ДЕЛА ЗАМПОЛИТСКИЕ
От недалёких офицеров можно услышать нередко какие-то реплики, по-разному обыгрывающие мнение, что больших бездельников, чем замполиты, в армии не существовало. Что тут скажешь? Как и в любом деле, всё зависит, да и всегда зависело, от конкретного человека, да в значительной степени от обстоятельств, а не от должности или рода деятельности. Коль сейчас речь идёт о строительных войсках, то скажу применительно к ним: специфика этой составляющей армии была именно такова, что замполитам иной раз вкалывать приходилось не меньше, а то и побольше командиров. Причины основных две: острая нехватка офицеров на низовых должностях, и большое число на них людей, имевших офицерские погоны, но которые не являлись офицерами по своей сути – в первую очередь я имею в виду «двухгодичников», хотя среди них и встречались очень хорошие командиры.
Во всяком случае, о тех двух военно-строительных отрядах, в которых довелось послужить мне, могу сказать точно: замполиты работали, и за план отвечали, и дисциплину держали, и свои функции профессиональные выполняли (хотя их, как раз, быть может, в меньшей степени).
Я уже и писал, и подчёркивал, что на стройке основное внимание уделялось именно производству, всё остальное признавалось вредным и мешающим интересам дела, а потому игнорировалось. Единственное, на что не смел покуситься никто, так это политзанятия. Правда, в стройбате, в отличие от войск, они проводились только раз в неделю, по субботам. Проведение политзанятий являлось той священной коровой, которая могла ломать любые планы руководителя, они обязаны были состояться, как говорится, при любой погоде. То есть в субботу утром развод на работу проводился на три часа позже, а потом опять все дружненько отправлялись на производство.
Должен признаться, что в целом я был и остаюсь за советскую власть. Но сколько ж в те времена имело место маразмов!
Те же политзанятия. Ведь по сути своей это нужная и толковая вещь. Однако такое ощущение, что наши верховные партийные (они же государственные) боссы до такой степени уверовали в взлелеянный ими же самими миф о всеобщем и полном среднем образовании в стране… Передо мной сидела сотня, а то и полторы сотни ребят, которые окончили сельскую школу в каком-то отдалённом кишлаке Ошской области. А я им должен был читать самую настоящую лекцию, подготовленную умными дядьками из Института марксизма-ленинизма о преимуществах социалистической системы, об агрессивной сущности империализма, об очередном пленуме ЦК… Они просто не понимали, о чём идёт речь, как если бы я общался с ними по-марсиански. Я ж представляю, каким я выглядел идиотом в глазах этих простых и бесхитростных дехкан!.. А ведь приходилось ещё обязывать их конспектировать работы Ленина, всевозможные решения и постановления!.. Мы выдавали им тетради для конспектов, а ребята разрывали тетради для писем домой. Мы пытались прошнуровывать эти тетради, а им плевать было на эту шнуровку.
Я оформил очень даже неплохую Ленинскую комнату. Сделал это неформально, с выдумкой, однако с соблюдением всех необходимых требований… Ну поверьте как профессионалу: хорошая была Ленкомната. На планшетах содержалось много самой актуальной на тот момент информации… Но ведь по-русски читать умели в роте лишь немногие. Да и тем на догмы, изложенные на стендах, было плевать. Только карту СССР пальцами изъелозили на Москве и на Средней Азии – ну хоть зачатки знаний по географии получили, и то уже хорошо.
В этих условиях я скоро снизил пафос своих речей, стал проводить политзанятия как можно проще, говорил на более насущные темы, чем те, которые предписывались официальными руководящими документами… Пару раз получал за то замечания от своих руководителей, однако те ведь тоже всё понимали, так что и замечания звучали вполне формально.
Зато я начал действовать в другом направлении.
Нет, не так, правильнее сказать иначе.
Я уже писал, как приехал на стройку. Молодой лейтенант, полный амбиций и желания служить, который с отличием окончил военное училище, однако ни бельмеса не смысливший в вопросах военного строительства – не в высшем, не в государственном, а в самом приземлённом понимании этого словосочетания. Я попытался проводить партийно-политическую работу как подобает, как учили. Однако скоро понял, что в этом нет ни малейшего смысла. Потом я ударился в производство, пытаясь наладить производственную дисциплину, учёт выполненных работ… Ну и всего прочего, что нужно в военно-строительной роте. Но во-первых, у меня имелись руководители, которые не позволяли совсем уж свернуть обращённую в профанацию политическую работу. Нет, конечно же, я и не собирался отказываться от неё, однако отодвинул её на задний план – что было, то было.
