Из личного архива.

Опубликовано в журнале «Ашхабад» №2 за 1991 год. Журнал «Ашхабад» был ежемесячным литературно-художественным изданием Союза писателей Туркменистана. Текст сканированный, потому могут остаться незамеченные «блохи».

Эта повесть в зарисовках была написана по рассказам ветеранов Афганистана. Все истории и фамилии – подлинные. Текст изменять я не стал, сохранил терминологию тех лет.

Николай СТАРОДЫМОВ

ПЕРЕВАЛ

Они встречаются нечасто. Хотя живут в одном городе. Но уж когда встретятся, воспоминаниям нет конца. Вспоминают товарищей, которых потеряли навсегда, вспоминают жаркие схватки… Вспомина­ют курьезы, смешные истории — на войне без смеха не бывает.

И в центре этих воспоминаний — Пе­ревал. Не только тот перевал, на котором находилась их «точка». Сама служба в Афганистане стала для них перевалом. Перевалом, с которого лучше видно, по какому пути ты шел раньше и по како­му продолжать свой жизненный путь.

Они — это жители Ашхабада: Александр Емельянов, Сергей Куприяненко, Иван Фаст и их друзья. Именно они по­ддали мне о своем Перевале.

Лягушка

Задание гласило: скрытно выйти в тыл душманской банды и перекрыть один в возможных путей ее отхода. Да, выйти, перекрыть…

Над картой склонились командир взвода и командир отделения.

— Вот смотри, — показывал лейтенант прокуренным пальцем. — Это тропа, на которую вам надо выйти. И ни одна собака вас до этого не должна обнаружить. Вот кишлак, здесь тоже — тут, будь особенно внимателен, чтобы не «засветиться».

…Солдаты брели в студеной воде, старались не шуметь. Ведь если их обнару­жат — все труды окажутся напрасными, душманские наблюдатели обязательно есть каждом населенном пункте в районах действия банд. И система передачи сведений о передвижении наших подразделений у них доведена до совершенства.

Радиопередатчики есть, понятно, далеко не у каждого. Но в арсенале наблюдателей есть немало, так сказать, народ­ных методов. Ночью это костры. Днем – солнечный зайчик. Даже воздушные змеи — излюбленная забава местных ребяти­шек — нередко приспособлены душмана­ми для передачи сведений.

Итак, солдаты брели по арыку.

Саша Емельянов ростом невысок. Во­да доходила ему до груди. А за плечами вещмешок с боеприпасами, автомат. Тя­жело идти. Даже несильное встречное течение, кажется, непреодолимой тяжестью навалилось на грудь.

Вокруг тишина. Лишь негромко жур­чит вода.

Но на войне тишина обманчива. И бредущие по арыку солдаты это хорошо знают. Потому и не любят они такую вот тишину. Когда гремит бой — все ясно: здесь свои, там чужие, стреляешь ты, стреляют в тебя… А тишина… Когда неизвестно, где враг, когда горстка сол­дат затерялась среди неприветливых прос­торов — нет, такой тишине доверия нет.

Нервы напряжены до предела. Темень, тишина и неизвестность — что хуже мож­но придумать? Где душманы? Далеко? Или вон за теми кустами, которые непри­ятно близко подходят к арыку непроница­емой темной массой?

Александр смотрел на эти кусты не отрываясь. Уж очень удобное место для засады.

И вдруг… громко квакнула лягушка! Александр рванулся в сторону и упал, с головой окунувшись в воду.

Мокрого, барахтающегося Александра, чертыхаясь и матерясь, вытащили товарищи. Двинулись дальше.

Неизвестно, слышал кто-нибудь эту возню или нет, но душманы по тропе, на которой их ждала засада, не пошли.

Мародер

Знал о готовящемся судилище коман­дир взвода или нет — неизвестно. Но только в этот вечер, неукоснительно доб­росовестный в вопросах проверки несения службы, суровый железный лейтенант не вышел из землянки для проверки постов.

Солдаты собрались в дальнем углу «точки», судили мародера.

Вел «суд» замкомвзвода.

—               Это правда? — коротко спросил он.

Мародер затравленно молчал.

—               Сволочь, — подвел итог сержант.

—               Подлец, — добавил кто-то из сол­дат давно не употребляемое в разговорах архаичное слово. И, наверное, чтобы не было так высокопарно, добавил несколько непечатных фраз.

