Борис Подопригора,

литератор

Что такое культура памяти?

Прошлое легендарного посёлка Комарово, что в 50 км от Петербурга, – тема полемичная. Многие к этому прошлому относятся не только предвзято, но и прямо-таки с экстремистской нетерпимостью.

Журнал «История Петербурга. Комарово» мы готовили полтора года. И вот он, сигнальный тираж для авторов. Однако…

За эти полтора года накопилось немало сведений-впечатлений, оставшихся, тем не менее, лишь в рабочем блокноте и на диктофоне. Можно по-разному отнестись к тем бывшим и нынешним комаровцам, которые в сборник не попали. Причины тут разные, в основном – излишний субъективизм. Поэтому, по возможности, обойдусь без имён. Но оценочный ракурс некоторых собеседников всё-таки полезен постановкой вопросов. Самые категоричные из тех, с кем состоялся разговор, считают так: старого Комарово уже нет, а нынешнее — слишком банально, чтобы о нём вести речь.

Аргументы такие: традиционно понимаемое Комарово — прежде всего аура, менталитет, образ жизни. Это не столько громкие имена, сколько запомнившаяся реплика соседки по даче:

— У вас, конечно, есть латино-китайский словарь?

В этом же ряду — полузабытые «исконные» адреса дач по их первым владельцам:

— Там, где жил такой-то, теперь живёт владелец рынков. В замке. Чудовищном. У потомков нет денег на содержание таких участков. Тогда не было налогов или они были мизерными. Дети, а потом внуки стали продавать куски этих участков. Это изменило всю «конфигурацию бытия», не говоря о том, что архитектура стала совсем другой. А тогда никто не мог представить помпезных дач с непрозрачными заборами. Изначальных жителей просто стошнило бы при их виде. Сейчас там — другая атмосфера.

Эта пространная цитата — лишь отрывок из нескончаемого и весьма типичного монолога. И даже не раз упомянутый привычный для шестидесятников стук в дверь, потому что «не у всех, ведь, были дачные телефоны…», — звучит как эхо из непредставимого прошлого.

*       *       *

Сегодняшнее Комарово для некоторых собеседников просто «дорогое место», в смысле престижности и цены. Как, к слову сказать, и Переделкино. Или как путешествие в детство. Без шансов в него вернуться. И уже забывается не только светлое, святое и щемящее… Например, первоначальный цвет веранды, откуда начиналась дорога на пляж. Или показательно откровенное «не все потомки смогли конкурировать со знаменитыми предками». Впрочем, ностальгия радостной не бывает. И уж точно она не оставляет потомкам уроков восхищения.

Спорить тут бессмысленно. Особенно когда нынешние хозяева жизни без эмоций и сомнений строят свои «чудовищные замки» рядом с историческими писательскими дачами (их бы спасти!).

Не так давно снесли также примыкающий к этим дачам дом профессора Николая Рыбалтовского. По воспоминаниям немногих бывших соседей, здесь бывали Георгий Товстоногов и Вениамин Баснер, Виктор Жирмунский и Борис Штоколов… Теперь на месте дома возводят грандиозный подземный бассейн. Понятно, чтó над ним вырастет. При демонтаже здания выбросили в мусор картины некогда модной художницы-пейзажистки Ганшиной, которая считалась пионером в замещении красок природными материалами — лепестками, мхом, кусочками коры…

На комаровских аллеях уже не встретишь сына писателя Геннадия Гора, с чувством рассказывавшего о своём отце и его времени. Грустно…

Конечно же, законсервировать всё, как было, не в силах никто. Да это и не нужно: всё живое развивается по законам жизни. А для неё мемориалы, конечно, важны, но всё-таки вторичны.

