ПРОСТО ПОМОЧЬ ЧЕЛОВЕКУ…

ПРОСТО?..

Вокруг темы благотворительности в стране сейчас идут нешуточные споры. В самом деле, в нашем обществе (а может и не только в нашем) отношение к такой деятельности более чем неоднозначное. Кто-то к благотворителям относится с благодарностью за все то доброе, что они делают для людей, нуждающихся в участии. Ну а кто-то – с нескрываемой неприязнью: нахапали, мол, а теперь свысока роняют неимущим какие-то крохи со своего барского стола…

Что тут скажешь? Как и все в подлунном мире, в деле благотворительности тоже нет однозначной простоты. Одно дело, если тугие пачки «зелени» расходуются на спонсирование безголосых длинноногих певичек. Ну а если заработанное идет на то, чтобы облегчить жизнь семье погибшего солдата, инвалиду Чечни?..

Чтобы получить компетентный комментарий об этой, столь специфической, сфере деятельности, журнал обратился к людям, которые осведомлены о ней не понаслышке. Итак, наши собеседники – председатель благотворительного Фонда помощи сотрудникам специальных подразделений силовых федеральных структур «Консул» Александр Порфиров и президент Московского областного общественного фонда помощи инвалидам «Восход» Владимир Лахин.

А.П.: - Начну с начала. Наш благотворительный фонд «Консул» изначально создавался при Отряде милиции особого назначения Московского уголовного розыска. Затем постепенно мы стали патронировать все силовые структуры федеральных органов. Работаем в содружестве с такими фондами, как «Восход», «Соратники», «Защитник» и другими, которые в своей деятельности имеют более конкретную направленность на отдельные министерства и федеральные ведомства. Кроме этого, в стране имеется еще немало благотворительных структур.

Наша справка. По данным Госкомстата, на сегодняшний день в России зарегистрировано 5456 благотворительных фондов и 1487 благотворительных организаций. При них функционирует около 1000 коммерческих структур, действующих в интересах благотворительности. Всего же, можно считать, что в стране существует до 40.000 организаций, прямо или косвенно участвующих в благотворительных программах. На осень 1999 года в общей сложности в них работало почти 2,5 млн. человек, то есть около двух процентов наших сограждан – это информация Центра развития демократии и прав человека. В 1996 году, по оценкам Британского благотворительного фонда CAF, совокупный бюджет всех некоммерческих организаций России составлял 300 млн. долларов; по последним данным он превышает 8 млрд. рублей. В прошлом году от них получили помощь более 31 млн. россиян, то есть примерно 13 процентов наших соотечественников.1).

1). Информация подготовлена членом Союза журналистов Москвы Евгением Водопьяновым.

В этих условиях Президент России Владимир Владимирович Путин высказал идею необходимости объединения усилий разрозненных благотворительных фондов в единую мощную структуру. Для того, чтобы охватить все силовые структуры и был создан Национальный военный фонд (НВФ). При этом подразумевается, что все частные благотворительные организации прекратят свою деятельность.

Вот тут-то и хочется немного поразмышлять. Слов нет, помогать людям, пострадавшим от войны, необходимо, причем, помнить не только о павших, но и о пострадавших в вооруженных конфликтах. У погибших остались семьи, причем, как правило юные вдовы и маленькие дети – на войне чаще гибнут молодые ребята. Вдовы нуждаются в трудоустройстве, социальной помощи, ребятишкам нужно учиться… Инвалидам необходимо поменять квартиру на первый этаж, дверь расширить, так как в стандартную не проходит инвалидная коляска, кому-то приходится переезжать из деревни в город, поближе к медицине… Государство самостоятельно все это сделать не в силах. Вот тут-то и проявляется необходимость в жертвователях. Да, в стране существуют крупные полугосударственные предприятия, типа «Лукойл» или «Газпром», которые на благотворительность перечисляют немалые средства. Вместе с тем, им абсолютно безразлично, кому персонально пойдет их помощь: отдали в общий котел – и все. И в то же время есть предприниматели среднего и нижнего уровня, которые хотят увидеть, на что конкретно пошли пожертвованные ими денежки? Другими словами, зачастую нужна адресность помощи!

В.Л.: - Вот тут-то и необходимы такие фонды, как «Консул», «Восход», «Соратники», «Защитник» и другие. Они как раз и обеспечивают эту адресность, они гарантируют, что жертвователь будет четко ведать, на что потрачены его средства, а получатель узнает, от кого персонально он эти средства получил. Скажем, если преуспевший житель Нижнего Новгорода хочет оказать помощь медицинским учреждениям своего города, ему абсолютно неинтересно, если его средства пойдут на развитие Академгородка в Новосибирске. Ну а Национальный военный фонд – структура государственная, следовательно, обезличенная. Любая укрупненность, глобализация в этом деле неизбежно ведет к потере адресности.

