ОТНОШЕНИЯ С МЕСТНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ

Помните анекдот про рыбалку? Один говорит: я не умею ловить рыбу. А второй отвечает: а что тут уметь – наливай, да пей!

Так вот, вопрос, который я поднимаю в данном разделе своих записок, совершенно из иной серии: здесь приходится думать едва не над каждой фразой. Потому что я хочу соблюсти и корректность, и объективность, и не задеть ничьё самолюбие, тем более уж национальные чувства.

Если сказать коротко, то мы с местными жителями жили дружно. То есть наше сосуществование вполне можно назвать мирным и даже взаимно благожелательным. В смысле, что миры у нас сохранялись разными, однако когда соприкасались, никаких искр (межнациональных конфликтов) не случалось.

Всё так. Только вот ведь какая штука.

Дом, в котором мы жили, стоял у самого внешнего забора городка. Со временем я обратил внимание, что окна зданий военного городка, выходящие на улицу, по вечерам светятся редко. Причина такого положения дел выяснилась скоро.

Вид на наш городок с улицы

В той комнате моей квартиры, окно которой выходило на городскую улицу, спал наш старший сын, Александр (младший тогда только проектировался). Так вот, как-то вечером из той комнаты раздался какой-то грохот. Я вбежал в комнату и увидел, что оконное стекло разбито, на полу лежит булыжник, а на противоположной от окна стене – отметина от удара. Счастье, что кроватка сына стояла в сторонке. Оказывается, местные мальчишки частенько развлекались тем, что швыряли камни по освещённым окнам квартир офицеров. К слову, в поездах Среднеазиатской железной дороги очень часто таким же образом вышибали стёкла. Как-то ехал я из Ташкента и камень ударился в окно прямо перед моим носом, правда, стекло выдержало. Потому опытные путники старались по возможности не занимать места по ходу движения – чтобы при ударе камня осколки стекла не полетели в лицо.

После того, как в мою квартиру влетел тот булыжник, я сделал на работе раму, натянул на неё густую металлическую сетку и завесил окно снаружи. Да и свет старался с тех пор включать в той комнате пореже. Насколько помню, в сетку камень потом ударялся не меньше двух раз.

Так что о дружбе народов и уровне цивилизованности местного населения однозначные панегирики петь не стану.

И всё же с туркменами и армянами – местными жителями мы дружили. Не скрою: с армянами эта дружба была более искренней.

Вспомним гениальную фразу о несходстве Востока и Запада замечательного писателя Киплинга. Так что я не возьму на себя смелость рассуждать о нас с точки зрения туркмена. Я могу только высказать свои предположения.

Для туркмен дружба с русскими офицерами являлась предметом гордости, престижности. И при этом они, как правило, имели в виду, что русские женщины  куда более доступны, чем местные. Иметь русскую любовницу для туркмена являлось также предметом престижности. Как ни горько это признавать, но некоторые наши боевые подруги становились такими «предметами престижности».

Об этой стороне нашей жизни я быть может, как-нибудь расскажу в другом разделе своих записок, так что сейчас говорю о другом.

Несколько лет спустя одна вполне современная (на тот момент) туркменка рассказывала мне, что… Как бы это сформулировать… Что многие туркменки мечтали бы стать столь же раскованными и доступными к общению, как русские женщины, но им не позволяет это патриархальность их традиций. В том же Кизыл-Арватском районе года не проходило без того, чтобы какая-то из местных женщин не покончили жизнь самоубийством, если вскрывался факт её неверности или если она не сохраняла до свадьбы своего девства. Между тем, традиционной формой самоубийства у туркменок является самосожжение – жуткая смерть!

Впрочем, не будем об ужасах!

Мне доводилось встречаться с представительницей райкома комсомола, туркменкой. (Почему-то запомнилось её имя, Акджамал, то есть Белая Красавица, хотя смугла она была, смугла-с).  Она как-то поделилась тем, насколько сильно давит на неё патриархальность традиций её земляков, что она мечтала бы о смягчении этого гнёта… В столице Туркменистана Ашхабаде я встречал эмансипированных туркменок, которые придерживались откровенно европейских традиций – в туркменской глубинке такое не представлялось возможным.

Что меня всегда удивляло в тот период жизни – это факт, что у местных жителей всегда имелись деньги. Они не упахивались на работе, они не особо горбатились на полях, официально они получали не бог весть какие зарплаты… При этом в советские времена офицеры получали вроде как не так уж мало… Но куда мне было сравниться с каким-нибудь местным жителем – у них денег «на кармане» всегда имелось в избытке. У них у всех имелись машины, что в любовных делах имеет немало значение…  Они при женитьбе сыновей выплачивали немалый калым. Как это получалось – не знаю по сей день!

…Пригласить на свадьбу или какое иное большое семейное торжество несколько офицеров, да ещё с жёнами, являлось, как уже говорилось, престижным для туркмен. Не скрою, сегодня такую роль «свадебного генерала» я расцениваю несколько иначе, чем в былые времена. Тогда, в начале 80-х, я воспринимал такие приглашения как наглядное проявление дружбы народов и т.д., в то время как сейчас понимаю, это было просто модно и (повторюсь) престижно.

Для меня откровением стал и такой факт. С детства мы знали, что калым оскорбляет женщину Востока, что она издавна мечтала о том, чтобы свадебную плату за неё отменили, потому что калым означает рабство… Ну и так далее. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что в той же Туркмении калым платили за женщину и в советские времена, что сумма его составляла примерно автомобиль (от «Жигулей» до «Волги»), и что женщины хвастаются друг другу, за кого сколько отдали!..

В том же Кизыл-Арвате практически все местные мужчины отлично говорили по-русски. А вот женщины – очень немногие.

…Да, я говорил и говорю, что при Советской власти на окраинах СССР взаимоотношения между русскими и местными жителями вполне можно назвать дружескими. И всё же вести о речь о «новой исторической общности людей – советский народ»… Тут Леонид Ильич явно поторопился, выдавая мечтаемое за действительность. Далеко нам оказалось до такой благости. Ну а дальнейшие события показали, насколько бесконечно далеко!