АВАРИЯ

В великолепной книге братьев Стругацких (ныне уже обоих покойных) «Град обреченный» описывается действие закона об обязательной смене человеком сферы деятельности. А именно: в неком Городе каждые пять лет человек был обязан перейти на новую должность, а на какую именно – определяла специальная машина абсолютно наугад. Конечно, само по себе это глупо – когда мусорщик становился следователем прокуратуры, затем главным редактором газеты… Но в том, что на одном месте не следует засиживаться до бесконечности, некий резон имеется. К слову, в той книге закон не распространялся только на фермеров, которые кормили город – в самом деле, в какой другой сфере деятельности можно и поэкспериментировать, но вот с выращиванием продуктов…

Так вот, очень хочется написать, что мне в какой-то момент Кизыл-Арват надоел, что я осознал, что отсюда пора линять… Сказать так будет одновременно и правдой, и враньём. Мне Кизыл-Арват здорово надоел ещё года за два до 1985 года. Но служба есть служба – я продолжал трудиться в редакции той же газеты «Красное знамя».

Не стану утверждать, что ситуация, о которой пойдёт речь ниже, характерна для всех – не знаю, так ли это. Но по себе знаю, и за себя скажу, что по мере того, как трудишься на одном месте, постепенно накапливаются дела и обязательства, которые тебе вроде как и вовсе не нужны, однако которые приходится выполнять по самым разным причинам. Что-то делаешь по старой дружбе, что-то – потому, что так повелось, кому-то в чём-то оказался обязанным… И постепенно эти дела накапливаются, отнимают всё больше времени и сил… Так случалось со мной регулярно.

Именно в Кизыл-Арвате я впервые ощутил данную закономерность в полном объёме.

Итак, я отслужил в редакции газеты «Красное знамя» почти пять лет. Поднялся на одну ступенечку в карьерном росте, стал ответственным секретарём редакции. С кем-то дружил, с кем-то отношения не сложились, кого-то невольно подвёл, кто-то подвёл меня… В общем – жизнь! Но как-то очень чувствовал, что засиделся в этом забытом гарнизоне. Хотя и знал, что немало есть офицеров, которые служат тут куда дольше, чем я.

И вот летом 1985 года проводились большие учения. Я тогда самым наглядным образом убедился, насколько наша жизнь зависит от случайности!

Выдвигались мы автоколонной в район полигона Келята. Я ехал в кабине машины ЗиЛ-157. Машина была не наша, не типографская, так что с водителем я знаком не был. Кузов у автомобиля представлял собой закрытую будку – кунг.

В будке-кузове мы везли два переносных бензиновых двигателя-генератора. Ещё в Кизыл-Арвате к нам попытались подсадить несколько «партизан» – призванных на период учений военнослужащих запаса. Однако они, учуяв, насколько сильно в жарком замкнутом пространстве ароматизируют двигатели, к нам в будку не полезли, решили сесть в другую машину. И это их спасло!

Где-то в районе Бахардена произошло что-то непонятное. Уж невесть по какой причине у нашей машины вдруг отлетело переднее правое колесо. А может, мне так только показалось… Только тяжеленный автомобиль вдруг резко вильнул вправо,  слетел с дороги и покатился с высокого обрыва. Покатился не на колёсах, имею в виду, а кувырком! Вот потому я и говорю, что невероятно повезло тем «партизанам», которые пересели в другую машину: если бы они остались у нас, то летали бы по салону кунга вместе с двигателями, которые попросту перемололи бы их тела.

Но расскажу о себе.

Чувство, о котором я сейчас поведаю, я испытывал всего пару раз в жизни. Это нечто сродни некоторым эпизодам из фантастических или мистических фильмов, когда время почти останавливается и герой может уклоняться от пуль или от каких других стремительно движущихся предметов.

Паники, страха не возникло. Машина падала с обрыва, но как будто в замедленном кино, а я чётко контролировал ситуацию, своё тело, тело навалившегося на меня солдата-водителя, и успевал поворачиваться, да ещё и водителя придерживать.