А. П.: - Национальный военный фонд обслуживает Министерство обороны, Министерство внутренних дел, Федеральную службу безопасности, Минюст и другие структуры, имеющие силовые подразделения, которые в мирное время воюют и теряют людей. К слову, всего таких структур в стране 13. К примеру, НВФ дает некую сумму, скажем, 10 миллионов, для пострадавших за последнюю неделю. Как этот фонд станет распоряжаться этой суммой?.. Тут-то и нужны мы, небольшие фонды, потому что именно мы напрямую работаем с людьми.

Скажем, у ветерана юбилей. Где взять деньги на букет цветов, коробку конфет? НВФ в таких делах не помощник, у него задачи глобальные. А «Консул» помочь может, он здесь, он рядом. Или кому-то нужен протез. Не громадная партия, а один-единственный, индивидуальный, для конкретного человека. И вновь нуждающийся обращается к нам. Национальный военный фонд до отдельного человека не дойдет. Он не может заниматься квартирой для каждого – выделит какую-то сумму для закупки жилья для инвалидов Чечни всего МВД и крутитесь как хотите. Таким образом, мы выступаем за то, чтобы вопросы благотворительности в стране решались в комплексе: как глобально, так и на уровне малых фондов.

Нам на это возражают: понаделали, мол, фондов, которые содержат одну семью и бьют себя в грудь. А я на это отвечаю: а что ж в этом плохого? Пусть содержат хоть одну, сколько средств хватает, коль государство не в силах социально обеспечить семьи павших… Говорят, что воровство у них, мол, процветает. Это глупость: если существует адресная помощь, то и контроль со стороны жертвователя осуществляется самый жесткий, следовательно, и утечки средств «налево» быть не может – тут все прозрачно… Еще: мол, мы оттягиваем средства от НВФ и тем самым распыляем их. Тоже чушь! У нас разные источники финансирования: НВФ получает средства от олигархов, а мы от бизнесменов средней руки; они занимаются крупными проектами, мы частными вопросами… Другими словами, у нас с Национальным военным фондом принципиальных противоречий нет, мы органично дополняем друг друга. И тем более непонятно, почему же нас нужно обязательно расформировывать.

Между тем, Национальный военный фонд наотрез отказывается сотрудничать с нами. Мы предлагаем им: будьте координаторами всего благотворительного движения! Скажем, на одной лестничной площадке живут две вдовы, чьи мужья погибли в той же Чечне… Сейчас такое нередко случается: город выделяет для семей пострадавших на войне дом или подъезд, квартиры и распределяют между вдовами… Так вот, вернемся к нашему примеру. Одной вдове помогает 5 фондов, другой ни одного. Это неправильно; так пусть НВФ и подскажет, как перераспределить помощь. Вот и получится: у вас будет стекаться информация о том, кто в чем нуждается, а мы станем информировать о том, что делаем и планируем сделать. Ну а вы подскажете нам, что и как сделать более целесообразно.

На практике же все получается иначе: возвращаемся к практике, когда, образно говоря, из Кремля командовали, что кому в каком регионе выделить. Скажем, помимо подоходного налога, ввели сейчас для всех единый социальный налог – 35,6 процента. Он распространяется в том числе и благотворительные структуры. Большую глупость трудно было придумать. Теперь любой человек, который желает выделить средства на конкретное благое дело, должен заплатить в казну дополнительно половину суммы пожертвования. Что ж это за благотворительная помощь? Мы обратились в Правительство, в Госдуму, везде обещали рассмотреть и исправить ситуацию – но когда это произойдет?

В.Л.: - Чтобы эффективно осуществлять благотворительную деятельность, Национальный военный фонд пошел по пути создания в регионах, в крупных городах своих филиалов. Представляете, насколько усложняется вся эта структура, насколько она становится громоздкой? Насколько сложным становится механизм получения и распределения благотворительных средств? Где-то в Тьмутаракани некто жертвует на что-то какую-то сумму, тамошний филиал об этом докладывает, в Москве информацию принимают к сведению, а потом решают, каким образом и на что эти деньги потратить… Но ведь и это еще не все. Формирующимся филиалам нужны помещения, за которые придется платить арендную плату, штаты…

А. П.: - В самом деле, ведь наши маленькие фонды действуют в значительной степени на общественных началах. У нас зарплату получает только президент, бухгалтер и кто-нибудь из заведующих отделами. Ну, плюс оплата телефонных переговоров – вот и все наши затраты.

