ПРОИЗВОДСТВО

 

Наша стройка находилась на особом положении. Её курировали представители из Управления делами ЦК КПСС. Регулярно, правда, затруднюсь сказать, с какой периодичностью, на строительство приезжали товарищи в чёрных «волгах» – по тем временам это был высокий показатель престижности. Их встречали резиновыми сапогами, в которые они вступали прямо из салонов – к самой стройке на легковом автомобиле подъехать можно было далеко не всегда, так что часть пути высокие гости шлёпали по грязи пешком.

Пару раз я оказывался свидетелем таких встреч куратора с нашими итр-овцами, но вообще старался избегать данного  удовольствия. Московские чиновники до того, чтобы обращать внимание на нас, рядовых офицеров, не снисходили – и что мне там было делать? 

Это сегодня, по прошествии столь огромного (для одной человеческой жизни) промежутка времени, я понимаю, насколько интересными сегодня стали бы такие впечатления. А тогда… Кто ж мог предположить, какой немыслимый зигзаг выпишет моя судьба?..

Как-то один приехавший из столицы товарищ обратился ко мне с каким-то вопросом, я его провёл по стройке… Он оказался не из аппарата ЦК, а из проектного института, потому ему было интересно не устроить барственный разнос, а узнать, как идут дела и какие возникают проблемы. Я самого этого человека не помню, а вот глаза его, любопытные, какие-то весело-любознательные – глаза в память запали. Он был из Москвы, он был начальником, и он был благожелателен к рядовым воплотителям в жизнь его проекта – как такое можно было не запомнить!

Но главное, ради чего я упомянул о том случае, вовсе не вздохнуть о его очах, конечно же, нет. Причина – в другом!

Тот человек показал нам рисунки, как будет выглядеть санаторий, на котором мы трудились. То есть изображение того, что мы строим.

Тот момент почему-то прочно запал мне в память. Вокруг нас сгрудилось несколько моих киргизов и, громко гоняя сопли в ноздрях, кутаясь в куцые ватники, затягиваясь дешёвыми (9 копеек пачка) сигаретами, глазели на рисунок, сравнивая с тем, что видели перед собой.

Кто бывал в «Руси», представьте себе следующую картину.

Мы стояли примерно на том месте, где сейчас сидит администратор обеденного зала. С этой точки нынче открывается прекрасное помещение со столиками, разделёнными парапетиками с комнатными растениями, а у дальней стены – невысокий подиум сцены. А тогда…

Перед нами ширился неровный бетонный полукруг, ещё не покрытый даже стяжкой, над которым нависал другой такой же бетонный полукруг перекрытия.  По краям стояли колонны, стёкла между ними ещё  не установили. На площадке неряшливым ковриком лежала нанесённая ветром муаровая грязная снежная крупка. За пределами строившегося здания тянулась схватившаяся морозцем снежно-грязево-мусорная мешанина, истоптанная множеством сапог, искромсанная колёсами машин… Далеко впереди эта глинистая

Вот примерно в этом направлении мы смотрели

 поверхность спускалась к глади водохранилища – тогда здесь не было набережной с парапетом, как сейчас. И зарослей ивняка с запутавшимися в нём многочисленными бутылками тоже не было – его граница проходила левее. В том месте примерно, где сейчас на берегу стоит беседка, в нашу бытность располагались мостки для причаливания лодок. В тот конкретный день вода была свинцово-серая, даже на вид студёная, хотя и без льда…

А на рисунке… Я не знаю, как называется такая манера рисунка… Рисунок был выполнен чёрной тушью, словно как немного небрежно, размашисто, без детализации… Там на картине сиял яркий солнечный день. За широкими окнами столовой виднелась та же гладь водохранилища, только на ватмане по ней скользили лодочки. У окон были изображены несколько широколистных кабинетных растений… И в этом пространстве – столики и контуры людей…

Мы смотрели на рисунок и невольно сравнивали с тем, что видели наяву. Это казалось словно окошком в будущее, И не верилось, что так когда-то будет.

