1980

Как я стал журналистом

…Итак, училище знаний мне дало много. Гораздо больше, чем нужно замполиту военно-строительной роты. Там знания требовались совершенно иные; мыслить там предстояло не философскими категориями, а процентовками, толстенным талмудом  ЕНиР («Единые нормы и расценки»), закрытием нарядов… Между тем, именно в стройбат я загремел по выпуску из училища.

Эти корпуса строила моя рота

О собственно прохождении службы сейчас писать не буду. Скажу только, что в строительных войсках я служил в Подмосковье, строил санаторий ЦК КПСС «Русь», который затем был передан Обществу инвалидов Афганистана  и на базе которого нынче действует Центр восстановительной терапии им. М. Лиходея.

Сама по себе служба в строительных войсках меня угнетала. Я, как потомственный офицер, считал для себя унизительным даже носить соответствующие эмблемы! И при этом уж не говорю, что система строительных войск не давала абсолютно никакой перспективы служебного роста.

Этот зал строила моя рота. Здесь снег лежал, когда я уезжал

Короче говоря, я писал письма и рапорта, чтобы меня из стройбата перевели куда угодно, но только в «линейные» войска. Меня вызывали, со мной беседовали, объясняли, что моя служба нужна Родине, что могут заслать в такую тьмутаракань, куда Макар телят не гонял… В какой-то момент я уже практически смирился с неизбежностью до скончания века тянуть лямку стройбатовского офицера (при помощи плети, как известно, с обухом не совладать)…

И тут началась Афганская война.

Как всё в жизни всё взаимосвязано, и никто не знает, к каким последствиям приведёт то или иное действие и событие. Когда-то, в советские времена, мне довелось услышать такую фразу: мол, когда умирает министр обороны, какой-то лейтенант на Дальнем Востоке получает роту. Действительно ведь: происходит подвижка по всей структурной иерархической лестнице. Впрочем, не происходит, а происходила – нынче времена другие: и министры обороны не умирают, а уходят на заслуженные (чем?) отдых, ну а нынешний, так и вовсе без погон… Но от этих частностей суть дела не меняется – в жизни всё действительно взаимосвязано, и никто не может просчитать всех частных последствий того или иного события.

Во всяком случае, я не мог и подумать, что именно та война настолько кардинально повернёт всю мою судьбу, судьбу моей семьи, да и через моё посредство каким-то образом отразится на судьбах других.

В общем-то, что это действительно война, мы осознали не сразу. Понимание приходило постепенно. Тем не менее, когда осенью 1980 года мне предложили ехать в Афганистан, у меня и мысли не возникло отказаться! Мне предложили подписать соответствующую бумагу, что я, мол, еду добровольно. Я подписал, только приписал прямо на официальном бланке, что согласен ехать куда угодно, но при условии, что меня переведут из строительных войск.

Так в самом конце 80-го я оказался в Ташкенте, в Политуправлении Туркестанского военного округа. И там  вскрылась интересная новость.

Оказывается, из выпускников нашего военного училища очень-преочень многих сослали в стройбат. Дело в том, что в эти войска и в самом деле желавших идти служить находилось не так много, а эту форму дармового труда государство использовало на полную катушку. Если говорить объективно, это была неплохая форма альтернативной службы, только крайне несовершенная.

Однако Афганистан быстро привёл наши кадровые органы к пониманию того, что офицеров инженерных войск нужно забирать из стройбатов обратно. Тут дело было вот в чём. По действовавшим тогда правилам заместитель командира роты по политической части полагался в подразделении, в котором насчитывалось 75 человек и более. Однако в большинстве подразделений инженерно-сапёрных войск по штату насчитывалось людей меньше. Зато в боевых условиях замполит полагался в каждом подразделении, независимо от численного  состава. А в Афганистане потребность в сапёрах оказалась очень насущной. Минирование местности и обезвреживание взрывоопасных предметов, организация дорог и колонных путей, устройство мостов и переправ через горные речки, обеспечение подразделений водой в условиях пустынной местности… Да мало ли ещё задач приходилось решать инженерным войскам «за речкой»!.. Вот и начали собирать офицеров, имевших соответствующее образование, повсюду, в том числе и в стройбате.

Под эту кампанию попал и я. В Ташкенте нас собралось, насколько мне не изменяет склероз, 35 человек – выпускников инженерного факультета нашего училища. Кто-то, как и я, ехал в Афганистан с охотой, расценивая это как возможность вырваться из стройбата, кто-то, скрепя сердце, принимая как данность, ну а кто-то с откровенным нежеланием – кому-то ведь и повезло изначально, сумел и в строительных войсках неплохо устроиться.

Тут-то и произошёл в моей судьбе  коренной поворот.

