МИХАИЛ СКОПИН УЧАСТВУЕТ В ЗАГОВОРЕ

(Отрывок из романа «Кривоустовы»)

Данный отрывок не имеет непосредственного отношения к дате нынешнего дня – триумфальный въезд юного талантливого полководца в Москву состоится через несколько лет после описываемых событий (см.: http://starodymov.ru/?p=32548 ). Однако чтобы показать, как начинался его путь к грядущему триумфу, я и решил предложить вниманию читателей именно этот фрагмент своего романа «Кривоустовы» (см.: http://starodymov.ru/?p=9119 ), который – искренне на то надеюсь! – рано или поздно увидит свет.

Итак, в ночь с 18 на 19 мая 1606 года от Рождества Христова, в ночь после свержения и убийства Лжедмитрия I группа заговорщиков собралась в усадьбе Василия Шуйского.

(Некоторые ещё мои мысли о событиях тех лет: http://starodymov.ru/?p=26728 )

***

ЭПИЛОГ

Ага, попалась грешная душа!

Данте Алигьери

«Божественная комедия»

«Ад» был страшен. Его боялись все собравшиеся. Даже не так, не собравшиеся: ведь многие из тех, кто не явился сюда, проигнорировал приказ именно по причине своего страха.

Надо же: сколь прозорлив оказался покойный Самозванец, что ещё при жизни озаботился изготовить «Ад», в котором ему предстояло гореть!

…Ещё зимой, готовясь к очередной воинской потехе, Лжедмитрий приказал построить штурмовую башню, туру на колёсах. Башню вооружили артиллерией, снабдили огневым припасом, чтобы она могла не только ядрами и дробом бить по врагу, но и пускать огненные струи.

А главное – раскрасили её в устрашение врагам так, словно она для участия в битве выползла  из самой преисподней: с чертями, которые наказывают грешников, с сатанинским пламенем… Башню так и назвали – «Ад». Она настолько понравилась Лжедмитрию, что он вознамерился везти её с собой на низ Дона, где собирался штурмовать турецкий Азов.

Москвичи – народ суеверный. Башни сторонились, своим зловещим видом она внушала повсеместный ужас. Шептались, что тура стала одной из причин гибели Лжедмитрия – мол, вызвал он тёмные силы преисподней в святую Москву, вот и забрали они его к себе.

Покойный государь собирался устроить очередное испытание башне во время потешного боя, который затеял, да не успел провести. Именно в «Аду» собирались укрыться убийцы, намеревавшиеся перебить русских бояр, стоявших во главе заговора против иноземцев. Об этом Анфиноген Кривоустов известил бояр Шуйских, Голицыных, Татищевых…

В том, что башню уничтожат, сомнения ни у кого не оставалось. Другое дело, что никто не мог предположить, что она обратиться в погребальный костёр для тела Самозванца!

…В день переворота руководители боярского заговора сработали чётко и слаженно.

Едва стало известно, что Лжедмитрий мёртв, во все концы столицы поскакали гонцы с жёстким приказом прекратить бесчинства. Поскольку стрельцы и иноземные наёмники участия в событиях не принимали, роль полицейских команд пришлось исполнять дружинам княжеских боевых холопов. Осаждённые усадьбы поляков и сторонников Лжедмитрия разблокировали, чернь разогнали. Уже к полудню на столицу снизошли тишина и покой.

Тела Лжедмитрия и его верного Басманова пролежали на Красной площади весь день 18 мая. В тот же день собирали и тела погибших сторонников Лжедмитрия, которых на улицах лежало немало по всей Москве – кто говорит, что их оказалось несколько сотен, а кто счёт ведёт и на тысячи.

На рассвете 19 мая от Торговых рядов к Лобному месту повалила толпа. Впереди верхами ехали братья Голицыны. Стоявшие вокруг тела убитого царя люди раздались в стороны. Глядели на подъехавших в основном недобро.

Стрельцы и княжеские дружинники бесцеремонно растеснили толпу в стороны. К прилавку с телами казнённых подвели лошадь. Она упиралась – чуяла мертвецов, косилась назад, коротко всхрапывала.

- Ладно тебе, кобыла твоя мать, будет уже!.. – ворчал пригривник, осаживая её назад. – А то ты мертвяков никогда не видела!..

К лошадиной сбруе заранее приладили прочную верёвку с петлёй на конце; теперь эту петлю накинули на босые ступни убитого царя. Затянули понадёжнее, чтобы не распуталась, неровён час.