Вообще, надо признаться, сегодня, оглядываясь на те два с половиной года стройбатовской жизни, я иной раз сам себе удивляюсь. Вот попал ты в систему. Так просто прими существующие в ней правила, следуй им, да и вся недолга! Так нет же – не мог просто и спокойно жить. Так же хотелось самореализоваться! В части меня ценили – что в одной, что во второй. А в политотделе УИРа, наверное, и не подозревал никто о моём существовании. Я ж писал уже: столь безнадёжно оторванного от подчинённых политработников политотдела я больше не встречал нигде и никогда, хотя навидался их за 27 «календарей» множество.
Так это я вот к чему. Решил я как-то провести для своих подчинённых боевые стрельбы. Для военных строителей – просто необходимое дело (это я ёрничаю в свой адрес). Но рассудил: вот отслужат мои ребятки положенные два года, а сами в руках оружие держали единственный раз, когда присягу принимали (там на весь призыв выдавали пять автоматов, которые они передавали друг другу на ту минуту, чтобы прочитать текст, да подпись поставить).
В те времена вдоль трассы, которая шла от Тучково к Рузе, располагались военные городки, в которых размещались части ПВО. Съездил я в ближайшую часть, договорился с тамошним замполитом (родственные души), тот решил вопрос со своим начальством, а я со своим… И стрельбы состоялись. Выдали мне ПВОшники три карабина, и каждый военный строитель моей роты сделал по целых три выстрела по мишени. Результаты оказались даже не плачевными, а просто никакими. Однако гордости сколько было у моих ребят! С какой завистью смотрели на них их земляки из других рот!..
Об одном мои подчинённые жалели, о чём разговор вышел позднее. Я там познакомился с фотографом. Я его пригласил в часть, и мои ребята вдоволь нафотографировались. Правда, когда пришлось рассчитываться, желающих выложить денежку оказалось не так много, как жаждавших попозировать, однако всё же фотограф внакладе не остался. Так вот, как же жалели мои ребятки, что на момент стрельб я с фотографом ещё не был знаком, и никто не смог их запечатлеть в боевой стойке с карабином!..
Ну а потом я постепенно начал делать упор на культурно-досуговую (в те времена она называлась культурно-просветительской) работу.
Прежде всего, я познакомился с администратором Московской областной филармонии Александром Кабашевым. Познакомился вроде как случайно, однако я уже сколько раз на практике подмечал, что если действуешь в каком-то направлении, то знакомства вроде как притягиваются к тебе; разве не так?.. Александр был внешне похож на Михаила Боярского и подчёркивал это сходство – носил такую же причёску и усы. Когда он однажды приехал ко мне в часть и куда-то отлучился, ко мне со всех сторон сбежались десятки военных строителей с единственным вопросом: вы, мол, так близко с САМИМ Боярским знакомы?!.
Благодаря Александру мы организовали в нашей части несколько концертов вокально-инструментальных ансамблей средней руки. В частности, я запомнил, что у нас в части выступали коллективы «Москвички» и «Калейдоскоп». Понятно, что он бы привёз исполнителей и повыше рангом, однако это и стоило дороже.
Дело в том, что в те времена для деятелей культуры (хотя, в общем-то, понятие «эстрада» трудно сочетается с понятием «культура») действовало обязательное правило: сколько-то концертов в год каждый артист обязан был дать в воинской части в качестве шефства. Потому они охотно откликались на приглашение того же Кабашева выступить в Подмосковье – тем самым и обязанность выполнялась, и не приходилось ехать куда-то очень далеко, достаточно было договориться с арендой автобуса, и не возникало нужды связываться с поездами.
Вот скажите на милость: разве это плохо, что артисты обязаны были выступить перед солдатами, перед целинниками или строителями БАМа?.. При тех баснословных «левых» доходах, которые они имели и уж подавно имеют теперь, разве это так уж трудно – несколько раз в год выступить за символическую плату?..
