1995

Первая Чечня. Гудермес

О чеченских событиях я могу говорить много. Так случилось, что я побывал на Первой войне, и на Второй, а между ними стал участником событий в Дагестане. Да и после окончания активной фазы военных действий бывал на востоке Северного Кавказа регулярно. На сегодняшний день в последний раз я посетил Грозный в сентябре 2010 года, когда по поручению депутата Госдумы Дмитрия Саблина мы готовили большую книгу-альбом «10 лет на боевом посту» к юбилею 46-й бригады Внутренних войск МВД РФ. И вообще исколесил и в основном облетел республику вдоль и поперёк.

Каждая из поездок была по-своему интересна. Однако, как то нередко случается, самое неизгладимое впечатление произвела на меня первая.

Между моими командировками в Афганистан и в Чечню пролегло почти десять лет. Но насколько всё изменилось за этот, в общем-то, не столь уж большой период времени!

Так получилось, что я довольно часто выступаю перед школьниками, а иногда и перед студентами, выступаю в качестве именно ветерана. Иногда слушатели в своих вопросах, как бы это сказать, просят оценить, на какой из этих войн оказалось труднее. Тут двух мнений быть просто не может: в Чечне оказалось просто несопоставимо тяжелее.

Прежде всего, морально. В Афганистане мы находились на территории другого государства, и осознавали это. Мы знали, что отбудем здесь положенные два года, и отправимся в родную страну, в которой хоть и имелись свои проблемы, однако она виделась тихой и спокойной. Нас царапало, что в Союзе о нашем пребывании в Афганистане бессовестно лгут, однако при этом знали, что мы приедем, имея в кармане какую-то толику денег, а также гарантию грядущего наличия некого минимального набора льгот…

В Чечне всё было иначе. Прежде всего, мы не понимали, что тут происходит, зачем мы воюем, чьи интересы отстаиваем. Воинские подразделения формировались для ведения войны наспех, люди просто не знали друг друга, не знали командиров, а командиры – подчинённых…

Да что там повторять всем известные факты! Группировку федеральных сил направили на ту войну абсолютно не подготовленной ни морально, ни организационно. Высшее командование Вооружённых сил страны, во главе с Верховным главнокомандующим (а этот пост занимает Президент страны) совершило просто преступление перед этими мальчишками, перед их матерями, перед народом и армией, отправив абсолютно неподготовленные воинские формирования решать боевые задачи. Да и какие это были формирования – даже слова такого не существует в русском языке, которое обозначило бы данную совокупность вооружённых людей, которые в документах верхоглядов-генералов значились как роты, батальоны, полки…

Рассказывали, что некоторые военачальники отказались участвовать в этой неподготовленной авантюре. Потом этих принципиальных военачальников быстренько спровадили в отставку, избавились от них. Было такое или нет? Верю, что было – в Советской армии служило немало честных и порядочных людей, которые могли так поступить… Зато, как водится, нашлись и другие, которые привыкли побеждать малой кровью и на чужой территории – правда, только в тактических классах и на карте. Вот такие и взяли на себя…

Погодьте-ка!.. А что, собственно, они на себя взяли? Командование?.. Так то, что они наворотили, просто язык не поворачивается назвать командованием. Ответственность?.. Да не смешите – несмотря на чудовищный провал этой, с позволения сказать, «кампании» никто из главковерхов ответственности за свершившееся по их указанию не понёс. Сейчас они все на пенсии, и чувствуют себя вполне безбедно. Так что ничего они на себя не взяли – ни смелости, ни риска, ни ответственности! Просто отправили других воевать, наблюдая со стороны, что из этого получится.