- Ну, пошла, расплека, кобыла твоя мать!..

Обрадованная возможностью отойти подальше от густо смердящих трупов, лошадь резко дёрнула прочь. Тело Лжедмитрия соскользнуло с шершавого прилавка и с глухим стуком рухнуло наземь. Маска с вспоротого живота свалилась, дудка во рту нелепо скосилась вбок.

Стрелецкий караул окружил упряжку.

- Готовы? – оглядел подчинённых хмурый распорядитель действа. – Ну, пошли тогда!..

Сквозь раздвигавшуюся толпу процессия направилась в сторону Васильевского спуска. Лошадь шла понуро, опустив голову, будто стыдилась своего задания. Труп волочился сзади по булыжнику, по доскам… Застывшее уже тело деревянно подпрыгивало на неровностях. Из некоторых ран сочилась нежидь; над ней обильно гудели мухи.

Впереди шёл бирюч, громко читал обличительную грамоту: что, де, расстрига самозваный Гришка сын Отрепьев самовольно присвоил себе имя погибшего царевича Димитрия… Ну и дальше подробно перечислялись прегрешения убитого. За ним вышагивал барабанщик, время от времени ударял колотушкой по гулкой коже своего инструмента.

Толпа черни повалила за жуткой процессией.

Откуда-то донёсся одинокий удар колокола. То ли звонарь отважился проводить в последний путь вчерашнего царя, то ли, наблюдая за происходящим, случайно задел било-язык…

На смотровой площадке на кремлёвской стене виднелись зеваки – а кто именно, было не разглядеть.

Дождавшись, пока процессия удалится, Василий и Иван Голицыны спешились. Повинуясь жесту Василия, холопы оттащили прилавок в сторону. Одновременно к лежавшему на земле телу Петра Басманова подъехала застеленная чёрным сукном колымага.

Перекрестившись, Иван шагнул было к окоченевшему телу. Однако Василий удержал его.

- Ладно уж – холопы поднимут, – сказал он, слегка сморщившись, чем указывал на тяжёлый дух, исходивший от тела.

Иван настаивать не стал.

Холопы уложили изуродованный труп Басманова в колымагу. Василий Голицын укрыл тело заранее приготовленным плащом.

Братья Голицыны и братья Басмановы были промеж собой также братьями – сводными. После гибели Басманова-отца его вдова вышла замуж за смоленского воеводу Василия Голицына. Так и породнились две фамилии… Иван Басманов погиб тремя годами ранее во время восстания Хлопка, или иначе татя того называли Косолапом. А вот теперь – и Пётр.

Голицыны выпросили у Боярской думы разрешение похоронить Петра рядом с братом, на кладбище, на котором покоятся многие их предки. Бояре разрешили – победители иной раз склонны к милосердию… Хотя тут, скорее, не благородство сыграло свою роль, а то, что захлестнули бояр иные заботы.

Да в самом деле – до какого-то Басманова тут, коль речь идёт о том, кому на царский престол воссесть!

Делёж власти начался тотчас за переворотом. Пока народ расходился по домам, в растерянности от содеянного, не зная, радоваться ли случившемуся или же страшиться его, знать уже приступила к дележу доставшегося ей наследства. Имелась бы возможность его разделить – куда проще пришлось бы. Однако царская корона не делится, приз мог достаться только одному – и как определить, кому именно?

Только несколько часов назад бояре выступали единым фронтом – пока речь шла о свержении Самозванца. И теперь они единогласно проголосовали за свержение патриарха Игнатия – это оказалось последним совместным действием победителей-заговорщиков. С Игнатия сняли положенные по чину знаки церковной власти, под конвоем отправили в кремлёвский Чудов монастырь – грехи замаливать.

С этого мгновения Дума развалилась на множество группировок – более или менее крупных, а то и вовсе меленьких. Каждая группировка выдвигала своего кандидата на пост царя. Фёдор Мстиславский, Василий Шуйский, тот же Василий Голицын… Ванька Романов по прозвищу Каша, брат Филарета – и тот в кандидаты на трон сунулся, очевидно, рассчитывая, что в память о его отце Никите Романовиче поддержку получит… Едва не  каждый боярин, имевший в своём роду князей, выдвигал свою кандидатуру; и едва не у каждого образовывалась своя партия.

В какой-то момент вроде как наметились два блока, у каждого из которых как будто обозначились по единому кандидату в цари – Мстиславский и Шуйский… Однако это только показалось – так толком и не сложившись, группировки и рассыпались. Каждый претендент снова потянул на себя.

