ВЫКУП ЗА ЗАЛОЖНИКОВ

Предыдущая публикация: https://starodymov.ru/?p=49050

…Оглядев окрестности, Павел остался доволен. Можно было приступать к акции, ради которой они и пожаловали сюда.

Под командой верного Митьки Павел оставил группу дружинников, вооружённых пищалями. Им предстояло выдвинуться сзади, на некотором расстоянии, чтобы поддержать при необходимости основную группу огненным боем. О системе сигналов договариваться не было нужды – сколько уже вместе в походы хожено!

Павел хотел отца Петра оставить с пищальниками, где безопасней, однако тот наотрез отказался.

- С тобой пойду, – решительно сказал священник. – Твоих головорезов при необходимости от греха удерживать.

Кривоустов ухмыльнулся:

- Ну-ну… Дай боже нашему теляти, да волка задрати…

Пётр в ответ только перекрестился.

Рассыпавшись цепью, дружинники быстро спустились по каменному склону,  и сразу оказались у стойбища. Самоеды их заметили тут же, да только поздно уж – дружинники оказались среди чумов, с клинками в руках. Кто-то прикрывался щитом, кто-то в левой руке держал пистоль или кинжал… В любом случае, не вызывало сомнения, что пришли с решительными намерениями.

Стойбище мгновенно пришло в движение. Из чумов выбирались вогулы, все растерянные – кто-то с оружием, кто с пустыми руками. Женщины глядели со страхом, к ним жались дети…

Павел решительно двинулся в центр стойбища, где из чума показался, судя по всему, старейшина, глава рода. Не доходя до старика несколько шагов, Кривоустов остановился, подавая сигнал, вскинул вверх руку. Сзади громко щёлкнул выстрел – это Митька показывал, что вошедших в стойбище прикрывают вооружённые огневым боем товарищи.

- Зачем пришёл, урус? – спросил старейшина – по его морщинистому, с узкими прорезями глаз, трудно было понять, какие чувства превалируют у самоеда – страх или покорность судьбе. – Зачем стреляешь? Зачем вогулов пугаешь?..

- Ясак пришёл забрать, – громко ответил Павел.

Они говорили на понятной обоим смеси двух языков – привычная картина для экспансии того времени.

- Ай, твои люди приходили, ясак брали, больше нет ничего… – начал привычно старик.

Однако Кривоустов перебил:

- В тайге твои люди моих промысловиков побили, их добычу попортили. Значит, потерю возместить надо…

- Это не мои люди…

Однако и теперь Павел продолжить не позволил.

- А это вы, самоеды, промеж собой сами разбирайтесь, кто моих людишек побил. Тебя встретил – у тебя и соберём то, что у нас пограбили!

Не слушая больше стенания старейшины, Павел махнул рукой. Давно ждавшие этой отмашки дружинники, бросились вперёд. Ловко орудуя копьями и саблями, отделили от общей толпы десяток вогулов, отогнали их в сторону. Парня, который пытался сопротивляться, слегка укололи остриём в руку – теперь он стонал, баюкая кровоточащую конечность. Не зная, что их ожидает, отделённые сбились в кучку, жались, словно каждый старался укрыться за спинами товарищей по несчастью. Здесь оказались и мужчины, и женщины разного возраста.

- Аманаты будут, – пояснил Павел старейшине. – Утром ясак не принесёте – аманатов повесим!

- Ай, урус, зачем так, урус… – пытаясь схватить Кривоустова за руку, бросился к нему старик. – Отпусти их…

- Утром – отпущу! – оттолкнул его Павел.

Отвернувшись от старейшины, указал на раненого юношу:

- Отпустите его – замного чести с ним возиться, да причитания его всю ночь слушать!..

Парня вытолкали из толпы, с хохотом дали пинка, древками копий, улюлюкая, прогнали прочь.

А дружинники его уже рассыпались по стойбищу. Они бесцеремонно влезали в чумы, тащили оттуда всё, что под руку подвернётся. В первую очередь меха, и, если встречались, серебряные украшения.

