что своей Нины Матвеевны у них не было.

Уже несколько лет, как Нина Матвеевна Беркова оставила наш свет. И право же, я скучаю по ней.