Очень хочется написать, что кому-то в российских «верхах» (самых высоких верхах) приспичило повевать и навесить на себя лавры полководцев… Только ведь неправдой это будет. Война ведь как таковая – не самоцель, она всегда ведётся во имя чего-то. Во всяком случае, война современная – в Средневековье, возможно, и  случались войны как средство проявления рыцарской удали… Подправим классика: если война – это продолжение политики, то если копнуть поглубже, обязательно наткнёшься на чей-то персональный экономический интерес. Сейчас об этом много говорят и пишут – кто лично и какую конкретно личную корысть имел от Первой чеченской кампании. Во всяком случае, ни простые чеченские парни, ни простые русские парни от этого дележа пирога не получили ничего. Они стали простым пушечным мясом, мелкими разменными монетами, пешками, пытавшимися проскочить битое поле и уцелеть на жизненной доске…

А в Москве на этих мальчишек – солдат федеральных сил – с экранов, с газетных страниц лились потоки грязи, помоев, и то и чего похуже. Не забуду кадры, прошедшие по телевидению, когда показывали топографическую карту, испещрённую условными значками, которую оператор заснял в Чечне в кабинете некого военного чина. Совершенно секретные данные транслировались в эфир – и скольки нашим солдатам они в результате стоили жизни!..

И вот в марте 1995 года руководство Министерства обороны решило наконец что-то предпринять, чтобы подправить отношение к армии со стороны «демократических» СМИ в лучшую сторону. Для этого был предпринят своего рода журналистский десант в группировку.

Не скрою: дело, которое я тогда сделал – из числа тех, которые можно поставить себе в плюс даже в итоговую таблицу всей жизни!

Впрочем, по порядку.

От газеты «Красная звезда» в состав журналистского десанта был включён я с фотокорреспондентом Михаилом Сидельниковым.

Прилетели мы в Моздок. Моздок – это небольшой городок и мощнейшая авиабаза, которые находятся на территории Северной Осетии. Так получилось, что я там впоследствии побывал превеликое множество раз. Впечатление от первого посещения осталось как о невообразимой неразберихе, царившей там. В период Второй Чеченской кампании здесь всё выглядело чётко и упорядочено. Ну а когда активная фаза боевых действий окончилась, когда самолёты начали напрямую летать на Грозный (что на военную авиабазу в Ханкалу, что в аэропорт «Северный»), тут воцарилась тишина, во всяком случае, на фоне того, что я привык видеть здесь в минувшие времена. Подчёркиваю:  это моё личное внешнее впечатление!

(С одной моей публикацией о Моздоке в период Второй кампании произошла любопытная история. Как-то я подготовил материал о том, чем и как живёт сам город Моздок – не авиабаза, не военный постоянно сменяющийся контингент, а город – с населением, которое тут проживает со своими радостями и проблемами. Назвал его банально: «Моздок… Как много в этом слове…». Так вот, этот материал стал абсолютным рекордсменом в моей творческой биографии – его опубликовали под разными названиями едва не 25 газет и журналов, и его у меня «сплагиатили» не менее двух журналистов).

Отсюда нас перебросили в Ханкалу, авиабазу восточнее Грозного, где размещался штаб группировки. Вот там-то меня подстерегала полнейшая неожиданность. Дело в том, что в большой разномастной группе прессы я оказался единственным военным (не считая, понятно, сопровождавшего от Минобороны). Потому меня назначили старшим группы журналистов, которая полетела к Гудермесу.

Штаб группировки наших войск, действовавшей на том направлении, разместился на склоне горы, с которой панорама Гудермеса раскинулась как на ладони. Командовал ею генерал Александр Скородумов – в связи с некоторой схожестью фамилий мы ощутили себя едва ли не родственниками. Он сам себя называл «окопным генералом» – предпочитал находиться подальше от штабов и поближе к войскам. Он нам подробно рассказал, что, где и как происходит, как сложилась обстановка, что, наученные зимней трагедией в Грозном, здесь войска ведут себя более осмотрительно и стремятся к тому, чтобы принудить противника к примирению, а не лезут на рожон…

Много чего там мы увидели интересного. Например, на одной боевой машине солдаты укрепили снятый с железнодорожного вагона указатель маршрута поезда. На длинном белом указателе стояли названия городов, между которыми солдаты стёрли тире, в результате чего получилась надпись «Грозный Псков» – здесь воевали подразделения, сформированные во Пскове.