- Глянь, Паш! – раздался оклик.

Один из дружинников показывал Павлу невиданную ими ранее пищаль – с длинным стволом, богато украшенную, с ложем из какого-то невиданного дерева. С ружьём оказались и два рога с припасами – оба рога неизвестных животных, да с золотыми крышками и цепочками для носки…

- Знатно! – улыбался Кривоустов. – Хороша добыча!..

Старейшина семенил за ним, хватал за руку, уговаривал:

- Не надо, урус, скажи своим, что хватит… Завтра всё получишь!

- Завтра, само собой получу, – согласно кивал Павел. – Только мне и сегодня нужно!..

Из одного чума донёсся женский вскрик, который тут же задохнулся, словно кричавшей бабе заткнули рот.

Насилия над женщинами Павел не любил. Однако справиться с ним не удавалось – в этом диком краю приходилось подчиняться правилам, установившимся ещё со времён первопроходцев. Силой насильника сейчас не остановишь, между своими драки допускать нельзя. Потом, после похода – наказать можно, и даже нужно, и общество поймёт и одобрит. А сейчас – нельзя.

Сейчас, во время акции, в человеке должны срабатывать другие запрещающие механизмы: страх перед Богом, но не перед человеком.

Где-то опять вспыхнул шум, прервавшийся взвизгом стали. Кто-то, очевидно, пытался уберечь своё добро… Тоже не ко времени, если разобраться – если грабят, не следует сопротивляться, себе дороже выйдет!

Отец Пётр, услышав, рванулся туда, судя по всему, надеясь предотвратить человекоубийство.

Павел взглянул ему вслед, проговорил негромко:

- Теперь-то уже чего бегать, батюшка… Раньше воспитывать паству надо, теперь поздно уж, коль страха Божьего в душе нет…

Однако и сам почувствовал, что пора налёт завершать. Немного попугали, немного пограбили… А продолжать нельзя – ситуацию нужно контролировать. И так уж, судя по слышанному, и кровушку пустили, и бабу, по меньшей мере, одну попортили. Это уже не дело!

- Труби общий сбор, – велел он рожёчнику, который всё время держался рядом. – Отбой!

Над стойбищем поплыли визгливые звуки.

Павел повернулся к старейшине, который теперь уже стоял в сторонке, тоскливо и покорно глядя на происходящее.

- Как видишь, мы сегодня добрые, старик, – сказал Кривоустов. – Ясак доставишь завтра… – он указал место, где его отряд ночевал минувшую ночь. – Там и отпущу аманатов. И гляди мне – без глупостей, а то если другой раз приду, тогда уж всё пожгу и всех побью, как вы моих людишек в горах…

Дружинники уже собрались, окружили заложников…

- Стой, урус!.. Там моя… – сказал, наконец, старик.

- Кто твоя? – не понял Павел. – Где?

После уточнения понял, что речь идёт о внучке, которая оказалась в числе аманатов.

- Покажи которая, – милостиво согласился Кривоустов. И велел своим: – Отпустите девку!

- Жалко! – балагурили дружинники. – Мы б её вечерком!.. – и уточняли, не стесняясь, что именно с ней сделали бы.

- Потому и отпускаю, охальники! – смеялся навстречу Павел. – Хоть самоедская, а княжна!..

- А я с княгинями никогда не спал!..

- Рыло умой сначала!..

- Пусть сначала сама умоется…

Павел уже отошёл, не слушая балагурство товарищей. Он смотрел, как старик-вогул ведёт девушку прочь от него. Они о чём-то тихо говорили, как-то торопливо, будто не верили, что всё обошлось для них настолько легко.

И это тронуло Кривоустова. Красивой была девушка или нет, он бы сейчас даже не сказал – все они казались ему на одно лицо. Однако то, как она нежно обнимала деда, как ласково утешала его… Слишком привык наш герой к окружавшей его жестокости; ну пусть даже не обязательно жестокости, но уж суровости жизни – это точно. А тут – такие простые человеческие проявления чувств!