Заплатить за такой концерт требовалось 350 рублей. (За Пугачёву или Толкунову, которые тогда котировались по одной шкале, требовалось заплатить 500 рэ). Наш ВСО или УНР на подобные мероприятия не выделяли ни копейки, однако никто не возражал, что я собирал эту сумму с самих военных строителей. То есть где-то по 50 копеек с носа удерживалось с получки. Понятно, что я не знаю, что в тот момент говорили межу собой мои бойцы о таких поборах, но только я уверен, что поступал правильно – для многих, даже для большинства из них такая встреча с искусством стала первой в жизни. Это ж был конец 70-х!.. А тут на сцену солдатского клуба (в повседневной жизни солдатской столовой) выходили красивые девушки в откровенных сценических платьях и весьма недурственно пели своими голосами безо всякой там «фанеры». Право, после таких выступлений меня просто осаждали мои бойцы с просьбами привозить и привозить артистов.
Ну а Саша Кабашев приспособился: он договаривался о таком же выступлении и в соседней части, где уже весь чистый сбор поступал ансамблю минуя кассу филармонии. И самому Александру какой-то процент с этого перепадал. В общем, все оставались довольны.
С этими артистами было связано несколько забавных эпизодов.
Как-то приехал к нам какой-то коллектив, состоявший исключительно из девчат, только руководитель, он же администратор, был мужчина. (Мои киргизы, увидев этот цветник на сцене, пребывали в полнейшем восторге). При столовой, на вечер переоборудованной в клуб, выделили им какую-то коморку для того, чтобы обосноваться и подготовиться к выступлению… Мне потребовалось решить с ними какой-то вопрос. Постучался. «Войдите»… А там девчата переодеваются, все полуголые, и спокойно так реагируют на моё появление, будто так и надо. То есть свою полуголость они не воспринимали как нечто необычное… Для меня же, для мужчины, не избалованного подобными картинками, столько юных тел… Да что там – произвело впечатление, произвело.
Выступление их окончилось поздно. Да, тогда, помнится, прошли дожди, и посередине части стояла огромная лужа. А в столовой туалета не имелось, так мы девчат, при возникновении у них потребности, носили в казарму в туалет буквально на руках – вдвоём сложим «стульчик», артисточка обнимет нас за плечи, и несём мы её в своих резиновых «г…давах» через грязь… Смеху было!..
Так вот, выступление окончилось поздно. Мы их накормили ужином – наш повар ради такого дела расстарался на славу. И предложили девчатам остаться у нас ночевать – мол, всех разместим, а утром поедете… Они тоже были не против, начали дружно уговаривать своего старшего. Однако тот, оглядев наши кобелиные рожи, привычно разглядев азарт в глазах своих подопечных, которые тоже оценили количество глядевших на них с вожделением мужиков, и сказал предельно коротко: «В машину!». Девчата захныкали, однако повиновались безропотно.
…Потом я как-то организовал для своих подчинённых пару раз экскурсии в Москву. Понимал же, что практически никто из них в столице не бывал, а многие и не смогут побывать в ней никогда.
Заранее объявил, что возьму от каждой бригады по два человека, причём, кого именно, определит сам же коллектив. Поначалу имелась у меня мысль взять лучшую бригаду, однако потом передумал. Лучшей у нас по всем показателям являлась бригада бетонщиков, командовал ею лучший сержант роты Агабай Сафинов. У них и заработки получались неплохие, и хвалили их всегда… Потому я и решил, что будет несправедливо их же ещё и в Москву везти – нужно, чтобы охват был пошире… Наверное, никогда в моей роте не было такого порядка, как в тот месяц, что предшествовал первой поездке в Москву. Мои бойцы просто боялись, что экскурсия может отмениться, а потому все ходили тише воды, ниже травы. Отбирали, кто поедет, сами же военные строители; там такие дебаты возникали, такие страсти кипели… Напомню, что рота состояла из бойцов одного призыва, так что речи о «дедах» не шло, ну а то, что перекос имелся на национальной почве – кого в какой бригаде оказывалось больше, той национальности и были кандидаты – с этим поделать я уж ничего не мог. Правда, свой властью я включил в состав экскурсантов несколько ребят, которые добросовестно трудились и являлись активистами.
В том числе включил и Агабая Сафинова – очень добросовестный, грамотный, принципиальный сержант, который умел и сам работать, и заставить вкалывать подчинённых. Причём, как он умел выстроить отношения в бригаде, оставалось только удивляться – невысокий, не отличавшийся особой силой, Агабай был всеобщим любимцем, которого уважали и командиры, и подчинённые, и товарищи. Когда я узнал, что от его бригады в состав экскурсии он сам не вошёл, я удивился. А оказалось, что Агабай сам отказался в пользу какого-то подчинённого, объяснив свой поступок мне следующим образом: мол я сам (он то есть) в Москве ещё побываю, и посмотрю её, а тот, кому он уступил своё место, после службы как уедет в свой кишлак, так никогда из него, быть может, и не выедет… Тронутый его поступком, я взял его помощником – всегда ведь нужен в таких поездках толковый авторитетный сержант. Вполне возможно, что он и рассчитывал на такое моё решение, так ведь я и не возражал – правильно поступил!