В любой среде можно часто услышать споры о том, что же правит жизнью отдельного человека – Её Величество Судьба или Его Величество Случай. На мой взгляд, решения эта дилемма не имеет. Потому что для получения достоверного ответа нужно знать, что было бы, если бы ситуация сложилась иначе. Но ведь проверить-то мы это не в силах! Мы знаем единственный вариант действительности, того самого, который произошёл – и никакого другого. И что именно выстраивает нашу судьбу, мы не знаем. Потому разговор о том, судьба или случай вмешивается в тот или иной поворотный момент жизни, по большому счёту, не имеет смысла… (По этому поводу хорошо описано в романе Айзека Азимова «Конец Вечности»).

Когда я кому-то рассказываю о том, что именно повернуло мою жизнь в декабре 1980 года, мои собеседники как раз и расходятся во мнении, что это было – просто удачный случай или же судьба решила восстановить справедливость, направив меня на путь реализации творческого потенциала.

Тут вот в чём дело. Когда я учился в ДВВПУ, у нас выходила училищная многотиражная газета «Звезда». Именно там начали появляться мои первые публикации. Я даже помню свою первую заметку, хотя она у меня не сохранилась. Я написал о том, что мы, курсанты, в порядке шефской помощи работали на местной текстильной фабрике. В общем-то благодаря своим публикациям в училищной, а потом и в газете Киевского военного округа, в городской… Ну, заметили меня в училище.

Как-то из-за моих писательских потуг произошла такая история. Возвращались мы с полевых занятий, который проходили у нас за городом. Вдруг увидели, что на территории какой-то организации горит склад.  Руководитель занятия дал команду и мы бросились к пожару, чтобы помочь тушить… Пока искали пожарный щит, гидрант, «кишку»… Тут и пожарные приехали. И оказалось, что в пожарной машине нет воды, а сами пожарные на бушующий пожар смотрят вполне индифферентно: мол, горит, и пусть горит… Я написал об этом заметку в городскую газету. И из редакции приехала целая комиссия, разбираться по факту. Но когда члены комиссии узнали, что свидетелей ЧП – целый взвод, изменили решение, и вместо разборок со мной начали уговаривать меня, чтобы я разрешил письмо не публиковать, и вообще чтобы не настаивал на том, чтобы дать ему официальный ход. Конечно, я не настаивал! Но авторитетаэтот случай мне добавил.

Короче говоря, редактор «Звезды» использовал мой потенциал, однако не счёл нужным подсказать, что по окончании училища можно ведь попытаться пойти служить по линии военной журналистики. Что же касается меня, то я вообще считал, что в газетах работают некие люди не от мира сего – сверхумные, сверхразумные, с кристальной совестью, просто небожители земные! То есть сотрудничал я с газетами, но о том, чтобы попытаться самому оказаться в редакции – у меня и мысли не возникало!

…И вот, в коридоре Политуправления ТуркВО шёл мой товарищ по училищу Анатолий Королёв. В период учёбы он активно занимался борьбой, был сильным, добрым, отзывчивым, и несколько прямолинейным. Вдруг он услышал, как двое кадровиков разговаривают о том, что им нужен корреспондент для военной газеты. Ну право же, абсолютное большинство людей прошли бы мимо. И уж тем более, если учесть, что разговаривали полковники отдела кадров, а Королёв имел звание простого армейского старшего лейтенанта.

Однако Анатолий не сробел, подошёл к ним и сказал, что знает такого офицера, который умеет и любит писать.

Я к тому времени уже получил предписание ехать в афганский город Кундуз, в 201-ю дивизию, замполитом роты (кажется, ремонтной, не помню точно). И просто ждал товарищей, чтобы отправиться  с ними обмывать направление.

И вдруг меня вызывают в «кадры» по второму разу.

- Хотите стать журналистом, корреспондентом? – спросил кадровик.

Для меня это было что-то сродни вопросу, хочу ли я иметь в личном аквариуме золотую рыбку. О профессиональной журналистике я до того момента даже мечтать не смел – потому что считал себя простым смертным!..

Таким образом я и получил предписание ехать в далёкий туркменский городок Кизыл-Арват.

Спасибо за то Анатолию Королёву, который в тот момент сыграл роль либо того самого Случая, либо стал проводником воли Судьбы – я не знаю, какой статус в этом случае ему придать.

Должен сказать, не все тогда поняли моё согласие. Один из офицеров, который очень не хотел ехать в Афган, но получил предписание и ехал-таки, бросил мне с нескрываемой злобой: мол, строил что-то из себя, а сам испугался и воспользовался первым же предлогом, чтобы уклониться!..