—               Что будем делать? — спросил сер­жант, обращаясь ко всем присутствующим.

—               Убить гада!

—               Нельзя, — строго оборвал замести­тель командира взвода. — Посадят ведь из-за этой гниды.

—               Под суд! — предложил одинокий голос.

Солдаты дружно зашумели:

—               Самим позориться… Лейтенанта подвести — ему ведь больше всех доста­нется…

—               Дадут дисбат — в Союз поедет дослуживать. Он ведь, падла, того и хо­чет…

—               Тихо, тихо, — успокаивал разошед­шихся сержант. — Значит, сами будем меры принимать?

Мародер втянул голову в плечи. Мол­чал. Знал, что сопротивляться бесполез­но: будет хуже.

…Была такая традиция у советских солдат в Афганистане: когда отправля­ли на Родину тела погибших товарищей, сопровождавшему страшный цинковый ящик сослуживцы собирали передачку для семьи павшего. Якобы, это он сам собирал для родных. Что может солдат пе­редать родным погибшего сослуживца? Часы, платочек какой-нибудь, зажигалку, еще что-то… Понятно, что подобная пе­редача родителям сына не заменит. Но товарищи в том, чтобы ее собрать, видят свой долг перед павшим.

Доводилось мне читать о том, что в некоторых армиях других стран существу­ет другая традиция. Там солдаты делят между собой вещи убитого. На память. Что тут скажешь? — У каждого народа свои обычаи.

Так было и в этот раз. Сопровождав­шему тело убитого товарища собрали объемистый пакет (благо, в дуканах та­кие пакеты дают бесплатно — только ку­пи у хозяина что-нибудь). Платочек с люрексом матери. Часы японские отцу. Брату джинсы, сестренке кофточку…

А тот все это то ли домой отвез, а мо­жет, продал. Рассудил, что вряд ли кто из сослуживцев будет интересоваться у род­ных погибшего, все ли в целости они по­лучили.

— И ведь рассудил-то правильно, стер­вец, — негромко рассказывал товарищам солдат, случайно узнавший о поступке мародера.

На следующий день внезапно «заболев­шего» мародера отправили с попутной колонной в гарнизон, где есть госпиталь. От­туда он уже в подразделение не вернулся – его перевели куда-то.

Суров солдатский суд. Надолго запом­нит его мародер. А какие выводы сде­лает? Кто ж его знает? Хотя и после настоящего, «законного» суда не все пре­ пре­ступники нужные выводы делают.

«Разваляи»

Генерал был отечески строг и началь­ственно доброжелателен. Первым делом он собрал личный состав «точки» на бе­седу.

—                Значит так, сынки, — начал он, стараясь, чтобы его привыкший повеле­вать бас звучал душевнее. — Проверил я уже немало «точек», подобных вашей. И заметил, что уж больно на них служит беспечный народ. Вот вы как считаете: на вас могут напасть?

—                Куда там?.. Не сунутся!.. У нас во­оружение. А у них?.. «Духи» — трусы… – загомонили солдаты. Долгое время просидев на заставе, где сама атмосфера предполагает демократичность общения, они и в присутствии генерала не робели.

—                Ну-ну, — нахмурился генерал. — Беспечность — типично наша российская черта. Беспечность и шапкозакидатель­ство. Они нас всегда подводили.

—                Но мы же всегда и побеждали, — возразил взводный эрудит — секретарь комсомольскою бюро.

—                Во-первых, не всегда, — устало вздохнул генерал. — А во-вторых, даже когда побеждали, то слишком большой кровью. Ладно, дискуссии в сторону! По­кажите мне вашу систему обороны.

«Точка» была небольшой. Несколько землянок, пяток палаток, окоп по пери­метру, сложенный из камня бруствер с амбразурами, пулеметы и автоматические гранатометы по углам. Вокруг простира­лось открытое пространство.

Генерал подозвал солдата. Спросил строго:

—                Как прикрыты ваши позиции от вне­запного нападения душманов?

-        Позиции прикрыты хорошо, — бод­ро ответил солдат, лихорадочно сообра­жая, что от него потребуется еще.

—                Ответ не совсем полный, — усмех­нулся генерал. — Отвечай четко: что на­ходится прямо перед нами?