Так, ни до чего и не договорившись, бояре разъехались по своим усадьбам – готовиться к новым схваткам за корону.

Наступил момент безгосударствия.

В подобных ситуациях верх одерживает тот, кто окажется расторопнее, кто станет действовать решительнее, кто меньше задумывается о правовой основе задуманного захвата власти. Кликнул кубок мёду, прилёг передохнуть с устатку, принялся высчитывать по памяти кто большее имеет прав занять место Даниила Московского и Ивана Калиты – тут и утратил шанс.

Между тем, большинство бояр, уставшие после насыщенных суток, осушив по доброй чаше хмельного, улеглись под перины со своими боярынями, мечтая о короне и перебирая в затуманенной дрёмой голове аргументы в свою пользу. В крайнем случае – в пользу своего брата или верного союзника.

Среди очень немногих, кто не поддался соблазну отложить решение вопроса на потом, оказался князь Василий Шуйский. Уж он-то понимал: завтра мечтать о короне окажется поздно – власть следует брать немедленно!

Во все времена так получалось, что в смутные времена во главе государства оказывались не самые лучшие, не самые умные, не самые даже удачливые – а именно те, которые улавливали нужный момент и умели им воспользоваться!

Василий Шуйский с заседания Думы тоже отправился в свою усадьбу. Только в отличие от большинства своих коллег по правительственному органу, отдыхать он не намеревался! Вместе с ним в усадьбу прибыли и его ближайшие помощники, бывшие с боярином в Кремле. Здесь их поджидали остальные участники партии Василия Ивановича, не имевшие права присутствовать в Думе.

По сути, они готовили переворот. Захват власти одним из кандидатов на трон без согласования с остальными членами Думы, и уж подавно без Земского собора. Главное, что требовалось – это сделать своё дело максимально скоро, пока соперники не опомнились!

Руководителем штаба заговорщиков стал окольничий Михаил Татищев. В своё время Михаил Игнатьевич состоял в числе тех, кто поддерживал Бориса Годунова в его борьбе за трон, ещё вчера он содействовал свержению Лжедмитрия… В общем, опыт того, как «делать царя», равно, как, впрочем, его низвергать, у Татищева имелся. Плюс изворотливый ум дипломата и интригана, который позволял не просто придерживаться наработанной схемы, но и изобретать новые ходы.

Кроме него, в усадьбе Шуйского собрались: его братья Иван и Дмитрий, возвысившийся в минувшее царствование племянник Михаил Скопин, боярин Иван Крюк Колычев, которого Лжедмитрий вернул из ссылки, которую Крюк отбывал в Нижнем Новгороде, митрополит Крутицкий Пафнутий, купцы Мыльниковы, которые желали получить дивиденды за свою активность в момент убийства Лжедмитрия, ещё некоторые заговорщики…

- У нас тут собрались представители всех чинов, – излагал свой план Михаил Татищев. – Можно сказать, что мы собрали малый Земский собор, который вправе избрать царя!..

Юный Скопин немного растерянно обвёл взглядом собравшихся. За исключением самих Шуйских, да того же Татищева, тут не присутствовало ни единого человека, который бы обладал правом на участие в выборах царя. Кто такой Пафнутий в иерархии Русской Православной церкви?.. Уж во всяком случае, клирик совсем не первой величины. Он здесь присутствует по единственной причине: патриарха Боярская дума низложила, а нового-то и нет! Кандидатов на пост патриарха имеется несколько, да только каждый из них – выдвиженец вполне конкретных боярских родов.

Пример, как известно, заразителен. Кем являлся тот же Игнатий?.. Да никем, если разобраться! Выходец с Крита, волею судьбы занесённый в Московию, где занял кафедру Рязанского митрополита… Он лишь вовремя сумел поддержать Лжедмитрия – и стал патриархом.

Уж не на то ли рассчитывает и Пафнутий?.. Очень даже может статься!

Однако молчал Михаил. Молод он ещё, едва двадцать лет исполнилось. Куда против старших в роду высовываться!..

Молчать-то молчал, а ведь думу-то думал!

Покойный государь Дмитрий Иванович… То бишь, какой государь, Лжедмитрий конечно же, Самозванец!.. Так вот, покойный государь-самозванец назначил его, юного Михаила Скопина-Шуйского, Великим мечником. Такой должности не существовало никогда при московском дворе, её покойный заимствовал из польского придворного чина… Так что он, Михаил, первым занимал её, а может, и окажется единственным, если новый царь отменит все новшества покойного государя. Государев Великий мечник Мишка Скопин. Звучит?.. Да кто бы спорил – звучит. А теперь кем станет?..

