О СТРАХЕ ПЕРЕД БОЕМ

(Из романа “Не рассказывай мне страшного!..”)

Я много слышал историй о том, какие чувства испытывает человек в боевых условиях. Ну и читал, разумеется, ещё больше. Да и сам своими глазами навидался разного.

Да что там навидался!.. На своей шкуре испытал!..

И вот в чём противоречие. Противоречие неразрешимое, необъяснимое, совершенно непонятное.

Мне много доводилось слышать и читать о страхе, который испытывает человек – в бою, а тем более, перед боем… Страх подавляющий, непреодолимый, парализующий, панический… Однако в реальности видеть таковой, и уж подавно испытывать самому не доводилось.

Нет, не так, неправду написал.

Нет, не то чтобы неправду – неточно!

Человек, который ничего не боится – наверное, есть таковые, но я их не встречал. Во всяком случае, ни один человек никогда не говорил мне: я, мол, ничего не боюсь!.. Страх живёт в каждом. И перед боем испытывает его каждый.

Страх – неотъемлемая и естественная составляющая сущности каждого человека. Да почему же только человека?.. Любого живого существа, даже того, кого мы считаем вовсе неразумными. Страх – это естественная форма проявления инстинкта самосохранения. А этот инстинкт присущ  каждому живому существу, вне зависимости от того, высокоразвитый это организм или же из разряда простейших. Вся-то разница – только человек в состоянии осознать, что в какой-то момент струсил, и может этого стыдиться.

Между тем, самого по себе страха и стыдиться, на мой взгляд, не следует. Его наличие – это нормально! Другое дело – стыдиться или нет тех поступков, которые совершил или не совершил под его воздействием!

Человек перед боем не может не бояться! Более того, наверное, как раз в преддверии собственно боя страх сильнее, чем когда сражение уже началось! Когда кипит бой – тут уже не до страха!

Хотя… И тут неверно сказал. Не совсем верно.

Страх – он многолик. Бесконечно многолик. Просто мы привыкли обозначать этим словом его крайние проявления, когда он захлёстывает человека с головой. Однако такое случается лишь иногда. Куда чаще страх просто присутствует в душе, подконтрольный, свернётся в душе насторожённой пружинкой, но в любое мгновение готовый стремительно распрямиться и парализовать тебя, едва эта способность его контролировать ослабнет.

…Помню, как я с девятой ротой 101-го полка шёл к кишлаку, который предстояло прочесать. Мы знали, что в посёлке обосновались люди, которых мы называли душманами, то есть врагами. Мы знали, что они нас поджидают,  что они прекрасно осведомлены, что мы идём по их души… Соответственно, в любой момент по нам могли открыть огонь – а вооружение они в руках имели прекрасное; и владели им в совершенстве.

Мы шли по открытому, совершенно голому полю, и всё ближе перед нами вырастали стены кишлака.

В это время ощущаешь себя каким-то особенно беззащитным. Словно как даже голым.

В Афганистане офицеры обязательно, в приказном порядке заставляли подчинённых солдат во время боевых выходов надевать каски и броневые жилеты. Конечно, это не панацея от всех бед, это не гарантия от смертельного выстрела… Однако сколько человеческих жизней всё же было спасено благодаря этой защите, наверное, не сможет подсчитать никто.

Сами же офицеры бронежилеты, как правило, не носили. Конечно же, никогда не надевал его и я.

Вернее, надел только один раз – в самый первый день своего самого первого боевого выхода. Но, потаскав на плечах в течение нескольких часов эту непривычную и неудобную тяжесть, снял его, забросил в бронетранспортёр, и больше не прикасался. Тем более, что обратил внимание: офицеры их не носят, и, соответственно, самому выделяться не хотелось.

…Современный человек взращен на кино. Наше поколение больше читало – но в данном случае это не принципиально.

Мы слишком привыкли, что художественные образы героев словно как на время развития сюжета застрахованы от фатальных неожиданностей. Эта уверенность исподволь становится частью нашего мировосприятия – с главным героем до финальной сцены ничего не случится. А кто у нас по жизни главный герой?.. Да я же самый, чего тут непонятного?..

Мы знаем, что главный герой книги или фильма, совершая подвиг, непременно останется жив, а если и получит ранение, пусть и относительно тяжкое, то обязательно выживет, и победит свой недуг, ибо его выходит прекрасная медсестра… А погибать по ходу сюжета придётся другим – тем статистам из массовки на заднем плане, которых не жалко, потому что они второстепенные и безликие-безымянные, и боль каждого из них мы не воспринимаем.

Однако тогда, в последние мгновения перед выступлением на кишлак, в котором нас поджидали враги, я вдруг во всей полноте осознал, что тут – не кино! Тут нет того застрахованного от всех напастей главного героя! И уж я, разумеется, тоже не застрахован!

