ЛОБАЧИ:

ПЕТР ЕВСЕЕВИЧ И ЕЛЕНА ИГНАТЬЕВНА, АЛЬФРЕД И ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВИЧИ

Как-то читал я воспоминания человека, детство которого прошло в «зоне», где служил охранником его отец. Когда мальчик попал в большой город, самым большим шоком для паренька стало то обстоятельство, что так много людей ходит не строем, без конвоиров и без собак.

У меня отец был офицером. И раннее детство моё проходило в гарнизонах. Самые ранние воспоминания (мне едва исполнилось тогда полтора годика): танки идут по «танковой дороге» неподалёку от нашего дома в белорусской Марьиной Горке, и на футбольное поле садится вертолёт – тогда вовсе ещё диковинка. Соответственно, и круг общения у меня был вполне определённым: солдаты и офицеры, сослуживцы отца, их жёны, их дети…

В этих условиях родня моей матери оказывалась словно окном в иной мир! Дед Петя, бабушка Лена, мамины братья Алик и Валера проживали в посёлке Руденск, что под Минском. Туда мы с братом приезжали на каникулы, да как-то жили целый год, когда отца перевели к новому месту службы и на этом самом новом месте у нас не имелось жилья.

Наш дедушка – Пётр Евсеевич Лобач – был очень хорошим человеком. Ласки и сюсюканья от него мы с братом не видели и не слышали, но какая-то притягательная доброта от него исходила. Я благоговел перед ним. На всю жизнь остался он для меня образцом человека честного и бескорыстного.

В Белоруссии забота о ветеранах войны и в те времена находилась на должном уровне. Во главе республики стоял Пётр Миронович Машеров, единственный человек в высшем руководстве СССР, который Золотую Звезду Героя Советского Союза получил действительно «за войну», а не в честь очередного юбилея «за выдающийся вклад»… При нём ветеранам уделялось принципиальное внимание. Мой дедушка был человеком заслуженным, инвалидом войны, а потому и забота от государства и местной власти всегда ощущалась: и хату помогли отремонтировать, и торф привозили, и с сеном для коровёнки Бурёнки помогали… Конечно же, проблемы и тогда были, и имелось их предостаточно, однако я, будучи ещё совсем мальчишкой, видел: если человек честный и за Родину пострадавший, то государство о нём позаботится, не даст в обиду.

Наивно? Конечно. Но ведь так и было!

До Великой Отечественной дед Петя занимал какую-то должность в сельсовете, был партийным. Когда началась война, конечно же, никто и предположить не мог, что гитлеровцы уже на седьмой день займут столицу Белоруссии. Потому команду на эвакуацию Пётр Евсеевич получил только на третий или четвёртый день войны. При этом о вывозе семей даже партийных и советских работников не шло и речи – для этого не было ни времени, ни транспорта. Так и получилось, что бабушка с тремя детьми осталась в оккупации.

Эвакуировать дедушке предстояло колхозное стадо коров. Своим ходом эвакуировать. Между тем коровёнка – не человек: и быстро идти не может, и отдых ей требуется полноценный… День на третий стало ясно, что угнать стадо в тыл не удастся.

Оценивать поступки человека в боевой обстановке с точки зрения мирного времени – дело неблагодарное. На войне всё, что во вред врагу – во благо Отчизне. И наоборот.

Короче говоря, было принято решение стадо уничтожить. Чтобы оно не стало едой для агрессора.

…Сколько раз мне за мою жизнь доводилось бывать в районе боевых действий! Сколько насмотрелся на коров, овец, коз, которые стали «случайными жертвами» войны! Лежали эти туши вдоль дорог, а то и просто в поле – подорвавшиеся на минах, оказавшиеся под обстрелом, а случалось и служившие просто мишенями для упражнявшихся в стрельбе по движущейся цели маявшихся от безделья солдат… Иной раз вырезали у них филейные места, или свежую печень, а остальное бросали за ненадобностью, на поживу собакам или воронью. Вот такие брошенные туши – тоже своего рода лик войны…

…А потом мой дед оказался в партизанском отряде.  Наступила осень. Он простудился. И его самолётом вывезли на Большую землю. Подлечился Пётр Евсеевич в госпитале. И оказался в окопах под Москвой, где шли самые тяжкие бои.

Зигзаг истории. В 1980–85 годы мне довелось служить в Туркмении, в 58-й Рославльской мотострелковой дивизии. В период Московской битвы один полк этой дивизии оказался в окружении и почти полностью погиб. Через линию фронта пробилось всего несколько человек. Так вот, мой дед как-то сопровождал в штаб полка одного из этих немногих вырвавшихся из окружения.

Потом опять был госпиталь. Деда хотели комиссовать, однако он вновь добился отправки на фронт – он был из настоящих партийцев, которых тогда встречалось немало, хотя говорить об этом сегодня и немодно… В 43-м под Ленинградом попал под обстрел гитлеровских миномётов и получил тяжелейшие увечья – до конца дней его у него не работала одна рука, покалечена нога и не слышал он на одно ухо.

Вернулся домой уже после освобождения Белоруссии. И потом работал едва не до конца жизни.