Другие офицеры выражали мне своё недоумение: оно, мол, тебе надо?.. Наживёшь ещё приключений на свои ягодицы… Командование вроде как не возражало, но тоже опасалось: всё же Москва, комендатура, да ежели что…
Однако я настоял – и мы поехали.
Мои подчинённые очень хотели попасть в Мавзолей, однако это исключалось. До Москвы добираться было далеко и долго – три часа в одну сторону, так что мы просто не успевали занять очередь. Хотел я в столице заказать автобус и организовать для своих подчинённых экскурсию, однако сообразил, что ребятки, оказавшись в уютных креслах, тут же уснут, и пожалел на это денег. Но и так вернулись в часть переполненные всякими впечатлениями.
Всего я организовал две такие поездки в столицу. Наверное, можно, да и нужно было больше, но, как говорится, что выросло, то выросло.
А ещё я организовал экскурсию на Бородинское поле. Правда, тут я дал маху, приходится признать, поездка получилась не шибко удачной.
Бородино от Рузы не так далеко. И мне УНР от щедрот своих выделил автобус.
Сегодня, в век интернета получить информацию о чём бы то ни было легко и просто. А тогда?.. Я думал, что стоит нам приехать в Бородино, и сможем найти там экскурсионное бюро, где нам выделят гида… Не тут-то было! По всему полю нам пришлось ездить от памятника к памятнику бестолково, бессистемно, я рассказывал бойцам, что знал о том сражении… И потом поехали обратно. Думаю, что цельного представления у моих подчинённых о сражении не сложилось. Но с другой стороны, всё же экскурсия состоялась. Во всяком случае, если бы я организовал ещё одну такую поездку, уже ошибки свои учёл бы.
В мае 1980 года я решил организовать концерт художественной самодеятельности. Вернее, решил-то я раньше, но организовал как раз на майские праздники. Сейчас, при нынешнем развитии телевидения и всяческих компьютерно-музыкальных прибамбасов, даже и сегодня самодеятельность не теряет своего очарования. Ну а в былые времена редкий праздник обходился без неё. Нас в стройбате к тому не принуждали – она непосредственно не повышала процент выработки. Но я же был политработником с образованием и не угасшим ещё стремлением трудиться как подобает… И решил провести концерт. Желавших выступить нашлось – хоть отбавляй, что меня, признаться, даже несколько удивило. Ребята-кавказцы (они были не из моей роты, потому я просто не помню их национальность) выплясывали танец, который у нас традиционно называют «лезгинкой». Один наш виртуоз наяривал на рубабе – узбекский струнный инструмент. Другой спел задушевную песню об озере Иссык-куль… Это – только то, что я хорошо запомнил.
Случилась, правда, накладочка… Выступал один парень тоже из какой-то среднеазиатской республики, и пел что-то озорное, типа частушек. Я вдруг почувствовал, что смех в зале какой-то неправильный, не такой, как должен быть… В общем, что-то мне не понравилось. Оказалось, что тот «юморист» пел частушки про нашу жизнь, и про нас, своих начальников, причём частушки злые, нехорошие.
Это было неприятно. Но секретарь парткома, которому я доложил об инциденте, успокоил меня: от подобных казусов не застрахован никто, только впредь будь осторожнее с подбором исполнителей.
…Ну а апофеозом моей замполитской военно-строительной деятельности стал КВН, который я организовал на 7 ноября 1980 года – в этот «красный день» даже в стройбате объявлялся выходной. Буквально через пару дней после этого мне стало известно, что меня переводят к новому месту службы.