—                Минное поле, — четко ответил солдат.

—                А вон там, правее? Где открытый склон к оврагу?

—                «Путанка»,  товарищ генерал.

«Путанкой» солдаты окрестили то, что официально называется МЗП — малоза­метное препятствие. Это тонкая стальная проволока, действительно очень запутанная, которая растягивается в опасных местах. Незнакомый с коварством МЗП человек не представляет, насколько это эффективное средство для прикрытия по­зиций. Кто по незнанию наступит на его кольца, непременно запутается в них. Освободиться же от «путанки» очень не­просто…

Задав еще несколько вопросов и полу­чив на них столь же лаконичные отве­ты, генерал, похоже, немного отмяк. Он уже собирался уходить с позиции, как вдруг…

—                 Эт-то еще что такое?

По покатому подъему к заставе караб­калась юркая коробочка ГАЗ-66.

—                 Кирпич везут, — спокойно ответил командир взвода. Он уже понял, что бу­дет через несколько минут. И потому был спокоен.

—                 Какой кирпич? — не понял генерал.

—                 Здесь недалеко несколько забро­шенных домишек из саманного кирпича, — объяснил лейтенант. — Мы их разбираем, привозим кирпич на «точку» и используем его у себя.

Между тем машина вскарабкалась по склону и бодро побежала к заставе. Пря­мо по тому месту, где должно быть минное поле.

Генерал повернул побагровевшее лицо к лейтенанту.

—                 Так где же ваши мины? — сдержи­вая ярость, спросил он.

—                 Вокруг слишком далеко объезжать, — объяснил офицер, — Поэтому у нас там дорожка оставлена.

—                 Какая дорожка? — взорвался ге­нерал. — Это не дорожка. Это прямой путь душманам в ваше расположение. Не слышали разве о такой же заставе, кото­рую вырезали поголовно. Тоже, навер­ное, были такие же раз… — генерал зап­нулся и закончил: — разваляи, как и вы.

Подпрыгивая на неровностях грунта, «газон» пропылил вглубь заставы. Гене­рал перевел взгляд с автомобиля на вы­тянувшегося лейтенанта.

—                 Ну почему вас только кровью надо учить? — грустно спросил уже не генерал, а пожилой усталый человек в темных гене­ральских погонах.

—                 На заставу за все время не было ни одного нападения…

—                 Но ведь когда нападут, поздно бу­дет. Ты же учил, лейтенант, что недо­оценивать противника нельзя. Что он может долгое время вообще не проявлять активности, усыпляя бдительность, чтобы потом ударить в самом неожиданном мес­те. Учил?

Офицер молчал. Что тут скажешь?

—                 В общем, так! — генерал опять стал генералом. — К утру «кирпичная дорога» должна быть заминирована. Буду возвра­щаться — проверю вашу систему обороны самым тщательным образом. И тогда уж спуску не будет никому. Ясно?

—                 Так точно!

Лейтенант почувствовал облегчение. Ожидавшегося разноса не последовало.

* * *

Вечером дорожку, оставленную в заг­раждениях, закрыли минными растяжка­ми. Выдернув из последнего взрывателя предохранительную чеку, саперы, возвращались на заставу.

— А «тропу Хо Ши Мина» тоже бу­дем закрывать? – спросил один из них.

—                 Приказа не было. Сам же слышал, что сказал генерал: «кирпичную доро­гу».

А что бы сказал генерал, если б знал, что прямо посередине минного поля есть землянка, где солдаты хранят то, что не должно попадать на глаза начальству? На­верное, повторил бы свое:

—                 Разваляи!!!

Каскадеры

Может быть, это была случайность. Но скорее все было закономерно. Замершая машина и только два солдата возле нее — что может быть привлекательнее для душ­манов?

* * *

Водитель, весело насвистывая, копался в моторе «газона». Его напарник беспеч­но любовался зубчатой грядой гор, что синела вдали. Уж очень они непривычно красивые для человека, привыкшего к равнинным пейзажам.

Задумавшись, размечтавшись солдат не сразу понял… Что-то изменилось в об­становке. Афганская выучка сработала безотказно: внутреннее едва ли не зве­риное чутье подсказало: опасность.

Он огляделся. Впереди у поворота притормозил грузовичок. Возле него за­мерли несколько фигур. Сзади из-за выс­тупа скалы нарастал гул моторов.

