9 августа 1602 года

Сашка во все глаза глядел на стоявшие у пристани корабли. Он даже представить себе не мог, что могут быть такие большие лодки – с высокими бортами, с опутанными паутиной такелажа остро торчащими в небо мачтами, с ровными рядами закрытых сейчас орудийных портов, под просторными парусами, с пёстрым многоцветьем флагов…

Прошка, польщённый вниманием и воодушевлённый возможностью удивить столичного дворянина, рассказывал, тыча пальцем в теснившиеся у пристани и стоявшие на рейде корабли.

- Вон то стоит шнява, – показывал он на двухмачтовый корабль с косыми реями, с которого цепочка работников сносила по покатням-стелюгам какие-то тюки. – Это купец – английские или голландские торговые люди на таких шнявах часто ходят, для перевозки грузов корабль этот очень хорош. Галеон или барк сюда не заходят – от моря далеко, мелко им тут… А шнява – запросто… Опасно на море торговцам. Морские разбойники, флибустьеры сиречь, грабят всех подряд. У них когги – корабли такие, очень быстроходные. А близ берегов на галерах вёсельных ходят… Они девиз себе придумали: «Враги бога и короля»… – произнося эти слова, Прошка перекрестился. За ним осенил себя и Сашка. – Чтобы защититься от морских татей, купцы теперь берут с собой воинские команды, а также объединяются в караваны и нанимают военное судно для охраны. Дорого это, да только товар дороже… Но пираты тоже могут объединяться в целые флотилии, если прознают, что добыча их ждёт хорошая… У них разведка – в каждом порту есть послухи-соглядатаи… Многие прибрежные города, которые живут в основном торговлей, в 1267 году объединились в союз, Ганза именуемый. Это у них что-то навроде государства, только города по всему побережью разбросаны и разным странам принадлежат. И эти города совместно ведут торговлю, договорились о ценах, о пошлинах… Так эта Ганза даже нанимала пиратов, чтобы они защищали ганзейские корабли от других пиратов…

Сашка засмеялся:

- Вор у вора дубинку украл…

- Во-во, – согласился Прошка. – А то ещё повелось у правителей… Стали они нанимать пиратов к себе на службу…

- Как – разбойников? – удивился Сашка. – На государеву службу?..

- А что тут такого особенного? – спокойно пожал плечами Разладин. – Если сами своим морским флотом не могут справиться, то почему бы не попользоваться?.. Так вот, заключает король какой-нибудь договор с пиратом, что он находится на службе у такого-то короля, что он может сколько угодно грабить корабли чужих стран, но не трогает суда этого короля, с которым у них договор, или его союзников. За это морской тать часть своей добычи отдаёт королю и может свободно входить в порты королевства – ремонтироваться там, или припасы пополнить, отдохнуть опять же… Такие пираты, с которыми заключены договоры, называются каперы. И им грамоты короли выдают соответствующие.

- Ого! – дивился Сашка.

- Оно и есть, что ого… Тут, с заморскими моряками разговариваешь – такого наслушаешься…

…Заморскими… В том-то и дело, что не только заморскими!

Не знал Прошка Разладин, что и царь-батюшка Иван Васильевич, прозваньем Грозный, грешил выдачей каперских свидетельств. В результате Ливонской войны русская рать вышла к берегам Балтийского моря. Необходимость иметь собственный флот стала очевидной. Однако у России не имелось для этого ни специалистов, ни необходимой базы для строительства. Тогда царь Иван пошёл по проторённой до него дорожке. Он нанял пиратского капитана Карстена Роде, выдав ему соответствующие документы. «Жалованная грамота» о поступлении Роде на московскую службу датирована 30 марта 1570 года – почему бы эту дату не считать днём рождения российского морского флота?.. В грамоте была поставлена задача оберегать русские морские торговые  пути от пиратов, которые «разбойным обычаем корабли разбивают, товары грабят и из многих земель в наше государство дорогу торговым людям затворяют». Союзником царя Ивана в те времена выступал датский герцог Магнус, так что с созданием базы на Балтике у московского капера  проблем не возникло – он обосновался в городе Аренсбург (ныне Кингисепп), что на острове Эзель (Сааремаа). Служба московскому царю оказалось делом выгодным, а потому скоро под началом Роде насчитывалось уже 17 боевых кораблей, так что скоро его стали называть «московским адмиралом». Капер Карстен Роде – первый в истории российский адмирал!

…Прошка провёл подопечного по всему городу. Показывал стены и башни, называл их поимённо: Длинношеяя, Набатная, Воротная, Широкая, Провиантская… Рассказывал, как за минувшее столетие Иван-город из крохотного рыбачьего посёлка, который именовался Новое село, превратился в могучую цитадель, костью в горле вставшую на пути продвижению Запада на Восток.