Между прочим, когда тот, убитый, завёл при дворе новые порядки, веселее стало в государевом дворце. Пиры, танцы, маскарады… Не случайно же сам юный Скопин начал выбривать лицо, по примеру своего благодетеля!

И вдруг всё рухнуло. Оно, конечно, если Шуйские возьмут верх, и Скопин окажется не на последних ролях! А если не выйдет дело?.. Тогда десять раз пожалеешь, что Лжедмитрий погиб!..

Думал Скопин, о разном думал. И по-разному.

Между тем, Татищев продолжал.

- Итак, великим князем Московским и царём всея Руси наш Собор провозглашает князя Шуйского Василия Ивановича. Так?

- Многие лета государю!.. Слава царю Московскому Василию Ивановичу!.. – прорвало собрание.

- Праздновать потом будем! – остановил веселье Татищев. – Теперь – крестоцеловальные грамоты!..

Соответствующие бумаги Михаил Игнатьевич подготовил заблаговременно. Он быстро прочитал обе; документы констатировали, что Василий Шуйский происходит из Рюрикова рода, а потому имеет право на московский трон.

- Там сказано, что род наш происходит от Александра Невского, а мы ж его ведём от Андрея, который приходился Александру Ярославичу  младшим братом… – заметил Скопин.

- Минька, да кто ж в эти мелочи в такой момент вникать станет! – подмигнул ему Татищев. – А имя святого Александра Невского прозвучит, так в том вам же польза – чернь, да и знать тоже, этого воителя любит. А потом, позднее, когда разберутся, то наша власть уже будет. В смысле – власть государя Василия Ивановича!

На том и порешили.

…Поутру вельможные участники событий, происшедших накануне, хорошо отдохнув, ещё только поднимались и садились к утреннему чаю, а Василий Шуйский в окружении группы преданных ему соратников уже покинул усадьбу и направился к Лобному месту. В Торговых рядах и вокруг них уже толпился простой народ, взбудораженный происходящими событиями. Главная тема разговоров звучала  одна: кому стать царём?..

…Если покойный государь Дмитрий (Лжедмитрий) сумел добиться любви простого народа, то у Василия Шуйского сложились крепкие позиции в купеческой среде. Уж бог знает, по какой причине.

Вот и теперь, едва купцы Мыльниковы запустили среди купечества слух об избрании на трон Шуйского, торговый люд охватило ликование.

- Василия Ивановича на трон! – надсаживались оказавшиеся на Торгу люди. – Слава!..

- Народ московский! – старался перекричать шум Татищев. – Князь Василий Иванович Шуйский – известный страдалец за православие!.. Достоин ли он царствовать нами?..

- Достоин! – взревели расставленные по всей площади люди Мыльниковых и их сторонников. – Волим!..

Кто сомневался, тех теребили: не робей, мол, кричи Шуйского!..

- Шуйского на трон!..

Оказавшиеся на Торгу люди других претендентов на трон, услышав клики, бросились к своим господам. Узнавая новость, князья и бояре начинали спешно собираться…

Однако время, драгоценное время они уже упустили!

- Царь Василий пир для всех устраивает! – обещали мыльниковские приказные. – Всех зовёт!..

Сопровождаемый огромной ликующей толпой москвичей, Шуйский уселся верхом и в окружении сподвижников направился в Кремль. Там в Успенском соборе его уже встречал отец Пафнутий.

Период безвластия – что ж поделать! Ведь место предстоятеля Русской Православной церкви оказалось тоже никем не занятым, его функцию также присвоил себе иерей, исполнивший службу просто явочным порядком.

Между тем, патриархов на Руси на тот момент имелось целых два – обоих низвергли мирские власти. Это престарелый Иов, которого держали в Старице, и Игнатий, находившийся совсем рядом, в основанном Божьим человеком Алексием Чудовом монастыре. Кто знает, вполне возможно, и один и другой, или уж кто-то из них, поддержали бы притязания Шуйского на трон. Однако у Василия Ивановича не имелось времени на подобные согласования. Он обоих низложенных патриархов попросту проигнорировал.

Пока растерянные конкуренты выбирались из усадеб, пока съезжались и обсуждали происходящее, Шуйский в Успенском соборе уже принимал присягу.