Андрей Чепурной (справа от дамы) с руководством ветеранской организации 5 мсд

Кто ж мог предположить, что спустя много лет я смогу неоднократно побывать в этом санатории, бродить по коридорам, которые в те времена являлись ещё только просто межэтажными перекрытиями, смотреть на неровную кое-где кладку и вспоминать, сколько нервов и сил стоило нам (мне!) добиться хотя бы такого качества. Нет, отдыхать я в том санатории ни разу не отдыхал. Но там регулярно проводит свои мероприятия Общероссийская общественная организация инвалидов войны в Афганистане, во главе которой стоит Андрей Чепурной. Так что слово «бывал» – самое точное.

А вот те мои подчинённые, которые своими руками возводили всё это великолепие, увидеть его так и не смогли. Да и не смогут уже, разумеется.

…Итак, утром у нас проходил развод. В принципе, задачи всем были ясны заранее, на разводе только проходило некоторое уточнение этих задач. И потом рота отправлялась на производство.

Стройка – это грязь (это не метафора, а буквальная констатация факта). Весной и осенью это грязь как таковая, зимой это грязь замёрзшая и припорошённая снегом, летом это грязь пересохшая, разбитая в пыль… Многочисленные ямы, рвы, рытвины, канавы… Всюду переброшенные через них трапы…

Самая низкооплачиваемая и неквалифицированная профессия здесь – разнорабочий. Он копает землю, доставляет к местам работы всё необходимое… Плотник сколачивает опалубку для  заливки бетона, устанавливает мостки для каменщиков… Каменщики, бетонщики… В общем, работы всем хватает.

Эти корпуса строила моя рота

Сам процесс строительства завораживает. Вот бетонная поверхность. Мастер определяет линию, по которой начинается укладка первого ряда кирпича. Потом второй ряд, третий… Вроде как незаметно, а стена всё подрастает… Потом каменщикам уже требуется установить мостки… Они поднимаются всё выше… Однако, несмотря на наличие стен, до поры до времени всё равно ощущаешь себя находящимся на улице – пока нет потолка и видишь небо над головой. А в один прекрасный день на эти выгнанные до необходимого уровня стены укладываются плиты – и начинается возведение следующего этажа. А в образовавшихся комнатах приступают к своей деятельности  электрики, сантехники, отделочники…

Помните  мультик про зайчонка, который хотел всем помогать, но ничего не умел делать, и распевал

А спальный корпус строила не моя рота. Но всё равно хорошо

 песенку «Какой чудесный я и песенка моя»?.. Так вот, там хорошо показано, наглядно, насколько не совпадет представление о том, как выглядит строительство, и как оно происходит реально. Казалось бы: кладешь кирпич – и клади. Однако его нужно класть ровно, чтобы не заваливалась кладка ни в одну сторону, чтобы угол не уходил, чтобы шов получался ровным… А потом – дальше. Здание отделывалось облицовочным кирпичом, да ещё замысловатым рисунком, да ещё с расшивкой швов – там и вовсе требование предъявлялось жёсткое.

Красивое это дело, красивое и благородное.

Только вот представьте себе психологию простого молодого парня – из киргизского кишлака или узбекской махалли, которого привезли за несколько  тысяч километров, поставили строить эти стены, и на которые ему, в общем-то, наплевать. Он хочет спать, а не стоять на ветру или на жаре, или на морозе… Ему домой хочется!.. Ему плова хочется, а не переваренных в кашу макарон…  Что ему до разговоров о процентах и плане, если он знает, что сколько ни будет вкалывать, домой всё равно поедет без копейки. К слову, бетонщики и монтажники, у которых заработки получались неплохими, вот те работали куда как лучше!..