Вон он, Запад, стоит, грозно глядит через реку бойницами своей крепости, построенной на противоположном от Иван-города берегу и именуемой Нарвой. Всего 150 саженей реки Наровы разделяет этих двух непримиримых врагов. Засевшие в крепости Нарве немцы спят и видят, чтобы захватить Иван-город, чтобы контролировать проход кораблей по реке. А это очень важно – контролировать проход по реке Нарове. Именно по ней протянулся водный путь из Пскова, Гдова и других русских городов в Варяжское море, а оттуда открыт путь куда пожелаешь: что в Европу, что в Скандинавию, что через Ладогу в другие города Московской Руси… А то и вовсе в дальние заморские страны, про которые моряки сказывают вовсе уж диковинные истории.

Потому-то столь велико значение крепости, потому и бьются за неё – одни, чтобы захватить и уничтожить, другие, чтобы навек укрепилась Русь в этом крае. Так и шло на протяжении веков – то немцы захватят Иван-город, то русские обоснуются в Нарве… Потому что только обладание обеими крепостями обеспечивало контроль за тем, какие суда и с каким грузом по реке следуют. Немцы русскую крепость называли попросту – контр-Нарва. Во время Ливонской войны они отбили у России Нарву, однако в 1595 году по Тявзинскому миру вернули…

Крепость ивангородская не походила на те, что Сашка видел ранее. Поначалу он не понял её планировку, показалось его не слишком искушённому в фортификации глазу, что всё здесь неверно сделано, не так, как должно быть.

В какой-то степени он был прав. Но только в какой-то степени.

Дело в том, что Иван-город стал первой в Русской земле крепостью, построенной по строгому прямоугольному плану. Сначала возвели небольшую цитадель, почти квадратную – впоследствии её стали именовать попросту Замком. Закончили строить этот Замок 21 июня 1492 года от рождества Христова, что и можно считать датой основания города, хотя поселение тут имелось с незапамятных времён. Случилось это при царе Иване Васильевиче. (В современных учебниках истории его называют Третьим, хотя в те времена такая «нумерация» ещё не была принята). Однако вскоре шведы внезапным ударом захватили крепость, разграбили её, вывезли всё подчистую: имущество купеческое, казну, даже железные крюки, на которых ворота держатся, вместе с самими воротами погрузили на баржи…

Тогда-то и появился здесь постоянный гарнизон из стрельцов, детей боярских, да казаков. С тех пор и начала расширяться крепость, расти. Чтобы уберечься от внезапного нападения шведских, ливонских и иных немцев, со стороны реки Наровы был пристроен к Замку Передний город. История сохранила для нас имена возводивших его зодчих-фортификаторов: Владимир Таракан и Маркус Грек.

Город рос, повышалось значение порта, соответственно, и население увеличивалось. Для защиты их возвели Большой боярший город. Затем к нему примкнул земляной Боярский вал…

Параллельно рос и немецкий город Нарва, что располагался через реку. С его крепостных стен с тревогой наблюдали за тем, как развивается Иван-город. Чтобы иметь возможность всегда быть в курсе происходящего на русском берегу реки, в Нарве построили высокую башню, которую нарекли Длинный Герман. С неё Иван-город оказался как на ладони.

Чтобы воспрепятствовать этому наблюдению, ивангородцы построили специальную стену между Воротной и  Провиантской башнями. Немцы надстроили наблюдательную башню. Русские сделали выше стену… Так и соревновались в высоте строительства…

Вообще-то показательная получилась картина. Немцы всё стремились в чужой сусек заглянуть, выведать, что у соседей происходит. А русские, как водится, оборонялись, закрывались от наглого любопытства соседей.

В числе первых служилых людей, переселившихся в Иван-город, оказался и предок Прошки Разладина.

- Сильная крепость, – с уважением сказал Сашка.

…

- А вот в той башне, она Пороховая называется, привидения обитают, – показал Прошка на самое высокое строение Иван-города. – По ночам бродят они там, стражей пугают… Когда немцы захватили Иван-город, стоял как-то ночью на посту немецкий рыцарь, на этой самой башне стоял. И пришла к нему любимая. Только они стали миловаться… Ну а тут наши как раз решили этой ночью потихоньку, врасплох захватить башню, полезли на стену. Рыцарь успел вроде как кого-то из наших ратников свалить со стены. И сполох поднять успел. Да только поздно уж было. Его самого зарубили, и остальных защитников побили…

- А девушка? – юного Кривоустова эти вопросы живо интересовали.