«В «клещи» берут, — подумал солдат. – Хотят взять в плен».

—                 «Духи», — негромко сообщил он водителю. — Не суетись. Будем проби­ваться. Закрой мотор, садись за руль, и рвем когти. Только в темпе…

—                 Я карбюратор разобрал.

—                 Ах!.. — и солдат грязно выругался. – Попали мы с гобой… — Мысль рабо­тала четко. Секунду подумав: – Давай, закрывай кабину. Но не по­казывай, что мы их вычислили…

С лязгом защелкнулся стопор. Наблю­датель обогнул машину, вытащил канистру с бензином, бросил ее в кабину. Посмот­рел на бестолково суетящегося водителя.

—                 Успокойся, — раздраженно сказал он. — Садись и снимай кожух с «движ­ка».

Карбюратор смотрел непривычно голо с открытыми вверх отверстиями, по ко­торым должны поступать воздух и бензин.

—                 Слушай внимательно, — торопливо говорил второй солдат. — Сзади идёт ма­шина — наверняка тоже «духовская». Впереди сам видишь: нас ждут. Съезжай влево, в овраг, к «кирпичной дороге»…

—                 Понял, — сквозь зубы процедил во­дитель.

Секунды растерянности у него прошли и теперь он уже спокойнее обдумывал ситуацию.

Напарник между тем, обливаясь, нали­вал бензин из канистры во фляжку.

- Камень под колесом, — напомнил водитель.

—        А, черт… — и он вновь выпрыгнул из машины.

На все описанное ушло времени намно­го меньше, чем может показаться. Все же в опасности человек думает и действу­ет быстрее, чем в спокойной обстановке.

Из-за выступа медленно выехала ма­шина. Это была «барбухайка» с деревян­ной кабиной, открытым мотором и раскра­шенными бортами. На подножках стояли вооруженные с автоматами люди в чалмах.

—             Трогай! — дико заорал напарник.

Он торопливо выбил камень из-под ко­леса. Скрипнул, отпуская «ручник». И машина тут же тронулась под уклон.

Напарник, впрыгивая в кабину, по при­вычке попытался наступить на выступаю­щую ось колеса, но нога соскользнула. Страх остаться в руках душманов омер­зительно шевельнулся где-то в животе. Пробежав несколько шагов рядом с ма­шиной, он подпрыгнул, подтянулся на руках, животом ввалился в кабину. Его била мелкая дрожь.

Между тем, увидев, что товарищ уже в кабине, водитель резко вывернул руль прямо поперек движения накатывавшейся сзади машины. Пытаясь избежать столк­новения. душман резко вильнул в сторо­ну и затормозил. Инерцией обоих автомат­чиков сбросило с подножек.

«Газон» же, набрав скорость, съехал в овраг.

—             Заводи! — закричал напарник.

Еще не сообразив, что он заводит дви­гатель с разобранным карбюратором, во­дитель повернул ключ зажигания. Несколь­ко раз непривычно громко чихнув, мотор затарахтел.

— Гони!

Этого уже можно было не говорить. Во­дитель и сам до отказа вдавил педаль га­за в пол. Сверху запоздало и как-то рас­терянно ударили автоматы. Но «газон» уже, подпрыгивая на камнях, петлял по дну оврага. Здесь водитель знал каждую рытвину: не раз он ездил на развалины домов, откуда возили кирпич для обус­тройства «точки».

Лишь укрывшись за поворотом овра­га. водитель взглянул на разбросанный двигатель: ведь по всем законам он не должен работать. И сразу все понял. На­парник из фляжки лил тоненькую струй­ку бензина в зияющие отверстия карбю­ратора. На ухабах машина подпрыгива­ла, топливо разбрызгивалось во все сто­роны, двигатель, сиденье, обмундирова­ние напарника — буквально все было залито им. Но неровно, как-то недоволь­но работая, двигатель все же катил ма­шину к заставе.

—             Давай-ка дуй, не останавливаясь до «точки»!

…Когда солдаты рассказывали товари­щам, как они вырвались из душманских «клещей», кто-то не поверил:

—             И все эти три километра ехали и лили бензин в карбюратор? Не может быть…

—                  Жить захочешь — сделаешь, — за­смеялся водитель.