Бабушка – Елена Игнатьевна –  во время Гражданской войны и после неё, будучи ещё ребёнком, долгое время жила в детдоме. Иной раз рассказывала, как голодали, как ели что придётся… Как-то во время пребывания её в Башкирии, нашли в степи мёртвого верблюда, зачервивевшего…  Ели – куда деваться!..

Надо отметить, что бабушка была замечательной рассказчицей. Как сейчас помню: привычным жестом вытрет сверху вниз уголки губ большим и указательным пальцами, подтянет узелок платочка и начнёт со слов «Фактом дело…». Это у неё присказка такая была. И читала она книги, хотя деревенская была, а у нас стереотип, что в деревне книг не читали.

Сколько помню дедушку с бабушкой – всегда работали. Огород у них был большой, за посёлком поле картофельное (Белоруссия!), в саду – плодовые деревья и ягодный кустарник, корова, дед пытался пчёл держать, да только не вышло у него почему-то…

Соответственно, работали и мы с братом, когда приезжали. Конечно, больше бегали да гуляли (гайсали, – по выражению бабушки). Но что нам поручали, делали. И землю плужком пахать приходилось (не целину, понятно, а рыхлую, огородную), и дрова пилить-колоть, и жука собирать, и липовый цвет (ох, и нудное ж дело!), и картошку копать, и яблоки-ягоды собирать и резать на сушку… С тех пор у меня осталось глубочайшее уважение к людям, которые работают на земле, которые кормят нас, избалованных горожан. И ещё. С тех пор я уверен, что в селе благосостояние человека зависит от того, насколько он наработает. Конечно же, государственная политика для аграриев имеет огромное значение, и всё же труженик-селянин себя обеспечить может всегда. Понятно, если нет неких форс-мажорных обстоятельств.

…Сегодня дедушки и бабушки уже нет на свете. С памятника, установленного на могиле деда, мародёры содрали бронзу: звёздочку, веточку лавра, буквы надписи… Увы, привычная для дня сегодняшнего история.

Теперь о дядьях.

Дядя Алик попытался по молодости пойти в большой спорт. Не сложилось у него что-то – не всем же, в самом деле, становиться рекордсменами. Был он знаком со многими спортсменами республики, много и интересно рассказывал о них, о разных околоспортивных историях… Впрочем, главное, какой урок он мне  преподнёс, заключался в следующем.

Так сложилось, что за свою жизнь дядя Алик поменял немало мест работы. В основном, в городе. Потом и квартиру получил тоже в Минске. Но по сути своей, по натуре горожанином так и не стал. После работы на протяжении многих лет приезжал в село, и работал. Тянул два дома – в Равнополье, где жила его жена, и в Руденске, у матери. Наверное, он мог бы показать себя более рачительным хозяином. Но как бы то ни было, бросалось в глаза, как он понимает и чувствует ЗЕМЛЮ  в самом крестьянском понимании этого слова.

Вспоминается такой случай. У старой груши в саду отпилили засохшую ветку. Дядя Алик распереживался разве что не до слез.

- Нельзя так близко к основному стволу обрезать её, – показывал он мне. – Теперь весь ствол может засохнуть. Больше пенёк нужно оставлять. И тут же варом замазать, чтобы никакая зараза внутрь дерева не попала…

И так мне его эта боль за деревце в память запала, и глаза его, как смотрел он на меня, словно хотел эту боль и мне передать…

Дядя Валера – иное. Он окончил школу с серебряной медалью, подавал большие надежды… Однако поступать в институт наотрез отказался. Объяснил это тем, что работяга может заработать куда больше, чем инженер. И всю жизнь он доказывал это. Не в смысле что-то кому-то доказывал, нет. Просто вкалывал и зарабатывал. Умел работать на самых разных машинах и механизмах, ездил на «вахты», на Крайний Север, ещё куда-то… Он никогда не был меркантильным человеком, даже бережливым его трудно назвать. Красивый мужчина – он и одеваться любил со вкусом, и впечатление произвести… Когда в гости к нему приезжали мы, племянники, на нас не экономил ни в чём! У меня сложилось такое впечатление, что он всегда был при деньгах. Но эти деньги он зарабатывал честным трудом, своим горбом, своим здоровьем! И заработал – на прекрасную квартиру в престижном районе Минска, на машину, дочерей устроил…

Признателен я и их семьям: дяди Алика тёте Гале и сыну Сергею, дяди Валеры тёте Нине и дочкам Анжеле и Ольге.

Сказать, что названные мои родственники – идеальны и безгрешны, было бы, понятно, сказать неправду. И недостатки, и грехи – как же без них-то!

Но только учили они меня – не словами, а поведением, поступками своими. Работать – на каком бы поприще ты ни оказался. Землю любить. О родне заботиться. Чтобы жадности не было.

И ещё. Именно они, мамины родственники с фамилией Лобач, первыми поддержали моё стремление к писательству. Я учился в четвёртом классе, когда начал писать свою первую книгу. К сожалению, рукопись не сохранилась. Но можно представить, какая это была несусветная чушь. Однако именно они, бабушка и дяди (насчёт дедушки не знаю, врать не буду) первыми прочитали мои каракули, и всерьёз обсуждали, даже не улыбнувшись моей детской наивности.

Спасибо!

На снимке: дедушка с бабушкой возятся со мной!