Я о той поездке писал неоднократно, в том числе в своей книге «Зульфагар», так что повторяться не буду.

А вообще, должен признаться, что я жалею, что не вёл подробных дневников о своих командировках на Северный Кавказ. Привозил оттуда массу материала, расшифровывал его, готовил публикации… А собственно записи у меня в архиве не сохранились. Жаль, тут я проявил непозволительную безалаберность! Тетради афганские у меня валялись бесхозными много лет, а потом я всё же взялся, и их расшифровал, и они вышли отдельной книгой «Боевой дневник Афганской войны». По Чеченским событиям мне такую книгу будет подготовить куда сложнее – если, конечно, я когда-нибудь соберусь это сделать, что, впрочем, навряд ли.

И ещё одно отступление. Как-то ехал я в метро. На ступеньке эскалатора у стоявшей передо мной женщины приключилась беда – каблук-шпилька застрял в резиновых рёбрах ленты. Она дёрнула ножкой и вырвала из каблучка зажатую набойку, а потом лихорадочно суетилась, стараясь полостью каблука попасть на торчавший из резины шпенёк. Я наклонился, велев ей не дёргаться, снял её туфлю, вставил набойку и, аккуратно раскачав, освободил каблук, надел туфлю женщине на ступню. Тут и подъём кончился – мы поспели в самый раз… Через несколько дней в одной компании я рассказал о том случае. Присутствовавшей там даме невесть по какой причине рассказанная история не понравилась. Она саркастически заметила, что, мол, мужиков послушать – все они такие умные и находчивые, что просто ах! На что я ей ответил, что просто мы рассказываем в основном о тех случаях, когда и в самом деле продемонстрировали ум и находчивость – а вот когда сплоховали, о тех случаях предпочитаем промолчать.

Так вот, вернёмся в март 85-го. Я расскажу о том случае, когда сработал отлично. Но это вовсе не значит, что свои лучшие качества я демонстрировал всегда – бывали в моей биографии эпизоды, которые очень хотел бы вычеркнуть не только из памяти, но и вообще из того, что произошло в жизни. О ситуациях, которых я стыжусь, и рассказывать не хочется.

Вспомнилось к слову… Если кто читал, скорее всего, должен был запомнить в романе Фёдора Достоевского «Идиот» эпизод, когда князь Мышкин впервые оказался у Настасьи Филипповны и там затеяли игру в пёти-жё (не знаю, как и перевести это). По условиям игры каждый участник должен был рассказать о самом безобразном поступке своей жизни… В той компании только один человек отказался от участия в игре – думаю, что он просто был честнее других. Потому что остальные поведали собравшимся об очень некрасивых поступках, но всё же, думается, у каждого имеется в биографии что и похуже. Я бы не стал играть в такую игру; есть у меня поступки, о которых я не расскажу нигде никогда и никому. А если и расскажу, то смягчу, подкорректирую их, подбавлю чуточку самооправдания. Не сомневаюсь, что подобные «скелеты в шкафу» имеются у каждого. Или во времена Достоевского люди были чище нас?..