Как-то обратили мы внимание, что в части резко в ночную смену подскочил перерасход цементного раствора. Оказалось, что наши ребятки его попросту сливали в вентиляционные отверстия, которые оставлялись в  стенах. Тут всё просто – кончился раствор, значит, можно отправляться спать. Пришлось проводить разъяснительную работу, выделять специально несколько человек, которые должны были пробивать забитые схватившимся раствором воздуховоды – работёнка получилась та ещё!

Да мало ли что ещё случалось!..

Вообще описывать повседневную трудовую деятельность стройки очень трудно. Работали, да и работали. День был похож на день, но при том не было двух дней одинаковых.

…Подпустим немного тайны.

Сегодня комплекс сооружений, объединённый общим названием «Русь», прост и понятен. Всюду светло, указатели, между этажами скользят лифты, в самом крайнем случае, всегда есть у кого спросить дорогу…

Но это – сейчас. А тогда?.. Подлинные лабиринты коридоров и переходов. Ладно, в том же спальном корпусе – всюду оконные и дверные проёмы, через которые в помещения вливался свет. А в цокольном этаже административного корпуса бывали? Да ещё если света нет, стены не оштукатурены, сплошные закутки…

Так вот, мы, офицеры, в первую очередь обращали внимание на производство. И по этим тёмным лабиринтам бродили исключительно редко. Если только сообщит кто, куда следует нос сунуть…

А там протекала своя, зачастую неведомая нам жизнь. Военные строители оборудовали там свои «лёжки», где отсыпались, укрывшись подальше от начальственных очей. Иной раз где-то в потаённой коморке обнаруживались остатки пиршества, или же напротив, заготовленные для намечавшегося пиршества припасы… Что-то потом раскрывалось, что-то так и оставалось неразгаданной тайной… Нашли, например, как-то убогую коморку с явными следами пребывания там женщины – кто такая, как сюда попала, к кому приходила, с кем утехи делила в этих далёких от романтики условиях стройки?..

Хочется остановиться ещё на таком вопросе. Процесс воспитания, как известно, предполагает сочетание методов поощрения и наказания. В условиях ВСО и с тем, и с другим была явная напряжёнка.

Откроем Дисциплинарный устав периода Советской власти, и прочитаем, что он нам предлагает. Писали его явно люди, которые пребывали в сладостной иллюзии, что моральное наказание для советского человека куда страшнее, чем привнесение в его жизнь некого дискомфорта. По их мнению, для солдата очень строгим наказанием являлось объявить ему замечание, выговор, и уж строгий выговор – для него и вовсе становилось кошмаром!.. Ну а дальше шкала наказаний чуть ужесточалась. Однако всё это оставалось не про нас. Лишение увольнения – так у нас и не было увольнений, соответственно, и лишать военного строителя было нечего! Лишение воинского звания «ефрейтор», лишение нагрудного знака «Отличник»… В общем, чушь полная – всё из той же серии: наши верховные правители придумали всеобщую сознательность масс, и сами же в неё уверовали…

Таким образом, единственным приемлемым и действенным наказанием для солдата являлась гауптвахта. Однако это воспитательное учреждение, к которому была официально прикреплена наша часть, располагалась в городе Балабаново Калужской области. Туда ехать в один конец нужно было с шестью пересадками на общественном транспорте!

Как-то мы отправили своего прапорщика отвезти военного строителя на гауптвахту, в назидание остальным. Утром они уехали, вечером вернулись обратно – несмотря на договорённость по телефону, начальник «губы» нарушителя не принял, ссылаясь на отсутствие «посадочных мест». Реально же он потребовал от нашего прапорщика в качестве взятки за то, чтобы посадить-таки нашего чудотворца, ведро краски для проведения косметического ремонта. Прапорщик предлагал ограничиться бутылкой, однако начальник гауптвахты ответил, что этого добра у него сколько хочешь, а вот материалов для ремонта – дефицит. Так и пришлось прапорщику нашему возвращаться в сопровождении злополучного нарушителя, и на радость всем остальным, кому мы хотели преподать урок.  