- А девушка эта, увидев, что погиб её рыцарь-дружок, что русские одолевают, чтобы на поруганье не достаться, сама бросилась со стены. Погибла, известно, разбилась… Вот с тех пор и появляются в Пороховой башне два привидения – это неприкаянные души того рыцаря и той паненки. А ещё по ночам там иногда слышен шум боя – там наши дозорные по одиночке страшатся стоять, особенно молодые.

- Я бы тоже забоялся, – признался Сашка.

Разладин насмешливо на него покосился, но ничего не сказал.

- А откуда у тебя такое прозвание – Разладин? – спросил Кривоустов.

Об этом Прошка говорил с меньшей охотой. О причине этой неохоты Сашка догадался позднее.

А история фамилии такова. Пращур Разладиных пришёл в крепость в числе первых переселенцев из центральных районов Московии. И служили его потомки честно, обороняли рубежи царства от волна за волной накатывающейся с Запада агрессии. Так продолжилось и при царе Иоанне Васильевиче, прозванным в народе Грозным.

Суровому государю всюду мнилась измена. А может просто гордыню боярскую хотел сломить, стать подлинно самодержцем, не знавшему никаких ограничений со стороны родовитой спесивой знати… Как бы то ни было, ввёл он поганую опричнину, набрав в её состав всех желавших, в том числе и всяческий сброд без роду-племени, которому повелел всемерно искоренять крамолу и для того даровал право самолично определять степень вины человека перед государем.

И пополз по стране ужас перед безжалостными царёвыми слугами в чёрном одеянии, атрибутами которых стали метла и собачья голова – мол, крамолу вынюхивать и выметать сор из Московии.

Докатилась волна террора (ибо само по себе слово «террор» по древнему латинскому языку «страх, ужас» означает) до украинного граничного Иван-города. Очередной жертвой подозрительности грозного царя стал род князей Оболенских; на плаху попали представители этого славного рода – знаменитый воитель князь Пётр Семёнович Серебряный и нарвский воевода Михаил Матвеевич Лыков. Вместе с ними на плаху пошли их приближённые, единомышленники, товарищи по оружию.

Вот собрались сыновья одного из казнённых и начали спорить между собой, как им поступить дальше. И вышел меж ними разлад: один остался в Иван-городе, служить московскому царю, а второй порешил отъехать за границу, служить литовским великим князьям, подобно князю Курбскому. Отсюда и получили поссорившиеся братья прозвание Разладины.

…Близ шоссе Нарва–Таллин по сей день стоит вытесанный из камня крест. Он поставлен на месте битвы, которая произошла 4 февраля 1590 года между  шведским и русским отрядами. Тогда шла очередная война, и основные события её происходили именно под Нарвой. Русским войском предводительствовал сам царь Фёдор, а нарвскую крепость защищал гарнизон, которым командовал Карл Горн (или Хорн, как пишут в некоторых источниках). Обе рати дрались отчаянно, потери с обеих сторон были ощутимые; в частности, погибли русские воеводы князь Иван Токмаков, прозванием Ноздроватый, и Семён Сабуров. Однако в конце концов стало ясно, что дни крепости сочтены и Горн вступил в переговоры, согласившись на условия московского царя – Швеция обязывалась вернуть России города Ям, Копорье и Иван-город, захваченные за несколько лет до того. Однако когда стрелецкое войско отошло, шведский король Юхан III объявил, что не признаёт итоги переговоров, казнил коменданта Горна и возобновил войну.

Так вот, одним из эпизодов войны стало столкновение русской армии, которую вёл выдающийся, немолодой уже полководец, «опричный воевода» князь Дмитрий Хворостинин, и шведского 20-тысячного корпуса под командованием Густава Банера. В составе шведского корпуса оказался и Василий Разладин. На месте сражения и стоит тот каменный крест. В хронике сказано, что тогда погиб «мужественный и благородный шведский рыцарь» Разладин.

До этого момента всё понятно (кроме разночтения по поводу воеводы Сабурова: некоторые источники опровергают утверждение, что он погиб во время штурма, только для нашего повествования этот факт принципиального значения не имеет). А вот дальше в истории Разладина все источники говорят разное.

Самая романтичная история повествует, что перед сражением выехали перед войсками по одному «застрельщику» – лучших ратников. И стали они биться, долго бились, потому что оба оказались искусными воинами. Однако в конце концов русский одолел противника и убил его. А потом снял со шведского воина шлем и узнал своего брата Василия – это и были Разладины. Однако это вполне может статься и просто легендой. Потому что другие источники приводят более прозаичные версии гибели перебежчика. Например, что Василия убил в собственном шатре ночью невесть кто – не то царский лазутчик, а может и в результате пьяной драки… А ещё есть версия, что в ходе того боя Василий попал в плен и был казнён вместе с двумя другими пленными – Гансом Мейделем и Отто Врангелем.