Визит

Не все вернулись с Перевала. О Виталии Дергалеве, парне из Челябинска, Александр Емельянов рассказывал особо. И не только потому, что они дру­жили. Уж больно противоречивая нату­ра была у Виталия.

Война — это всегда лотерея: кто ко­го? Так было и на этот раз. Шли на вы­полнение задания, а сами угодили в душманскую засаду. Благо, заброшенный дувал неподалеку был. Отстреливаясь, уме­ло отошли к нему, заняли оборону. По рации вызвали бронегруппу.

Непутево получилось. Боевые машины подойдут — и душманы рассеются. Бан­да останется существовать, а шурави уй­дут не солоно хлебавши.

Солдаты разместились в тесном двори­ке, хмуро переговаривались между собой. На стенах остались только наблюдатели. Из окрестных зарослей постреливали — душманы ожидали, что предпримут шу­рави.

Виталий спокойно ждать не мог — его натура не переносила безделья. К тому же он любил риск, даже безрассудный. Он вскарабкался на стену, начал всмат­риваться в окрестности. И вскоре заметил душмана.

Солдат прижал автомат к плечу, при­целился, плавно нажал спусковой крючок.

Душман, поняв, что стреляют именно по нему, ответил сразу. Своим «буром» он владел неплохо, завязалась перестрел­ка. Причем, перестрелка бестолковая. Ук­рытый в кустарнике моджахед имел ши­рокое поле для маневра, он мог исполь­зовать различные укрытия, он, наконец, был в кустарнике невидим. Виталий же наоборот, мог лежать только на одном месте. Даже переползание в сторону мог­ло быть замечено басмачом.

Для Виталия эта перестрелка закон­чилась благополучно: пуля душмана ударила в глину прямо перед его лицом. Дергалев спрыгнул со стены, улыбающий­ся, отряхивая с лица взбитые пулей крош­ки.

—              Делать нечего, Виталь? — пробур­чал Емельянов.

—              Нечего, — весело согласился тот.

—              Ты же знаешь, что была бы воз­можность, мы бы всыпали «духам» как следует. Но уж если сорвалось выполне­ние задачи, чего же лоб под пули под­ставлять?

—              Так я же не просто так подставляю — я стараюсь бородача подстрелить.

—              У него же преимущество. А ты тор­чишь на стене, как…

Разговор прервал наблюдатель:

—              Виталий, твой крестник под стену подбирается.

—              Вот я его сейчас… — встрепенулся солдат.

—              Сиди! — дружески грубовато оста­новил товарища Александр. — Его навер­няка прикрывают, может, даже с пуле­метом. — И крикнул наблюдателю: — Где «дух»?

—              Где вы сидите, только чуть правее…

Емельянов спокойно достал из нагруд­ника гранату, вырвал чеку и несильно пе­рекинул через дувал. От взрыва взметну­лись клубы пыли, чуть дрогнула стена, сверху посыпалась какая-то труха.

—                Вот так, — произнес Александр. — И дело сделано, и риска никакого.

—                Нет, — с веселым упрямством по­качал головой Виталий. — Это не по мне. Воевать надо честно, открыто.

—                Это без засад, без мин? Может, ры­царские турниры с копьями возобновить?

Разговор продолжался. В общем-то, он больше походил на обычный треп от без­делья. Но Виталия он характеризовал в общем-то верно.

…Была у солдат в Афганистане при­мета. Обычно при возвращении с опера­ции все несли свое оружие сами. А пото­му, когда кто-то нес два автомата, у них спрашивали коротко: «Кто?..»

—                Кто?.. — спросил Александр в тот раз.

—                Виталика ранили, — хмуро ответил несший «лишний» автомат солдат. – «Вер­тушкой» отправили. Вряд ли вернется.

Но он вернулся. Лечился в Ашхабад­ском госпитале. Попадал под комиссию. Добился того, чтобы его отправили в ря­ды Вооруженных Сил. А потом сам же добился направления для дальнейшего про­хождения службы в свое же подразделе­ние. В Афганистан.

А через неделю, после первого же его боевого выхода, вновь несли его автомат…

* * *

После увольнения в запас Александр ездил в Челябинск, к матери погибшего друга. Долго он стоял перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка. Его уз­нали сразу, хотя и никогда раньше не ви­дели — разве что на фотографии.

