Восстание Достоинства

(факты и легенда)

По нашему разумению, это событие имеет большее отношение к достоинству, чем одноименная революция на майдане. Речь идёт о восстании советских и афганских военнопленных в пакистанском лагере Бадабер 30 лет назад. Сочтём за знак свыше нынешнее «суммирование» этой годовщины с 70-летием Победы. В остальном согласимся: достоинство – понятие, прежде всего, нравственное, а политика чаще цинична.

Мы с Андреем Константиновым посвятили бадаберскому восстанию не только роман «Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер», но и предшествовавшие его изданию два года – они ушли не столько на написание текста,сколько на дотошное изучение доступных нам источников. Но и теперь мы убеждены лишь в нескольких фактах. Первый: около 6 утра 27 апреля 1985 года в районе средневековой крепости Бадабер, неподалеку от пакистанского города Пешавар, вспыхнул ожесточённый бой, длившийся примерно 30 минут. Сын начальника советской радиоразведки в тогдашнем Афганистане со слов отца говорит о чрезвычайности этого события, хотя бы потому, что за всю афганскую войну никто из пакистанских вертолётчиков не проявлял такой нервозности, граничившей с шоком. Как минимум, четверо командиров экипажей сначала докладывали на базу о неожиданных для них объектах поражения – почти рядом с авиабазой, потом радовались, что беспрецедентный по разрушительности взрыв, ставший итогом боя, их не задел. Это не исключает того, что кто-то из вертолётчиков всё-таки пострадал – один из них, отвечая на запрос базы о другом вертолёте, с надрывом сообщал: «Не вижу, его нет». Рядом – ещё один штрих: вертолётчиков, участвовавших в операции, почти сразу перевели из Пешавара, возможно, на нелётные должности, во всяком случае, в радиоэфире они потом не засветились. Возможно, потому, что видели такое, что ни при каких обстоятельствах не подлежит огласке. И ещё: в первой половине 27 апреля в Пешавар прилетал президент Пакистана Зия-уль-Хак, имевший иной график работы на тот день. Прилетал, по-видимому, с самым близким окружением, на что указывала модель самолёта.

Второй факт: уже 29 апреля один из двух главных лидеров афганских моджахедов – Гульбетдин Хекматияр – с чего-то вдруг приказал не брать шурави в плен. Потом этот приказ не то, чтобы отменили, но посетовали на собственную поспешность – как будто сказали лишнее. Ещё одна странность: тираж пешаварского журнала «Сафир», весьма меланхолично связавшего взрыв в Бадабере с восстанием содержавшихся там узников (без намёка на их национальность и прочие детали), был изъят без объяснений. Добавим сюда и относительно свежее впечатление: летом 2012 года российский дипломат побывал на месте событий. Но его вопрос к престарелому местному жителю о взрыве в апреле 1985 года симптоматично прервал разговор. Значит, Пакистану до сих пор есть, что скрывать. О чём известно не только узкому кругу посвящённых.

Третий: главный союзник-конкурент Хекматияра – Бурханутдин Раббани – на рубеже веков, как минимум, трижды, подбирая слова, признал факт «выступления содержавшихся в Бадабере пленных, к которым могли принадлежать и шурави». Деталей произошедшего, а также связи «выступления» со взрывом он, правда, не привёл и не признал. Существуют и несколько документальных свидетельств о содержавшихся в Бадабере шурави, прежде всего, фотографии посетившей лагерь летом 1983 года американской «правозащитницы» Людмилы Торн. Дело в другом: именно фото-, а потом и видеосвидетельства вызывают много вопросов о произошедшем конкретно 26-27 апреля 1985 года. По нашим предположениям, американка встречалась не с теми, кто два года спустя поднял восстание, а его непосредственные очевидцы вряд ли остались в живых. Даже если чудом спаслись во время взрыва.

Четвёртый факт: наш весьма осведомлённый консультант, выведенный в романе под фамилией Челышев, подтверждает: да, едва ли не на следующий день после событий в Бадабере командование советских войск в Афганистане пыталось выяснить подробности, но, по чьей-то злой воле, этого сделать не удалось. Хотя почти сразу же пребывавшие в полуподполье афганские «большевики»-халькисты (противники находившегося тогда у власти «социал-реформатора» Бабрака Кармаля) заговорили о восстании в пакистанском плену их единоверцев-халькистов. Тогда же ими было озвучено: к восставшим могли быть причастны и советские.