Я – простой человек из жизни, а не супергерой из кинобоевика! Знаете, я ведь до сих пор помню то мгновение, когда мне открылась эта истина!

На войне каждый участник её – и главный герой, и безликий статист одновременно! Для себя – главный герой, а для припавшего к прицелу душмана – просто мишень, фигура ростовая, №3, если не ошибаюсь.

И вот ты идёшь по полю – и всё ближе стены кишлака. И понимаешь, что это идёт не герой плюс массовка, нет! Что сейчас на этом пятачке территории сошлось превеликое множество людей, человеков, каждый из которых – тот самый мир, космос, отправная точка сложнейшей системы координат, при помощи которых данный человек воспринимает окружающую его бесконечность мирозданья. И каждый из этих людей сейчас одинаково уязвим – что мы, идущие к кишлаку, что те, притаившиеся за его стенами.

Сейчас никакая идеология не имеет значения – пуля вообще не знает такого понятия!

Мы все ещё живы, мы все видим это небо, эти глинобитные стены, эти горы, вытянувшиеся южнее вдоль речки Герируд… Мы слышим всё богатство звуков этого мира! Но где-то рядом уже равнодушно острит, полирует свою косу костлявая Смерть. Или точит свои ножницы Антропа, примериваясь, которую из множества сошедшихся перед ней нитей перерезать первой… Быть может, она, равнодушная к человеку неотвратимая богиня, разглядывает эти волоконца жизни через снайперский прицел, и тогда порвётся лишь одно из них; или же одним веером пулемётной очереди рассечёт целый ворох их…

Образов у Смерти много. Но суть-то её – одна-разъединственная: разделить в человеке тело и душу. Тело – пусть в прах обратится, а душа, растерянная и мятущаяся пусть отправляется куда пожелает – Смерти, в любой её ипостаси, абсолютно на дальнейшее наплевать!

Мы не знаем, по какому критерию она определяет, кого сегодня лишить жизни, направить в царство, откуда нет возврата – есть ли у Смерти заранее составленный список жертв, имеется ли отпущенная на данное боестолкновение количественная разнарядка, либо же в бою включается слепой механизм случайности…

Нам этого знать не дано.

Но только спознал я в те минуты, когда направлялся на выполнение боевого задания, понял вдруг простую истину – совершенно очевидную, но которая до того мгновения до меня не доходила: на данный момент кто-то из нас, ещё живых, уже обречён, кто-то из числа нас, идущих сейчас к кишлаку, назад уже не вернётся. Во всяком случае, таким же, как сейчас – целым и невредимым.

В автоматных магазинах-«рожках» у каждого из нас имелось по три десятка потенциальных смертей, да плюс сколько-то обойм в подсумках или в «лифчике»-«разгрузке», да плюс гранаты, да плюс у кого-то пулемёт с куда большим боекомплектом, да плюс у кого-то гранатомёт «муха»… А за нашими спинами, для прикрытия – взвод миномётов. А дальше – батарея гаубиц Д-30. Ещё дальше – залповые «Грады»… И у наших врагов тоже полностью снаряжены обоймы безотказных автоматов, метких «буров», другой смертоносной механики… И тоже миномёты, «безоткатки», старые надёжные советские ДШК…

Когда начнётся собственно бой, среди всего неисчислимого потока вырвавшихся из своих гнёзд пуль какие-то непременно найдут свою жертву. И почему этой жертвой не могу оказаться именно я?

Прилетевшему из неведомого далёка кусочку металла абсолютно безразлично, в кого впиться – в меня ли, такого грамотного и разумного, или же вон в того паренька, попавшего на войну из своего кишлака где-нибудь в окрестностях Оша, паренька, который до армии в руках держал только кетмень, и, в своём высокомерии рассуждал я,  не прочитал ни одной книги… Мы с ним по внутреннему содержанию совершенно разные. Но сходны в другом: мы с ним – люди из плоти, столь ранимой и уязвимой для металла.

Да, я шёл.

И мне было страшно!

Так в чём же парадокс, о котором я говорил выше?

В том, что на войне страшно каждому. Кому больше, кто-то больший фаталист… Но чтобы вообще не бояться – такого, скорее всего, не бывает.

Но мне ни разу не доводилось видеть, чтобы человек на войне этот страх выказывал!

На рубеже 80-90-х годов в советских тогда ещё СМИ смаковалась тема о том, какими способами солдаты Советской армии уклонялись в Афганистане от выходов на боевые. Даже мочу больных гепатитом якобы пили – чтобы самим заболеть. Что скажешь?.. Наверное, такое тоже случалось. Однако в абсолютном большинстве солдаты сами просились «на войну».

Не верите?.. Однако так оно и было!