Тяжёлый ЗиЛ сиганул с обрыва метров пяти высотой, и начал переворачиваться сначала на кузов, потом, зацепившись бампером о насыпь, закувыркался вниз… Я не делал ничего сознательно, но тело моё, руки и ноги действовали подобно слаженному механизму. Я прикрывал руками лицо от ударов, я зафиксировал ноги в упор, чтобы не бросало по кабине, я подхватил рухнувшего на меня солдата… Это не передать словами, но и испытывать на себе никому не пожелаю!

Всё происшедшее реально заняло всего несколько мгновений. Но для меня растянулось надолго! На каждый поворот (переворот в любой плоскости) машины я группировался по-новому, инстинктивно подставляя руки, ноги, бока самым оптимальным образом. Моё тело само определяло, что делать!

Нечто подобное я испытал полугодом позже, когда в Афгане попал под миномётный обстрел, и тело само куда-то бежало, куда-то пряталось, а я просто ему подчинялся. Главное в такой ситуации – не поддаться панике, а тело само тебя на инстинктах спасёт!

Повторюсь: такое вневременное состояние длилось всего несколько мгновений, пока машина катилась-кувыркалась по склону. И всё вернулось к привычному измерению когда падение прекратилось.

Машина лежала на правом боку, я, соответственно, оказался внизу, а на меня навалился водитель. Остро пахло чем-то – врать не буду: чем именно, не помню. Горелым, кислотой, бензином… Помню только, что я пришёл в нормальное состояние именно от запаха. И ещё какой-то ровный звук доносился из двигателя.

(Перечитывая этот фрагмент, подумал, что обязательно найдётся какой-нибудь остряк, который отпустит шуточку по поводу медвежьей болезни. Так вот, подчёркиваю: горелым, кислотой, бензином…).

Короче говоря, я решил, что машина в любое мгновение может загореться.

- Быстро из машины! – допускаю, что я ткнул кулаком в бок солдата сильнее, чем требовалось.

Он что-то ответил, очевидно, не соображая, что произошло. Шевелился он как-то несобранно, словно все мышцы у него действовали каждая сама по себе.

- Из машины! – рявкнул я.

Солдат понял, а может именно командный тон так его сгруппировал… Он как-то мгновенно пришёл в себя, встал обеими ногами на меня и выбрался через открытое окно водительской дверцы. За ним выбрался и я. Отбежал в сторону от лежавшей на боку машины. Оглянулся. Она так и не загорелась. К счастью.

В этот момент вверху на трассе остановился УАЗик. Из него буквально выпрыгнул генерал (я его не знал, а может и знал, да забыл), стремительно сбежал вниз, бросился к лежащей машине.

- Назад! – заорал я ему. – Взорвётся!..

- Там люди… Люди… Спасать надо, – кричал  он в ответ.

- Нет там никого, здесь мы, – сказал я.

Только после этого генерал отошёл от разбитой машины.

…Произошло это через шесть дней после рождения моего младшего сына Станислава. Для меня тот день 9 июня можно считать днём очередного рождения.

Надо сказать, что мы с водителем отделались, в общем-то, легко. Водителя осмотрели, определили, что кости целы и никаких повреждений внутренних органов не обнаружено. Он чётко и внятно ответил на вопросы, потом сам уселся в «санитарку» и его увезли – больше мы с ним не встречались. Зато машина, как оказалось, восстановлению не подлежала! Из телесных повреждения я только подбородок рассёк, мне его потом зашивали мой добрый товарищ стоматолог Семён Адам. Ну, рёбра потом болели, и левая рука от локтя до кисти представляла собой сплошной синяк…

Забавно было на меня смотреть, когда я вернулся в городок. Дело в том, что на меня вылилась кислота из автомобильного аккумулятора, и её брызги постепенно разъели мою полевую форму. Вот иду я, а куртка на мне вся в дырочку, на подбородке окровавленный ватно-марлевый тампон, приклеенный пластырем… Видок ещё тот!

Из-за зашитого подбородка мне какое-то время пришлось обходиться без бритья. А щетина у меня растёт быстро, да густая, да по молодости была чёрной – от предков-цыган! Вид – тот ещё был!

…А через какое-то время раздался звонок из отдела кадров Политуправления Туркестанским военным округом и полковник Курицын спросил, не желаю ли я поехать в Афган. Впрочем, об этом я уже рассказывал в своих воспоминаниях в другом месте.