Так вот, к КВНу мы стали готовиться заблаговременно. К этому времени мы с ротой отслужили вместе почти два года. Ребята узнали меня, я узнал их. Поначалу все в моих глазах они выглядели на одно лицо – теперь для меня эти парни являлись каждый индивидуальностью, от каждого я знал, чего можно ожидать – какого доброго дела, или какого подвоха… Теперь уже абсолютное большинство сносно понимали и говорили по-русски…
Не могу удержаться… В роте моей, как я писал, три четверти личного состава составляли представители тюркских национальностей Средней Азии. Однако имелись и русские ребята, в частности, из Щучинского района Казахстана, служили два казахстанских немца (почему-то в память врезались их фамилии – Оствальд и Люберански), а также молдаване, украинцы, несколько москвичей, в том числе и еврей по фамилии Марейна. Так вот, с Украины ребятам присылали сало, из Средней Азии урюк и орехи, сушёную дыню… Всё, что приходило, выкладывалось на общий стол, под одеялом никто свою посылку не жевал. Что-то, понятно, приберегалось для себя и для друзей, однако общая тенденция была именно такой: на общий стол своей бригады. Как-то помню, один парень (цыган из Туркмении) зажал посылку, не выставил её на всеобщее съедение. Так вот, с ним перестали делиться… Потом смотрю – отношения восстановились, видно, нашёл как наладить отношения с сослуживцами.
Итак, украинцам присылали сало. Поначалу мои киргизы бросались от него врассыпную. А на втором году службы уплетали за обе щёки.
Я не рассказываю панегирики, всяко бывало у нас в роте, и безобразия случались. Только зачем о них? Я лучше о хорошем…
В общем, рота если не сдружилась, то во всяком случае, ребята понимали друг друга.
Я и решил провести КВН. Впрочем, это только название такое – реально это была просто конкурсная программа на знание элементарных вопросов из истории, географии, литературы народов Союза, политического устройства, административного деления СССР, ну и т.д. Что-то типа викторины. Я понимаю, что то, о чём я сейчас пишу, может вызвать ухмылку недоверия, но так ведь и было!
Я заранее объявил, что в роте каждый из четырёх взводов выставит свою команду, которой, впрочем, могут помогать все и каждый. Да основные направления, по которым следует готовиться, сообщил. Ребята готовились, да ещё как! В библиотечке части – хоть и хиленькая была библиотечка – брали книжки, листали… Признаться, я не помню, какой именно приз победителям объявил, кажется, договорился о пироге в столовой… Не помню. Но ажиотаж в роте наблюдался.
И вот начался конкурс. Какие страсти вскипели!..
Вот я убеждён, что каждый человек обязательно хочет проявить себя. Обязательно! Даже вне зависимости от того, какой объявлен приз за это самое «проявление». Только у кого-то это стремление проявляется ярко и в повседневной жизни, а у кого-то спрятано под неуверенностью в себе. И когда создаются (или складываются) условия для того, чтобы это стремление нашло выход, вот тут и человек и расцвечивается своими лучшими цветами!
Право, для меня самого стало открытием несколько неожиданным, насколько активно, насколько азартно боролись мои ребята за тот символический приз. Не за приз они боролись как таковой – тут возник просто настоящий азарт борьбы.
…Мы успели провести только два конкурса, когда в роту пришёл командир части. Немного посмотрел, и ушёл. Вдруг прибегает посыльный с приказом: КВН прекратить, всей части собраться в столовой (она же клуб), и начать по-новой, уже для всей части. От каждой роты наскоро сформировали команду…
Вполне понятно, что моя рота уверенно победила – во-первых, мы готовились заранее, а во-вторых, пару конкурсов уже успели провести у себя, так что мои подчинённые попросту знали сами вопросы. Так какие обиды потом начались, какая волна жалоб обрушилась впоследствии на меня, что я, как ведущий, подсуживал своим!.. Моя рота пыжилась от того, как мы сделали всех остальных… И смех, и грех…
Было такое, братцы, было! И всё это – на том самом пятачке заброшенной и заросшей территории с разрушенным остовом здания белого кирпича, мимо которого равнодушно проскакивает автобус, подъезжая к КПП санатория.
Нет, правда, это был апофеоз моей политрабочей деятельности в части.
Как я уже говорил, через несколько дней мне предложили собираться к новому месту службы. А именно – в Афганистан. Одновременно начинался процесс увольнения моих ребят в запас.
Михаил Логвин, который на тот момент ещё являлся командиром части, предложил мне такой вариант: он похлопочет, чтобы меня скоренько назначили командиром роты, и тогда я автоматически остаюсь в части. Однако я отказался – строительная система оказалась не для меня. И уже в декабре 1980 года я уехал в Среднюю Азию. Жизнь моя покатилась по другой колее.
К записи "Как строили “Русь”. Дела замполитские" пока нет комментариев