Эти слова меня здорово задели – об этом можно судить уже хотя бы по тому, что запомнил их по сей день. Вроде как светлую мечту дёгтем (или чем похуже) замарали. Потому что я не пытался уклониться от опасности, у меня и мысли такой не было! Сколько раз потом получал приказ ехать в «горячие точки» – и ни разу не отказался и не уклонился!

Я, Владимир Нагорный, Сергей Дышев

В Кизыл-Арват я прибыл в последних числах декабря. И собственно к освоению профессии журналиста приступил уже в начале января 1981 года. Редактором газеты «Красное знамя» 58-й Рославльской мотострелковой дивизии был Владимир Нагорный. А ответственным секретарём – Сергей Дышев, ныне широко известный писатель.

Там я отслужил пять лет. И уехал оттуда в Афганистан – никуда я от него не делся.

Остаётся добавить только вот что.

Участники совещания ветеранов локальных войн

Иной раз в жизни сожалеешь, что что-то сделал или не сделал, а то и сделал, но не так. Так вот, никогда, ни на йоту не пожалел я о том, что стал журналистом. Это – самая лучшая профессия, которая только может быть. Кто-то сказал о журналистах, что «они и с уголовщиками, они и с королями». Хорошо сказано, точно. Где я только ни бывал в качестве журналиста, с какими людьми мне доводилось общаться! Я побывал на четырёх войнах, неоднократно посещал тюрьмы и колонии, психбольницы, дворцы и хижины, высокие кабинеты и притоны… Я встречался и общался с ВладимиромПутиным, Сапармурадом Ниязовым, Исламом Каримовым, Игорем Смирновым (из Приднестровья), Сержем Саргсяном, Валентином Варенниковым, Борисом Громовым, Дмитрием Саблиным, Русланом Аушевым, Андреем Чепурным, Францем Клинцевичем, Александром Здановичем, Василием Лановым, Марком Рудинштейном, Викой Цыгановой и Татьяной Андреевой, Эдуардом Малофеевым и Валерием Непомнящим, Юрием Шевченко, Александром Каньшиным и Александром Буркиным, с иностранными дипломатами из США, Канады, Франции, Болгарии, Сербии…

Участники Всеармейского совещания военных писателей

А уж журналистско-писательский мир – и вовсе места не хватит для того, чтобы назвать малую толику моих знакомых: ушедшие в мир иной Нина Матвеевна Беркова, Павел Сергеевич Ульяшов и Владимир Васильевич Карпов, ныне здравствующие Иван Переверзин, супруги Переясловы, Людмила Салтыкова, Владимир Гусев, Владимир Силкин, Александр Торопцев, Николай Шефов, братья Дышевы, Николай Иванов, Юрий Поляков, Станислав Куняев, Елена Семёнова, Дмитрий Каралис, Александр Егоров, Светлана Савицкая и Анна Гаганова… Да всех просто не перечислить!

Иногда можно услышать фразу: мол, жизнь прошла, а будто и не было её… О себе скажу:  у меня жизнь получилась длинная-предлинная, интересная и многообразная. Надеюсь, что до финишной черты ещё дистанция осталась немалая. Однако и сегодня могу сказать: такой интересной и многообразной она получилась именно потому, что 30 лет назад, несмотря на жёсткое давление родни, я принял решение навсегда связать свою судьбу с журналистским, а впоследствии и с писательским ремеслом.

…Через пару лет после описанного эпизода мне предложили вернуться из газеты в войска, стать замполитом отдельного артиллерийского дивизиона. Это было значительное повышение, открывало реальную перспективу продвижения по карьерной лестнице. Я даже стажировку там проходил, гаубицу Д-30 до сих пор знаю хорошо, что такое ПУО (прибор управления огнём), коллиматор или артиллерийский «веер» разбираюсь. С командиром дивизиона отношения у меня сложили просто прекрасные… Но я отказался.

Приходится повториться, что меня тогда никто из родни вновь не понимал. Какое давление пришлось выдержать – словами не передать! Что и говорить – слишком часто я пасую перед давлением близких, плюнешь, да и сделаешь, как от тебя требуют. Но тогда твёрдость я проявил непоколебимую!

Вот сейчас сижу я в московской квартире, работаю в солидной творческой организации, на полке стоят два десятка книг, которые написал я лично, и несколько в соавторстве… И думаю порой: а если б поддался я тогда – где б я был, чем бы занимался?.. Понятно, что альтернативы у жизненной судьбы нет, чтобы проверить это. Но главное – и не хочется проверять, не дай бог, чтобы сложилось как-то иначе!

…Когда я только стал журналистом, один родственник сказал мне, что это не профессия, «а если хочешь писать – пришёл со службы и пиши!». Что ж, творческий процесс действительно труднопостижим для человека, у которого нет в душе такой потребности.

Мне же больше по душе другая фраза: «Можешь не писать – не пиши!». Я лично не писать не могу!