На стене в квартире висел портрет Ви­талия в траурной рамке. Под ним мали­ново лучилась Красная Звезда. А еще ни­же стоял маленький столик, сплошь зас­тавленный склянками с лекарствами.

—                 Это все, что мне осталось от сына, — печально сказала мать.

«Дембеля» полетели…

Десантирование… Романтикой так и веет от этого слова. На практике же все прозаичнее. Труднее, страшнее и прозаич­нее.

…Скалы подступают к вертолету вплот­ную. Эту картину словами не передать: медленно проплывающие перед самыми ил­люминаторами горные монолиты. Свято веришь в вертолетчиков (что еще делать остается?) — уж они-то свое дело знают. Но в голову лезут мысли о коварных воз­душных потоках, поджидающих винто­крылые машины, чтобы швырнуть их в тартарары.

Дверь в кабину пилотов открыта. В глазах рябит от обилия приборов. Их частично скрывают широкие спины пило­тов.

—                Приготовиться!

Скалы пропадают мгновенно. Верто­лет, низко опустив застекленный крутой лоб, стремительно мчится над равниной. Потом, замедлив бег, он сходу плюхается на все три колеса.

Не дожидаясь команды, солдаты один за другим спрыгивают на твердый грунт, отбегают от ревущей машины на десяток шагов и падают, готовые тут же всту­пить в бой. Становясь легче, но не сни­жая оборотов, вертолет постепенно подни­мается над вздыбившейся клубами пыли землей; так что последним десантирующим­ся приходится спрыгивать чуть ли не с полутораметровой высоты. Едва борт по­кинул последний солдат, вертолет чуть по­вел тонким хвостом в сторону, круто за­валился на бок и резко ушел вверх. Через несколько секунд он исчез в сизом выцвет­шем кебе.

Солдаты остались лежать нешироким веером. Теперь выполнение задачи зави­сит только от них самих.

Когда все десантировавшиеся группы собрались вместе, лейтенант констатиро­вал:

—                Высадились без выстрелов. Это хо­рошо. Задача-ми­нимум выполнена. Теперь — главное. «Духи» будут прорываться. Где именно— неизвестно. Потому теперь наша задача: если караван двинет на нас, принять бой, сковать противника и ждать подмоги.

—                Не надо печалиться: вся ночь впе­реди — разденься и жди! — прокомменти­ровал кто-то из солдат.

—                Вот-вот, — кивнул командир взво­да: — бронежилетов не снимать!

Караван ждать себя не заставил. Оче­видно, почувствовав, что попали в ловуш­ку, моджахеды устремились к горам, где легче укрыться. Но вход в спасительное ущелье был блокирован.

…Бой клокотал подобно прибою: то на­растал, то откатывался. Понимая, что к шурави спешит помощь, душманы обст­реливали холм из всех видов оружия (а его в караване было немало) — благо, спешили очень, не слишком прицельно би­ли — время от времени бросались в ярост­ные атаки. Но каждый раз вынуждены бы­ли отходить. Опытные советские солдаты вели бой умело.

И вдруг… Александр снял палец со спускового крючка и напряг оглохшее от стрельбы ухо. Где-то раздался столь зна­комый звук летящего вертолета.

Емельянов поднял голову. Высоко в небе плыли кажущиеся крошечными тяже­лые грузовые вертолеты.

— Ребята, это же наши «дембели» по­летели! — воскликнул кто-то.

«И впрямь, сегодня же отправка», — вспомнил Александр. Лишь теперь он за­метил, что весь взвод прекратил огонь и смотрит на медленно ползущих по небу металлических стрекоз. Даже суровый же­лезный лейтенант не отрывал глаз от неба.

Пару десятков минут… Ну, час — и эти вертолеты, мягко опустятся на родную советскую землю. И те самые парни, что сейчас с высоты полета смотрят на мешанину трассеров и разрывов внизу, сойдут на прочный бетон аэродро­ма, а не на металлические плиты времен­ной вертолетной площадки. Но они еще долго будут вздрагивать от неожиданно­го свиста за спиной, они будут просы­паться по ночам от тишины… Они на всю жизнь останутся «афганцами».

Все это будет. А сейчас они в послед­ний раз смотрят на кипящий в горной до­лине бой.

У Саши защемило сердце. Такие же, как и он, парни в этих вертолетах летели домой. И с такой же тоской смотрели на летящие машины остальные солдаты.

