Парламентская газета, 9.12.2024

Борис Подопригора,

востоковед

Нельзя быть большими сирийцами, чем сами сирийцы

Эта фраза, произнесённая В.Путиным в 2015 году, сегодня особенно актуальна. В остальном эмоции превалируют над логикой, но уже сейчас надо объяснить, по крайней мере, себе, что произошло. Поражение правительства Сирии в результате полуторанедельного наступления сил оппозиции сродни военному казусу. Ведь 170-тысячной правительственной армии противостояли всего около 50 тысяч вооружённых оппозиционеров. Из которых наиболее мотивированная, она же исламистская, часть составляла до 20 тысяч. Понятно, что все цифры и факты (кого-где-сколько) сегодня неактуальны. В ожидании завтрашнего дня остановимся на том, что следует держать в уме уже сегодня. Отсюда – в стилистике скорее служебной записки.

Первое. Победа исламистских сил – безотносительно других группировок – может мобилизующе воздействовать на исламских радикалов во всём мире. По существу, речь идёт о «втором дыхании» запрещённой, но никуда не девшейся Аль-Каиды. А она – пусть и с обновляемыми самоназваниями – по-прежнему претендует на пересмотр политических отношений во всём суннитском мире. С повышением его роли в глобальном масштабе, замахом на долгие годы и с примером общеисламской неотступности. Чем этот «апгрейд» обернётся почти для 2 миллиардов последователей Пророка и 4 миллиардов – остальных, не скажет никто. Сегодняшней аналитики на этот счёт явно недостаточно. Но на всякий случай обойдём названия, приоритеты и имена лидеров партий-группировок, пришедших на смену прежней команде. «Новички», ведь, тоже внимательны! По этой же причине не будем увлекаться историческими реминисценциями.

Для России важнее то, что помимо миллионов уроженцев Средней Азии, а также своих «исконных» мусульман, прежде всего, кавказцев, победу сирийских радикалов могут «понести на своих знамёнах» и сирийские же черкесы с прочими выходцами с Кавказа – теми, кто не забыл о своих исторических корнях и обидах. Тем более, что задолго до «Крокуса», противник сделал ставку на взрыв радикального исламизма в России и обострённую на него реакцию немусульманского населения. Оснований для принятия сиюминутных мер пока нет. Но есть, о чём задуматься, глядя на множащиеся хиджабы-никабы у кавказских женщин.

Второе. Многовековое освоение сирийской земли многочисленными этнорелигиозными группами, включая – с пятидесятых-шестидесятых годов – 400 тысячами «неистовых» палестинцев, не позволяет доказательно обосновать ни один из прогнозов. Из ориентировочно 20 миллионов граждан Сирии 13% – шииты (главным образом, алавиты), от 6% до 10% – христиане, 3% – друзы. Не считая прочих, кто точно не приуменьшает свою, в том числе, «численную» роль в истории сирийского государства. Это относится, прежде всего, к 10-процентному – от общей численности сирийцев – курдскому населению и его ополченцам. Их роль – двоякая. Против Асада они выступали единым оппозиционным фронтом, поддержанным Турцией, но в большей степени – Америкой. Но курды рассчитывают не столько на автономию в составе Сирии, сколько на создание своего государства. В том числе, за счёт Восточной Турции, а также как минимум иракских земель.

Уже озвученный на Западе лозунг вытеснения из Сирии Ирана, как и шиитского влияния как такового, на мой взгляд, голословен. Для Тегерана важнее южноливанская Хезболла и йеменские хуситы, чем алавиты в Латакии, а заодно и податливая разновекторность сирийского руководства. Дамаск и Тегеран тут друг друга явно не поняли и уж точно не перехитрили. Безотносительно нескончаемой конспирологии. Нельзя не заметить, что наступление на Дамаск началось в тот же день, что и перемирие между Израилем и Хезболлой. Но в остальном Тель-Авив, пожалуй, слишком оптимистичен. Особенно по поводу своего захода на сирийские вершины-высоты (впервые с 1973 года): нельзя исключать воодушевления местных палестинцев на «небесповодный» антиизраильский джихад. Трудно предвидеть последствия и чрезмерно активного ликования полутора миллионов сирийских беженцев в Европе. Подведём черту: разворошить сирийский «муравейник» было проще, чем предугадать, чем кончится дело.

Третье – с повторным упоминанием непредсказуемого калейдоскопа событий. Сегодня наиболее очевидная для нас задача – исключить нападения на наши военные базы и прочий персонал. От её решения во многом зависит будущее отношений с Дамаском. Сегодня никто не спрогнозирует, что возьмёт верх – воспоминания о наших авиаударах по противникам Асада (а к ним, как и к нему отношение было и есть неоднозначным) или память о десятилетиях не просто дружественных, но часто семейных отношений между нами и многими сирийцами – гражданскими и военными? Конечно же, ясность наступит нескоро. Да и наши «партнёры» будут предсказуемо нас с Сирией разводить. Ибо собственные интересы важнее.

Не обойти вниманием фактор обыденности. То есть, отсутствие морально-политической мотивации госструктур, прежде всего, силовиков, да и всего населения. Несколько лет в Сирии ухудшалась социально-экономическая ситуация: галопировала инфляция, обострялись проблемы с продовольствием и энергообеспечением. Но от протестов власть привычно отмахивалась. Образ победы над оппозицией в 2015 году затмил сознание. Не потому ли в итоге правительственные силы отступали порой быстрее, чем наступал противник? И только ли о Сирии здесь стоит задуматься?

Но пока необходим аудит нашей практической, как минимум, арабистики. Почему без внимания оставались предупреждения, например, многоопытных военных переводчиков? Это не тоже самое, что кичливое нам напутствие израильских бортпереводчиков на подлёте наших транспортных «илов» к Сирии в далёких 70-х, типа «Сядешь в Дамаске – передай Хафезу Асадычу: над арабской мирной хатой гордо реет жид пархатый». Нынешние толмачи, подчеркну, порой с 40-50-летним «разнофаланговым» стажем так и не поняли, почему Дамаск не решился на диалог со своими оппонентами, прежде всего, не радикальными? Такие же по опыту арабисты долго недоумевали по поводу контроля со стороны Башара Асада неизменных после 2015 года 65% прежней территории. И ни на процент больше. Цена обозначилась сегодня. Кто и как подсказывал тому же Асаду, что стоит предпринять? А если Асад делал ставку на Тегеран, то как на это реагировала Москва – с её всякого рода уполномоченными?

И вообще: какие выводы мы сделали после событий в Ливии в 2011 году, прошедших с тем же политическим знаменателем и результатом? Не слишком ли мы «заевропеились» в ущерб восприятию не чуждого нам Востока? Впрочем, хорошо, что мы не реагируем на улюлюканья и диванные пророчества. Ситуация-то серьёзней.

*         *        *

Пока перечитаем заголовок.