В. Л.: - Хочу затронуть еще один аспект работы наших фондов. Мы сами все офицеры запаса, у нас среди военнослужащих и ветеранов очень много знакомых. Так что бывшие сослуживцы и их товарищи часто приходят к нам по самым разным вопросам. Кто-то оказался невостребованным – вот и приходят, пообщаться, посоветоваться, попросить подыскать работу… Другими словами, небольшие фонды для многих военных, как действующих, так и отставных, выполняют функции своего рода клубов. К неведомому дяде-чиновнику в НВФ просто пообщаться не пойдут – идут к нам. Кроме того, к нам поступают заявки от отставных военных, которые пошли в бизнес: подыщите нам начальника службы безопасности, начальника информационно-аналитического отдела… И мы подбираем, являясь, по сути, гарантами, что направляемый человек не подведет работодателя… А сколько к нам обращается военнослужащих, которые готовятся к увольнению в запас! И мы помогаем им обрести профессию, устраиваем на работу…

А. П.: - Большое место в работе фонда занимает работа с военнослужащими, пострадавшими при выполнении служебного долга. Государство посылает парня на войну. Его там покалечило, потерял он руку или ногу – стал инвалидом. Его доставляют в госпиталь, врачи делают все что надо. Национальный военный фонд покупает ему квартиру, протез… И все – забыли парня! В Министерстве обороны нет ни средств, ни штатов, чтобы заниматься с каждым инвалидом, да и НВФ до каждого дойти не может! У нас в стране не существует системы социальной адаптации людей, пострадавших в вооруженных конфликтах – а ведь впору уже целое Министерство социальной адаптации создавать! Но нам такая глобализация не нужна. На сегодняшний день у нас имеется 173 семьи, с которыми мы и работаем.

Наша справка. Фонд «Консул» ежемесячно выделяет пособия 173 семьям погибших сотрудников спецподразделений в размере 500 рублей каждой. 646 семей погибших на Северном Кавказе военнослужащих получили от Фонда по 25.000 рублей. Оказывалась разовая материальная благотворительная помощь свыше 2000 сотрудникам, военнослужащим и членам их семей на сумму более 20.000.000 рублей. Для 2500 детей сотрудников силовых министерств ежегодно проводятся благотворительные елки в ГЦКЗ «Россия». 181 курсант и слушатель высших учебных заведений силовых ведомств выплачиваются стипендии Фонда.

По пятницам работники Фонда ходят в госпитали, где лежат ребята, которые привезены сюда с Северного Кавказа. Особенно активно этим занимается Зырянова Елена Владимировна. Ведь молодому парню в госпитале нужна не глобальная помощь вообще – он нуждается в персональном участии, в том, чтобы его о чем-то спросили, чтобы с ним просто поговорили. Скажем, надо ему позвонить матери, а возможности для этого нет: у госпиталя для междугородных разговоров пациентов нет денег, а если раненый лежачий, то ему трубку нужно принести в постель… Ему хочется весточку отправить девушке, а у него рука не работает… Просить кого-то о помощи он стесняется, тем более, что все вокруг – либо такие же раненые, как и он, либо занятой другими проблемами медперсонал. Он лежит, смотрит в потолок и никому до него нет дела… Елена Владимировна рассказывала, что один из раненых сказал, что мечтает о том, чтобы… постричься. Они ведь, эти мальчишки, пережили такие стрессы, ну и возникают какие-то навязчивые идеи… Елена Владимировна поехала, нашла парикмахера, привезла в палату. Как стричь лежачего, обездвиженного человека? И долго это, и неудобно… Парикмахер, конечно, намучился; к тому же у него есть план, ему нужен заработок… Но надо отдать ему должное: все сделал отлично, юный инвалид едва не счастлив был, увидев себя в зеркале.

Тут ведь психологически нужно понимать: совсем молодой парень, жизни еще не видел – и уже инвалид; он убежден, что для него все кончено, жизнь потеряна… С ним в это время необходимо активно общаться, прямо в госпитале начинать готовить к новой жизни. А как это сделать? Наверное, тут есть много вариантов. Мы решили пойти по пути, так сказать, компьютеризации инвалидов. (Заметим, к слову, что в этом деле мы были авторами идеи, а сейчас у нас ее перехватили, многие так действуют). К примеру, покупаем парню компьютер, учим его на нем работать. Для этого существует совместный проект с Медицинской реабилитационной академией, которая, надо заметить, задыхается от безденежья..