Пятый факт, и он, пожалуй, главный: внимание к нам собеседников, не менее ответственных, чем «Челышев», похожа на благодарность за то, что мы никого не подставив и ничего секретного не раскрыв, рассказали Правду, в моральном смысле весьма для них важную. Приведём любопытный пример от противного: один из узнавших себя прототипов наших героев, прочитав роман, счёл, что сюжет, по меньшей мере, его канву, мы получили достоверную, «правильную». Но в дальнейшем увлеклись украшениями-допущениями, исказившими суть произошедшего, и, как частность, незаслуженно обидели его лично.

К созданию атмосферы достоверности мы действительно подходили тщательно, в той или иной мере осмыслив многие из примерно 200, главным образом, интернет-источников. Нашими консультантами, часто «вписанными» в роман, оказались люди достойные запомниться и собственной судьбой. Поэтому их оценки-размышления, даже не подкрепляющие нашу версию, помогали её развитию. Об этом свидетельствует, например, участь одного из наших героев – запорожца, и сегодня не забывшего о своём советском спецназовско-афганском прошлом. Воевать против навсегда оставшихся для него «своими» он не стал не только из-за почтенного возраста.

Не имея доступа к документальным источникам, мы скорее по наитию пришли к выводу о блокировании бадаберской темы со всех заинтересованных в этом сторон. Потому, что ни одна спецслужба не раскрывает планов разведывательных операций, ибо их детали могут пригодиться через десятилетия – даже о советской группе глубинной разведки «Джек», действовавшей в 1944 году в Восточной Пруссии, стало официально известно между 65- и 70-летиями Победы. То же и со стороны западных спецслужб. Примечательны периодически раздающиеся интернет-голоса, мол, я тот самый бадаберец, ничего особенного там не произошло, попросил политического убежища на Западе, где и живу… Некоторые даже вступают в переписку с российскими исследователями афганской войны, но на личные контакты не идут. Создаётся впечатление, что на Западе хотели бы дегероизировать восставших (бытовой конфликт, спонтанное применение оружия, подрыв боеприпасов по неосторожности), но опасаются непроизвольно разоблачить себя и своих «подсоветных». И дело тут не в советских пленниках, томившихся через забор от американских советников. Политически куда уязвимей попутное выяснение, чем эти советники занимались. А занимались они «выращиванием» того бен Ладена, который сначала помог им избавиться от шурави в Афганистане, а потом атаковал Америку.

Не спорим мы и с критиками, считающими, что раз не проведено официального расследования, то любая авторская версия – художественна и не более чем легендарна.

Да, мы придумали легенду, состоящую из тесно спаянных кусочков правды. О том, как в «рубиконном» 1984 году у противников лишь намечавшейся перестройки возник политически актуальный план разоблачения «врагов социалистического Отечества» и их внутренних союзников. …И о заброске в пакистанский лагерь специально подготовленного разведчика. …И о его миссии – вскрыть факт подневольного пребывания граждан СССР в якобы нейтральном Пакистане, повторим, превращавшимся в то время в полигон набиравшей силу Аль-Каиды. …И о том, что операция, несмотря на незаурядные способности исполнителя, сорвалась из-за череды накладок и смены политических приоритетов. А сам разведчик, в конечном счёте, исполнил долг Офицерской Чести, редко иллюстрируемый фрагментами послевоенной хроники.

Он, по нашей версии, поднял советских и афганских узников на Восстание Достоинства с временным наведением уставного порядка в нигде не учтённом советском гарнизоне Бадабер. На большее ему не хватило ни сил, ни времени. Но совсем не легендарен итог «выступления обречённых»: уничтожение лагеря подготовки моджахедов и крупного склада боеприпасов, что, повторим, неоспоримо.

Мы считаем, что наши герои оставили Пример, способный на поколения вперёд конденсировать память и электризовать совесть. Даже если не скоро узнаем, как там было на самом деле, и кому мы за этот пример обязаны.

Борис Подопригора