Опубликовано по просьбе друзей в авторской редакции

Здесь живут, а не выживают…

Размышления писателя о российской глубинке. Из неё самой

Не знаю, как вас убедить в достоверности телефонного разговора с москвичом, побывавшим в Прибеломорской Карелии (Vienan Karjala). Он, член российского правительства, рыбачил на севере республики, сильно замёрз, поэтому глубоким вечером постучался с друзьями в первую попавшуюся избу… А потом, через какое-то время и в другом хуторе или деревне — ещё в одну… Так вот: гостей не просто дважды приветили-обогрели, им оказали не ритуальное, а искреннее, притом, как выразился этот москвич, «степенное» гостеприимство. И не удержался от откровения: редко, мол, чувствовал себя своим и равным среди людей, которых встретил впервые. И которые при этом не отреагировали на озвученный статус (да и узнаваемость) гостя. Зато проявили не провинциальную бесхитростность, а достоинство хозяев своей земли. Меню, включавшее горячие суп и рыбник, я не уточняю, но гостям запомнились предложенные им постельные принадлежности, почти такие же, как в добротном отеле. И это в доброй сотне километров от ближайшего райцентра — Беломорска, на полпути между Петрозаводском и Мурманском.

Вот, собственно, и все подробности. Добавить сюда можно немногое: хозяевами одного дома оказались северные карелы, другого — русские поморы. Когда после его поездки к нам в Карелию мы разговаривали с ним по телефону, мой московский собеседник, находясь в философском расположении духа, спросил скорее себя, чем меня: почему мы чаще мусолим скандалы вместо того, чтобы отзываться на человеческое, при этом весьма «цивилизованное» тепло? И добавил: а ведь это тема нетелефонного разговора.

Действительно, пройдитесь по форумам. Порою кажется, что они существуют для накопления и консервации человеческой злобы и уныния. И уж точно вы не найдёте в них ни благодарностей, ни наоборот извинений, ни просто разговора о Доброте и Мудрости. Уже это ставит вопрос как минимум о социальной ответственности активистов соцсетей. Тем более что их роль стремительно и неуправляемо возрастает.

Кстати, именно в Карелии число постоянных пользователей соцсетей и телезрителей, получающих общественно значимую информацию соответственно из интернета и ТВ, практически сравнялось — приблизительно по 40 процентов. Правда, опять-таки в Карелии сделаны пробные шаги по сближению власти и блогерского сообщества страны. За пять лет мы пережили столько же блогерских «десантов». Их участники оказались вполне адекватными и отзывчивыми на гостеприимство, которое оценил и наш московский гость. Хотя, скажу честно, своих активистов соцсетей, проявляющих такую же «позитивность», мы пока не вырастили. И вряд ли этому поможет предложение наших гостей сделать Петрозаводск «блогоматерью» городов — для начала — российского Северо-Запада. Проблема всё-таки общая и региональными ноу-хау её не решить.

Хотя она заслуживает подробного разговора. И вот почему: мнение о регионе, особенно периферийном, о людях, которые его населяют, их нечастных радостях и повседневных заботах во многом складывается из реляций-отчётов, выраженных языком отталкивающего официоза. За счёт обобщений и клише эти отчёты часто таковы, что за словесами не виден сам человек. Кроме того, мы вынуждены доверять традиционным СМИ, тоже по-разному ангажированным и отражающим в основном злобу дня — часто ею становятся скандалы.

Ещё одним источником наших «отечествоведческих» представлений служат личные впечатления. Путешествующим (блогерам и рыбакам в том числе) здесь и карты в руки. И останавливаюсь я на этом столь подробно лишь по формальной причине. Проговаривая мысли, заложенные в эту статье, с авторитетным, тоже московским, журналистом и, соответственно, рассказывая ему о первотолчке к её написанию, услышал симптоматичную ремарку: история, мол, с благодарным гостем — это, по восприятию непредвзятого читателя, либо фейк, либо провинциальный феномен. И вообще, это не характерно для нашей скорее суетной, чем рациональной жизни. Я ещё подумал: может, мы и прочие нормы перестаём воспринимать как естественные? Впрочем, это одна сторона дела.

Другая — состоит в утверждающемся мнении, что пульс времени и жизни бьётся исключительно в столице или столицах. Увы, они представляют собой скорее голову, которая, конечно же, управляет всем телом, но не всё тело. Отсюда, как частность, возникает общее мнение, что в столицах-мегаполисах живут, а в глубинке выживают. Вот и в показательных общегосударственных обращениях к согражданам регионы почти не называют. Но именно за их счёт происходит «кровообращение» всей страны, то есть, протекает жизнь, ничуть не менее важная и живая, чем в столичных коридорах. Продолжая образный ряд, выскажусь определённее: то, что голова думает о собственном наполнении и внешних «бакенбардах», не более значимо, чем здоровье всего организма страны.

Со ссылкой даже не на гостей, а на потомственных провинциалов, предположу, что в глубинке не только легче дышится (особенно в отпуске), здесь больше естества жизни. И не только в виде натурно осязаемой физической пахоты (во всех смыслах этого слова), той же рыбалки и колодцев с обжигающе холодной водой. Здесь чутче следят за смыслом сказанного, тем паче — сделанного, за движением глаз, губ, улыбкой, потому что неправду чувствуют сразу и, если её, как говорится, перебор, реагируют без гостеприимства. Особенно здесь, в Карелии, где не было задающего холопство крепостного права, этика и мораль основывались, в том числе, на жёстких принципах старообрядчества (чего стоит выгская община, некогда считавшаяся моделью общественного бытия на русском Севере?), а здравый смысл требовал приноровиться и к природе, и к среде обитания (выживания!) различных этнических и социальных групп. Чаще переплетённых друг с другом и потому искавших взаимного согласия и выгоды, а не поводов для ссор. Кстати, не слепок ли это со всей нашей необъятной страны, столь разнообразной и непохожей на многие другие?