И тут находятся скептики. Нам возражают: зачем, мол, инвалиду компьютер – он ведь только «порнуху» по Интернету станет смотреть! А я отвечаю: ну и пусть смотрит! Значит, тяга к жизни пробуждается. Пусть шарит в Интернете, знакомится с новостями, ищет что-то интересное… Он ведь выйдет из госпиталя и окажется запертым в своей квартире в четырех стенах. А тут найдет кого-нибудь и вступит в переписку – компьютер для него станет окном в мир. Тем более, что мы же подскажем ему адреса сайтов организаций инвалидов… Опять же трудоустройство. У нас есть возможность получать с предприятия платы и дать возможность нашим подопечным собирать из них компьютеры… Они же сами потом будут требовать: дайте работу!

Хочется рассказать еще об одной перспективной программе Фонда, как мы ее называем, рыбной. Суть ее такова. Где-то на Дальнем Востоке пограничный катер задерживает иностранное рыболовецкое судно с браконьерским уловом. У пограничников нет никаких технических возможностей для приема и переработки «конфиската». Что делать? Браконьер без споров платит штраф в размере 50 тысяч долларов и уплывает, увозя рыбы на два миллиона… Где ж выход? Мы предлагаем следующее: при задержании такого браконьера пограничники дают сигнал и к нарушителю приходит рыбоперерабатывающая плавбаза. Добытые морепродукты остаются в стране, выручка огромная, процент от нее поступает нам, ну а мы за это морякам-пограничникам строим жилье, помогаем с трудоустройством и учебой членам их семей… И все от такого положения дел выигрывают!

В. Л.: - О конкретных примерах нашей работы можно говорить еще много. Если же суммировать вышесказанное, то можно определить основные направления нашей деятельности примерно так. Итак, адресная помощь семьям погибших и пострадавших при выполнении воинского долга. Планируем активизировать реальную конкретную помощь военнослужащим, увольняющимся со службы, в трудоустройстве и социальной адаптации. Особое внимание – пострадавшим в “горячих точках” и их семьям… Короче говоря, хотим принимать более активное участие во всех социальных программах силовых министерств.

А. П.: - Нельзя не остановиться еще на одной проблеме. В мировой практике принято стимулировать благотворительность в первую очередь льготами по налогообложению.

Наша справка. Скажем, в США, где насчитывается около 400 тыс. благотворительных структур с совокупным бюджетом более 250 млрд. долларов, благотворители имеют значительные налоговые льготы. В Дании, Японии, Голландии и ряде других стран, пусть в разных вариациях, государство стимулирует благотворительную деятельность путем снижения или вообще отмены налога с прибыли… В Англии еще в 1853 году была основана Комиссия по благотворительности; кроме того, в этой стране действуют Государственный комитет по делам благотворительных организаций, а в налоговой службе имеется соответствующий отдел.

У нас такое не получается. Налоговому инспектору положено собрать со своего участка четко зафиксированную сумму. Он приходит к предпринимателю – и его не волнует, что тот какую-то сумму перечислил в некий фонд, инспектор требует в полном объеме расплатиться именно с его управлением. Какой тогда смысл предпринимателю что-то кому-то жертвовать?

А. П.: - Вот и приходится давить ему на психику: сам ты, мол, в Чечне не был, твои дети там тоже никогда не окажутся – так хотя бы раскошелься на помощь тем, кто там пострадал! Бывает, что проникаются, помогают. Ну а вообще в нынешних условиях благотворительность – дело для бизнесменов невыгодное.

В. Л.: - Есть у нас одна задумка, которая, в случае реализации сможет поднять благотворительную деятельность в стране на качественно новый уровень. Мы хотели бы создать Всероссийскую общественную организацию содействия социальной безопасности граждан. Тем самым мы уходим от простой благотворительности в отношение отдельных людей и выходим на уровень социальной безопасности общества в целом. Помимо благотворительных задач, о которых шла речь выше, соответствующие подразделения этой организации изучали бы общественное мнение, участвовали в законотворческом процессе, занимались проблемами социальной адаптации инвалидов… Задача социальной службы в целом – не заниматься устранением последствий неких чрезвычайных происшествий, что входит в функции МЧС. Эта организация должна бы события предвосхищать и по возможности предотвращать, дабы для того же МЧС было работы поменьше. То есть нужно заглядывать в будущее, участвовать в устранении причин будущих катаклизмов. Ведь что может благотворительный фонд? Есть раненый – помочь ему. А вот сделать так, чтобы этих раненых было как можно меньше – это фонду не под силу. Понятно, что это архисложная задача, но ведь стремиться к ней надо. Не так ли?

Записал Николай Стародымов.

(Материал подготовлен в 2001 году)