Над позициями шурави на какое-то мгновение повисла тишина. Замолчали и растерявшиеся от неожиданности душма­ны.

Но это продолжалось недолго. Лопнув­ший на верхушке холма снаряд от «безоткатки» обсыпал взвод осколками ме­талла и камня.

— Огонь! — непривычно озлобленно заорал лейтенант. И, прижимая автомат к плечу, с чувством выдохнул: — Суки!..

И, несмотря на вошедшую в кровь при­вычку беречь патроны, взвод дружно длин­ными очередями ударил из автомата.

Вспыхнувшая стрельба заглушила та­рахтение летящих на север вертолетов.

Офицеры

Это потом лейтенант стал суровым и железным. А поначалу, когда только прие­хал (вернее, прилетел), был он совсем другим.

Лейтенант был уверен, что знает все. Подготовка у него действительно была добротная. Но специфики организации боя в горах, к тому же против противни­ка, который предпочитал партизанские методы борьбы, он не знал.

Не знал. А из-за самолюбия (а был он чертовски молод!) признаваться в этом не любил. На первый полевой (а вернее сказать, на боевой) выход с его взводом пошел командир роты. Ротный был стре­ляным воробьем, таких молодых да са­моуверенных он повидал немало. Особо он предупредил накануне:

—                 Ни во что не вмешивайся, понял? Я командир, а ты учись…

—                 Но ведь командир взвода — я, — попробовал было возразить лейтенант.

—                 Пока ты еще не командир взвода, а… — командир роты свою мысль обор­вал, видимо не желая обижать подчинен­ного. — На брюхе под обстрелом попол­заешь, ориентироваться в бою научишься, на пули внимания обращать не будешь, да остальные тридцать три премудрости освоишь — только тогда станешь взвод­ным… Кстати, знаешь, сколько в среднем жил командир взвода во время Великой Отечественной?

—                 Нет.

—                 Утверждают, что три-четыре боя. Потом он либо набирался опыта и воевал долго, либо попадал в число потерь. Так что делай выводы. И учись у старших.

Лейтенант промолчал. Он с некоторым злорадством мечтал о том, чтобы ротный где-то ошибся, а он бы эту ошибку испра­вил.

Но все с самого начала пошло так.

Взвод напоролся на засаду. Хорошо, хоть вовремя заметили душманов, успели изготовиться к отражению нападения. А потому готовившийся расстрел колонны превратился в безрезультатную перестрел­ку, обещавшую затянуться надолго.

—                 Сосредоточенным огнем подавить и атаковать… — предложил лейтенант свой план.

—                 И при этом положить десяток-дру­гой солдат, — продолжил ротный и при­казал: — Беречь патроны, но огонь вести интенсивный. Чтобы они не заподозрили подвоха.

А сам пополз назад.

Лейтенант ничего не понял. Но приказ выполнил — во-первых, его убедил аргу­мент начальника, а во-вторых (или во-первых?), приказ не обсуждается, а в бою тем более.

Вскоре стрельба со стороны душманов прекратилась. Это ротный, пробравшись по овражку к ним в тыл, расстрелял за­саду почти в упор.

А вскоре произошел еще один случай, когда лейтенант оказался в переплете.

Шел бой. Лейтенант, следуя примеру своего ротного, решил обойти душманскую засаду с фланга. Но едва он обогнул выступ скалы, как столкнулся с борода­чом в чалме с пулеметом в руках, кото­рый, очевидно, спешил с той же целью во фланг взводу.

Первым успел выстрелить душман — все же боевого опыта у него было по­больше. Лейтенанту повезло. Он инстинк­тивно отпрянул и пулеметная очередь, нап­равленная снизу вверх, ушла над его пле­чом, ювелирно вспоров портупею на пле­че. Продолжением душманской очереди прогремел автомат лейтенанта. Он не промазал: все же в ближнем бою с автоматом управляться сподручнее.

Когда вернулись в часть, командир роты сказал лейтенанту:

—                 Вот теперь ты командир взвода. Ру­ководи! Но!.. — он многозначительно под­нял вверх палец. — Перед тем, как ру­ководить, не забывай советоваться. В том числе и с подчиненными. Уловил?

…Нет, не сразу лейтенант был суровым и железным.