Трудно сказать, сознательно или по наезженной колее строилась здесь и кадровая политика. О ней вспоминаю всякий раз, когда возникает спор о роли личности. Не в истории вообще, а в жизни этой малой для живых людей родины. Во всяком случае, то, что изначально краем руководил поэт и просветитель Гавриил Державин, через века обернулось градообразующей ролью Петрозаводского университета. В Петрозаводске живет рекордное для страны число работников научного цеха на душу населения. А авторитет самого харизматичного руководителя советской Карелии — Ивана Сенькина — основывался не только на тогдашней хозяйственной конъюнктуре (в частности, на экспорте леса и глобальной потребности в газетной бумаге), но и на его нечасто упоминаемых карельских корнях. Во всяком случае, за бюст Сенькина, установленный перед бывшим обкомом, можно не беспокоиться — краской его, во всяком случае, не обольют.

Эти корни — наследственно передаваемые традиции неторопливости, немногословия, основательности, выносливости, запасливости — порой даже удивляли, хотя при этом вызывали уважение. Так, в воспоминаниях маршала Александра Василевского есть примечательный эпизод: прибытие на Дальний Восток войск, ранее воевавших на Карельском фронте. Разгрузка лыж (по три пары на бойца), поротно «модернизированных» печек (с «шишкоприёмниками») и прочего таёжно-приполярного инвентаря лишь поначалу вызвала улыбки встречавших эшелон — дело-то было в знойном в тех краях июле 1945-го! Сохранение местных традиций — не только гостеприимства — это условие формирования общероссийской культуры, шаг к внутривенному воспроизводству национальной идеи. А не только повод удивиться тому, что в Карелии плохо приживаются рестораны азиатской и прочей иноземной кухни. Зато печь пирожки-калитки и плести обереги здесь умеют многие. И считают это обыденным и органичным — а что, у других разве иначе?

Впрочем, подведу черту под кадровой историей. О месте последних руководителей края лучше расскажут наши внуки-правнуки. Расскажут, когда будет, кого с кем сравнивать. Не предвосхищая исторические оценки, всё же поясню: и нынешний глава Карелии — Александр Худилайнен, финн с дальними местными корнями, по меньшей мере, упорствует в создании условий для экономического роста края при сохранении лучших черт его заповедности. Правда, чаще на память приходит другое. Довелось когда-то прочесть первоначальный сценарий некогда популярного фильма «Сибириада». В сценарии был не попавший на экран эпизод: хозяина, скажем, Красноярского края вызвали на ковер в Кремль, так сказать, за все сразу и по полной! Сидя в салоне закреплённого за губернатором Ту-134, он разглядывает карту своих «владений» и размышляет: «У меня только болот в три раза больше, чем территория Франции». Так и нынешнему хозяину Карелии приходится получать «сверху» не меньше и не реже, чем его красноярскому коллеге. Карелия — огромная по европейским меркам страна: больше Прибалтики, чуть меньше некогда могущественной Австро-Венгрии.

Вот и имеем, с одной стороны, экологический, поэтому туристический, мегазаповедник (более 60 тысяч рек и 27 тысяч озёр) с репутацией, подтвержденной не только рыбаками, но и песней про «елей ресницы». Плюс значительную часть таблицы Менделеева, правда, глубоко в недрах, а ещё самую протяженную границу с Евросоюзом. И заманчивый выход через Белое море в Арктику… С другой стороны, — массу системных проблем, по правде говоря не столько карельских по истокам. Наверное, эта тема заслуживает более серьёзного разговора о роли и репутации центра в самочувствии окраин. Обнадёжим федеральных начальников: в глубинке проблемы лежат в затрагивающей равно всех экономической плоскости. Так вот: межэтническая составляющая чаще помогает их преодолевать.

Как легко продолжить этот позитивно-образный ряд рунами Калевалы, обобщёнными Элиасом Лённротом (кстати, по российскому паспорту — Ильёй Ивановичем), Кижами, Валаамом, Рускеалой и прочими штатными достопримечательностями. Но вернусь к открытиям, сделанным моим московским собеседником. Приведу его высказывания, на мой взгляд, более знаковые и запоминающиеся, чем статистически иллюстрированные разделы отчётов, сиюминутно-публицистические репортажи, туристические буклеты и ремарки журналистов — всё замкнутое на общероссийски воспроизводимые стереотипы. Гость, настроенный, надо признать, не на одни лишь комплементы, сказал приблизительно так:

— Знаешь, карельская глубинка — настоящие живые города. Кстати, Костомукша в чём-то цивилизованней Дубны или Зеленограда… Хоть тресни,  люди у вас реально живут, отнюдь не выживают из последних сил, типа, все в нищете и социальной безысходности!

Или вот ещё:

— Будешь смеяться, Петрозаводск меня удивил тем, что Ильичу на вашей главной площади вручили шапку-ушанку — наверное, чтоб в кепке не простудился.  Смешно? Но ведь как тонко…

А потом в разговоре выяснилось, что одинаково чтимая нами поэтесса Римма Казакова именно Карелии посвятила такие строки:

Здесь простор, покой, уют.

Жизнь легко втекает в осень.

Потому что здесь живут,

а не выживают вовсе…

Борис Подопригора,

литератор

(Петрозаводск)