Тем временем в муниципальную повестку — и не только — уже стучится вопрос: какие уголки старого Комарово могут быть увековечены без ущерба для сегодняшних обитателей? И в чём будет состоять это увековеченье — приведением знаковых дач в первоначальный вид? А тут сразу вопросы: чьи это будут дачи? за чей счёт их «историфицировать»? и вообще — зачем? А может, чтобы обойтись без вопросов, лучше установить таблички с QR-кодом: кто и когда здесь жил и чем это место памятно? Или такой нюанс: при обилии в Комарово и окрест — Курортных и Дачных улиц – имена тех, кто их прославил, скромно обойдены.

Сведущие собеседники высказали и системные предложения. Например, добиться через ЮНЕСКО регламентации самого понятия «международное признание». Речь, прежде всего, о лауреатах Нобелевской премии. Ведь с «комаровскими аллеями» связаны судьбы трёх нобелиатов — Ивана Павлова, Иосифа Бродского, Жореса Алфёрова. Может быть, по опыту Принстона, созвучного в понятном смысле с историей Комарово, имеет смысл проложить своего рода «тропу славы» — по обобщённому маршруту передвижения известных людей? Наглядное её назначение состоит в сбережении знаковых объектов и окружающего их антуража, чтобы сохранить вид, вызывающий ассоциации с ушедшей эпохой.

И тут мы повторно подступаем к скользким вопросам. Насколько органично это будет выглядеть в современном «живом» Комарово? Опять-таки: какие дачи и каким образом следует превратить в памятники, пусть даже обитаемые? Чьи соседи будут — за, чьи — против?

А ещё: судьи — кто? Ведь отношения между «великими» редко были безоблачными. Это передалось и потомкам. Дело даже не в том, что один и тот же человек проявляет себя по-разному — за университетской кафедрой и на дачном крылечке.

В мой журнальный очерк, во многом построенный на воспоминаниях литератора Даниила Аля, попал неожиданный эпизод: в середине 1960-х его именитые соседи по писательским домикам порой весьма нервно реагировали на просьбы экскурсантов об автографе. Особенно, когда эти стихийные туристы путали имена или допускали спорные суждения. В память моего собеседника врезалась эмоциональная реплика одного такого «неудачно» обратившегося:

— Странные люди эти писатели. Стихи пишут, а так ругаются!

*       *       *

Я — не о культуре общения. О культуре памяти.

В повседневности о культуре памяти говорят редко. Ряд потомков или даже соседей именитых жителей Комарово претендуют на эксклюзивную правду, которую, по их мнению, никто не имеет права оспорить:

— Если не напишите, что этот — плут, а тот — вообще мерзавец, на меня не ссылайтесь! Иначе — ждите проблем.

В итоге несколько интервью, на которые я рассчитывал, на том и закончились.

Другой нюанс всё же поясню фамилией высоко ценимых мною людей. Однажды от станции до писательского домика меня подвёз молодой человек, назвавший свою фамилию — Стругацкий. В недолгой дороге он успел довольно любопытно воспроизвести литературно-дачную атмосферу своего детства. Ибо жил или, по крайней мере, бывал на соседней со мной даче.

Казалось бы, вот он — потомок известного писателя, способный оживить комаровскую летопись! Тем более что юноша этот, как я понимаю, внук, во всяком случае, родственник Бориса Стругацкого и по сей день живёт наискосок от железнодорожной платформы.

С этими надеждами я обратился к своему, известному не только мне, знакомому, поддерживающему отношения с семьёй Стругацких и считающему себя неформальным хранителем памяти о знаменитом писателе. Меня ждало разочарование. Знакомый объяснил мне, что никто из Стругацких не откликнется. Точка. А реквизиты подвёзшего меня молодого человека я записать не успел.

А вот эпизод, непосредственно связанный с тем же Борисом Стругацким, ещё раз подчеркну — искренне мною уважаемым.