В душе Павла шевельнулось что-то неожиданное для него – доброе, нежное, давно забытое… Вспомнилось, как такие же самоеды спасли его, замерзавшего, в тундре, как такая же вот баба отогревала его, окоченевшего… Как потом зазывала в чум – вроде как не скрываясь от своих родичей, но в то же время явно робея, опасаясь, что откажет ей в ласке…

Спасая его, те люди не думали о том, кто он и откуда взялся. А он вот пришёл грабить таких же людей, которые перед ним уж никак не провинились…

Почувствовав его взгляд, освобождённая девушка оглянулась. Кто знает, что она увидела в глазах стоявшего перед ней русского с льняного цвета мягкой бородой. Только наткнувшись на его взгляд, она торопливо юркнула под полог чума, оставив своего деда снаружи.

А у Павла в памяти надолго запечатлелось это виденье: светлое круглое гладкое девичье лицо с чёрными прорезями глаз.

Оглянулся и старик. Уж он-то расценил ситуацию вполне однозначно.

- Не трогай, урус, девку, – запричитал он. – Ясак возьми, всё возьми, я всё завтра доставлю куда скажешь… Только девку не тронь!..

- Не трону, дедуля, не бойся, – немного напряжённо засмеялся Павел. – Таких красных девок любить надо, а не силком брать. Ты береги её, дед!.. Я-то добрый – другие заберут, не спросят…

И пошёл вслед за товарищами.

…Ночью ему снилась эта вогульская девка. Причём, что удивительно: снилась не как обычно снятся понравившиеся бабы… Ну, понятно как. И даже не лицо её, которое он не очень-то и запомнил. А виделось Павлу, как бережно поддерживает она ослабевшего от переживания старика, да разлёт узких чёрных глаз на светлом лице.

- Тьфу, напасть! – выругался он, в очередной раз просыпаясь. – Прицепилась же, ведьма!.. – и крестился, оглядываясь в окружавшую лагерь тьму.

- Ты это чего? – спросонья спросил отец Пётр.

- Да так, ничего, спи, – отозвался Павел. – Сон привиделся…

А сам до утра так и не уснул.

Он слышал, что кто-то из его дружинников, коротко переговорив с охраной,  вызвал из группы аманатов женщину, отвёл его в кусты. Вроде как и насилия не было, как будто бы даже по обоюдному согласию, да ведь пошла она с дружинником не по своей воле, а из страха, вынужденно.

А ведь так же пошла бы и внучка деда, если бы кто из дружинников пожелал бы её, – осознавал Павел. И стало ему от этой мысли не по себе.

…Утром, с рассветом, на тропе показалась вереница навьюченных оленей.

Вместе они все добрались до поджидавших их барок. Здесь ясак перегрузили в лодии, поставили паруса, оттолкнулись от берега, оставив аманатов и прибывших с оленями носильщиков.

Начали выворачивать на стрежень. По течению до Каменского городка тут – рукой подать.

С берега прилетела и ткнулась в борт одинокая стрела. Силу она уже утратила, засела в древесине неглубоко. Начала клониться под своей тяжестью, а потом и вовсе свалилась, булькнув,  в набегавшую воду. Лёгкая, камышовая, стрела некоторое время держалась на поверхности вертикально, оперением вверх. Качнулась на волне, шедшей от носа… А потом костяной наконечник перевесил,  и стрела исчезла, бесшумно ушла в воду.

- Может пальнуть залпом по нехристям? – лениво предложил Митька.

- Пусть живут, – отозвался Павел. И добавил:  – Успешно сходили. Как считаешь, Оленец?

- Неплохо, – согласился тот.

Павел ещё некоторое время стоял на стлани на корме барки, смотрел назад, где остались вогулы.

- Что, Пашка, запала в душу девка самоедская? – негромко спросил отец Пётр, как оказалось, стоявший рядом и наблюдавший за Кривоустовым.

- Запала, – не стал спорить тот.

…Они оба долго ещё стояли на корме. Молчали каждый о своём.