…Короче говоря, решили мы с ротным организовать для буйных нарушителей карцер. А именно: в подвале «Руси» выложили из кирпича  коморку, вставили дверь – и всё таким образом, чтобы при необходимости можно было всё это легко и просто сломать. Воспользоваться мы им не успели ни разу. Уже на следующее утро приехал ко мне из Рузы секретарь парткома, безошибочно прошёл в подвал к нашему самовольному «профилактическо-дисциплинарному учреждению», и порекомендовал карцер сломать и больше подобными делами не заниматься, потому что можно и под суд загреметь. Пришлось подчиниться.

Кто персонально из моей роты «стучал» на меня, я доподлинно так и не узнал, хотя и держал кое-кого под подозрением.

И это возвела моя рота

В целом же, несмотря на все возникавшие вопросы и проблемы, «Русь» росла. Это как минутная стрелка: вроде движется совсем незаметно, а через какое-то время она уже к другой цифре переползла. Кирпичик за кирпичиком кладёт строитель, вроде и не видно этого, а денёк на стройке не появлялся, глядишь – уже на пол-этажа стены подросли!..

Ещё хочется рассказать о событиях, связанных с объектом «Аврора».

Если посмотреть на интернет-карту санатория «Русь», то левее его имеется ещё один большой объект. Это и есть «Аврора».  Что это за сооружение, я не знаю, да и не интересовался, признаться. Знаю только, что строить его также начинали в мою бытность в тех краях.

Сооружение имело какой-то секретный статус, а потому из Москвы поступил приказ из нашего отряда некоторую часть военных строителей перевести в другие отряды. Тут дело оказалось вот в чём. В нашем отряде служило немало ребят из Казахстана. Многие из них по национальности были уйгуры, родители которых во время этнических гонений переселились в Советский Союз из Китая. Вот их-то и последовала команда отправить в другие части.

Это был сложный период, чего там душой кривить. Я уже говорил, что принял роту совсем молодой, навёл в ней достаточно нормальный порядок, никаких особых эксцессов у нас не случалось… Знал всех две сотни подчинённых… И вдруг некоторое количество ребят нужно было из коллектива изъять и отправить неведомо куда. Ко мне в канцелярию они шли вереницей, убеждая, что ни сном ни духом не ведают ни о Китае, ни о своих уйгурских предках, что их родители не знаются ни с какой разведкой… Кто-то из читающих эти строки может не поверить, но некоторые даже плакали, уговаривая меня не отправлять их никуда. Тут ведь как… Никто ж не говорит, и я тоже не утверждаю, что у нас в части царили тишь, гладь и божья благодать – всякое случалось. Однако в целом порядок был. Те же военные строители, которых потребовали из части удалить, тут являлись своими – они всех знали, и их все знали. И вдруг требовалось ехать в другую часть, где ещё неведомо, как их примут, как сложатся отношения… Я прекрасно понимал чувства своих подчинённых, которым вдруг приказали ехать невесть куда. Да только что ж я мог поделать?.. Даже и не пытался, отдавая себе отчёт, насколько это бесполезно – испытывать прочность обуха посредством плётки.

…Подобные массовые акции, касающиеся больших социальных групп по какому-то формальному признаку, всегда вызывают противоречивое к ним отношение. Скажем, в августе 1941 года было принято решение об отселении вглубь страны поволжских немцев. После Пёрл-Харбора в США подобная же акция имела место против этнических японцев… Можно сказать, что это жестоко, и что это перестраховка. Однако «пятые колонны» всегда формируются из представителей неких групп населения, которые потенциально могут испытывать симпатию к некой враждебной силе.

Я не знаю, насколько большим секретом являлся объект «Аврора», и имелся ли резон в соблюдении столь строгих мер безопасности. Допускаю, что элемент перестраховки тут присутствовал. Но коль решение, о котором идёт речь, было принято, оно подлежало неукоснительному исполнению. В этом я убеждён.

Так что в короткий срок все казахстанцы уйгурских корней из нашей части убыли к новым местам службы.