В 2010 году я готовил очерк, посвящённый 70-летию родного мне Военного института иностранных языков. Поскольку в 1949-м этот институт окончил японист Аркадий Стругацкий, я обратился к Борису Натановичу в надежде на оригинальные семейно-братские предания об учёбе и службе брата. Но то, что я услышал, даже в общих чертах не совпадало с его общеизвестной, неоднократно детализованной биографией и публичными воспоминаниями его же сослуживцев и, более того, никак не соответствовало фактам. Как быть, если откровения не просто близкого, но, по моему разумению, особо заинтересованного в правде человека противоречат не только архиву, но и здравому смыслу?

С похожими ситуациями составители «комаровского» журнала тоже сталкивались. Иные «вспоминатели» грешили рефлекторным или даже сознательным злоупотреблением правом на Память. Связано ли это было с политическими, родственными, вкусовыми или какими-то ещё пристрастиями, понять трудно.

Это был «биографический снобизм». В лучшем случае он проявлялся всё в том же «верьте мне и больше никому». В худшем — «то, что знаю я, вам знать не положено».

*       *       *

И всё же, к счастью, летописцев, независимых от конъюнктуры, больше.

Я, конечно, не историк-краевед, но осмелюсь сказать, что комарововедению — и далеко не только ему! — не достаёт продуманного организационно-методологического дискурса. С тщательными подходами к именам-событиям, пока не растворившимися в гуле времени. Так, чтобы не приходилось сталкивать источники.

Сужу об этом по часто встречающимся разночтениям, которые допускают, в том числе опытные, но профессионально ревнивые краеведы. Они тоже настаивают на своей эксклюзивной осведомлённости, иногда напоминая носителей «абсолютных» знаний…

А энтузиастам-собирателям, кропотливо изучающим документы, факты и артефакты комаровской истории, огромное спасибо! Таких много — Ирина Снеговая, Елена Цветкова, Елена Травина, Екатерина Боярская…

Впрочем, книги, фотографии, личные вещи, даже изустные фрагменты — лишь музейная сторона прошлого. В основе всё же лежит неоспоримая документальность, опирающаяся на многочисленные и разноречивые источники-свидетельства-подтверждения-опровержения. И тут крайне важно не опоздать с мемориализацией наследия, которое ещё «живёт» в воспоминаниях родственников, друзей-соседей и просто современников ушедших знаменитостей.

Круглый год Комарово посещают многочисленные экскурсанты. По дороге к некрополю они останавливаются у стенда с именами обитателей писательских дач. Экскурсоводы в основном профессиональны и доброжелательны. Правда, некоторым следовало бы умерить публицистичность — ну не была Анна Ахматова «знаменем борьбы с советским строем»!

Летом много «неорганизованных» посетителей. Они тоже хотят прикоснуться к святому. По крайней мере, сделать селфи на фоне комаровских дач и сосен. Кто-то из старожилов вспоминает и казусные вопросы

— Где тут будка собаки, кажется, Мохнатова?

Или:

— В каком домике Цветаева (?! — Б. П.) крутила роман с этим…, как его?..

Лично я таких вопросов не слышал. Наоборот. В душу запал эпизод: пациентка из Песочного (онкологический центр — Б. П.), приехавшая в Питер с Чукотки, решила посмотреть на домик, в котором останавливался её земляк Юрий Рытхэу, а также его могилу в некрополе…

…атмосферу прежнего Комарово не вернуть. Надо сохранить о ней память. Не только в подсознании… А культура памяти — это, прежде всего, деликатность и уважение к истории.

.

Борис Подопригора: https://starodymov.ru/?p=44822

Предыдущая публикация об этой книге: https://starodymov.ru/?p=39392

Моё посещение Комарово: https://starodymov.ru/?p=25150

Алексей Ахматов и его книжка о «комаровцах»: https://starodymov.ru/?p=25465

Некрополь в Комарово: https://starodymov.ru/?p=25124

Иосиф Бродский: https://starodymov.ru/?p=26078

Жорес Алфёров: https://starodymov.ru/?p=29177

Юрий Рытхэу: https://starodymov.ru/?p=32508