Однако вернёмся в март 95-го… С нами в группе присутствовала бригада телевизионщиков с канала НТВ. В те времена не было на нашем голубом экране канала, который сильнее, чем этот, нападал на армию, на военных. Так вот, мы со Скородумовым сумели показать ребятам с телевидения, что эти простые парни, которые тут, под Гудермесом, выполняли воинский долг, достойны самого искреннего уважения со стороны государства и народа. Надо отдать им должное – «наши» телевизионщики душой не покривили, дали в эфир сюжет вполне положительно-нейтральный, что являлось большой редкостью на нашем ТВ той поры. Насколько я помню, общая тональность той передачи была примерно такой (телегрупп в разных точках Чечни на тот момент пребывало несколько). Мол, в группировке бардак и всё плохо, хотя имеются отдельные положительные примеры – в качестве положительного был приведён как раз сюжет из Гудермеса. Понятно, что для телеканала в целом это служило своего рода игрой в объективность, однако, тем не менее, считаю, что мы сработали нормально – о солдатах, у которых мы побывали в гостях, с телеэкрана прозвучали добрые слова!.. Руководитель всего нашего десанта от Министерства обороны тогда ещё на радостях пообещал мне благодарность от министра, да забыл, наверное. Впрочем, будем откровенны, я вполне обошёлся и без той благодарности.

Не могу удержаться, чтобы в очередной раз не рассказать эпизод, которым завершилась наша поездка (полёт) под Гудермес.

Мы планировали заночевать здесь же, на нависшей над Гудермесом горушке – телевизионщики хотели заснять кадры ночного боя; их можно понять, это и в самом деле смотрится эффектно. Однако когда день повернул к вечеру, ко мне подошёл Скородумов и попросил увезти журналистскую братию от греха подальше – ему не хотелось нести ответственность за гражданских, тем более, представителей прессы. Не скрою, я не знаю, как бы я себя повёл, если бы не являлся официально назначенным старшим группы. А так – мне ведь тоже не хотелось отвечать, ежели, как говорится, не приведи господь… Одно дело отвечать за военных, которым по статусу положено рисковать жизнью, и совсем другое – за «пиджаков» (так на военном жаргоне именуются гражданские люди, по каким-то причинам оказавшиеся в воинской части), да ещё с самого на тот момент скандального телеканала.

И я согласился вызывать вертолёт. Телевизионщики попытались возмущаться, но не слишком активно – очевидно, был тот самый случай, о котором говорят: и хочется, и колется. Как ни говори, а шла война, со всех сторон к палаткам подступали непроходимые заросли густого колючего кавказского леса, обстрел мог произойти вполне. (Как потом стало известно, место, где мы находились, и в самом деле сепаратисты той ночью обстреляли, правда, для нас удачно – обошлось без потерь).

Прилетел вертолёт. Экипаж был зол – как оказалось, для этого полёта лётчиков буквально выдернули из бани… Я подошёл к командиру экипажа, объяснил ситуацию, попросил не серчать… И предложил ему в качестве извинения банку водки – мол, прилетите, пойдёте домываться в баньку, и оприходуете!.. Тогда в Москве продавалась водка в жестяных банках, что было очень удобно, когда едешь в командировку – и легче они стеклянной тары, и не бьются.

Через какое-то время сменивший гнев на милость командир экипажа позвал меня перекусить. На ящиках в салоне Ми-8 на газетке были разложены армейские деликатесы – консервы, всевозможная зелень, сало, хлеб-«черняга»… И красовалась подаренная мною банка водки. Ну я рассудил: что будет четверым здоровым мужчинам да с одной поллитры!.. Однако у ребят оказался ещё и спирт в объёмистой фляге!..

- Ребята, а как же вы полетите? – промямлил я.

- Не боись, журналист! – последовал ответ. – В небе ГАИ нету!..

Обратный полёт я запомнил навсегда. Что вертолётчики творили в небе, словами не передать! Они вели машину над самой землёй, перепрыгивая через деревья и даже кусты, свечой взмывали за облака, бросали «вертушку» к самой поверхности Терека, выписывали невероятные виражи… Мы находились внутри, все восхищались мастерством лётчиков, журналисты пребывали в уверенности, что это выполняется противозенитный манёвр… И только я один знал, что за ручками управления сидят весьма подвыпившие ребята, которые решили показать «жирным пингвинам» радость полёта буревестника. Я был в полном восхищении от них – и по сей день сохранил о них самые восторженные впечатления.