В то утро 19 мая 1606 года Василий Шуйский легко и просто поднял жезл власти, который оказался бесхозным. В Москве появился новый царь.

…Впрочем, о Шуйском речь ещё пойдёт в будущей книге о судьбе братьев Кривоустовых.

А пока вернёмся к телу несчастного Лжедмитрия.

…Меланхоличная кобылка доволокла его до Серпуховских ворот Скородома. Здесь, на пустыре за городской стеной, располагался один из убогих домов столицы. Сюда свозили трупы погибших во время бунта людей. Их сваливали вповалку, не особо церемонясь – тех, о ком было кому позаботиться, уже разобрали родственники, а эти… Этим уготовили братскую могилу и общее отпевание.

Тело Лжедмитрия положили отдельно…

Его ещё не предали земле, а по Москве уже поползли слухи о чудесах, которые происходят с останками свергнутого царя.

Только накануне Анфиноген размышлял о том, что его друг останется в памяти народной как «добрый царь». Оказалось, что это верно, да не совсем. Потому что о нём же ещё долго станут шептаться как о чернокнижнике, который и после смерти ещё долго пугал народ.

Передавали, будто довольно лишь приблизиться к телу, как слышатся звуки, и невесть откуда они доносятся: играет музыка, песни кто-то неведомый поёт… И вот в чём странность: одни утверждали, будто звуки те сродни шутовской свистопляске, а другие возражали – мол, вроде как колокольный перезвон доносится и голоса ангельские поют… По ночам вокруг тела огни сами собой зажигались, если же приблизиться к ним, гасли, а потом вновь возгорались… Опять говорили о вихре, который налетел на тело, когда его провозили под башней Скородома…

Да много чего ещё рассказывали чудесного. Даже когда зарыли тело в землю, россказни не прекратились. Только разные это были рассказы: по одним вроде как выходило, что душа Лжедмитрия в ад угодила, а по другим – так вроде он невинным мучеником стал… А это ещё страшнее, потому как вся Москва могла пострадать в наказание…

И ведь в самом деле: невесть с чего опустился на столицу лютый холод! Это в конце мая-то!.. Зелень пожухла вся, сады, огороды, посевы скукожились, по утрам всё инеем покрывалось… Да и другие знаки недобрые являлись, о чём кумушки повсеместно судачили. Где-то не то курица петухом кричала, не то тёлка с двумя головами родилась, не то новорождённый ребёнок по-персидски заговорил… Кликуши вновь беды пророчили…

Гудела Москва, полнилась слухами…

Самоназвавшийся царь Василий Шуйский собрал по этому поводу заседание Боярской думы. Хоть и не признавали многие его государем, а только перед лицом общей опасности по призыву явились. Получилось, что убиенный царь вроде как помог утвердиться на троне своему убийце.

Там-то, на заседании всё тот же многохитрый Татищев и предложил:

- Гореть Самозванцу в Аду!..

Поняв его идею, бояре признали её удачной.

И вот – свершилось!

Зловонное тело Самозванца вырыли, отволокли в башню. Подняли на самую верхнюю площадку, на которой во время боя полагалось лежать бухтам канатов с крючьями на конце, чтобы перекидывать на стену осаждённого города, трапам, по которым перебегать на крепостные забрала; да и выборные охотные люди отсюда же на врага бросаться должны… Сюда и уложили бывшего царя. Укрыли холстиной. Обложили фашинами хвороста…

И зажгли.

Башня, обмазанная горючим составом, сначала вспыхнула ярко и вся. Потом пламя опало, язычки огня стали едва заметны на фоне сполохов адского  пламени, ярко намалёванных кистью вошедшего в раж художника. Изнутри в бойницы густо стлался дым.

Собравшиеся глядели на башню в оцепенении: загорится или нет? Если пламя охватит строение, названное покойным «адом», тут всё понятно – его порождение его и поглотит! Ну а если огонь погаснет? Как трактовать подобное? Что силы Ада не берут покойного к себе?

И что из того следует?..

Однако сваленный внутрь хворост полыхал вовсю. В прорези бойниц начинают пробиваться изнутри багровые сполохи…

И вот уже тугие жгуты огня начинают скручиваться вокруг бревенчатого строения. В раскалённом воздухе, словно живые, колеблются, шевелятся фигуры чертей. И неясно становится, какое пламя жарче горит: земное материальное или нарисованное адское… В студёное синее небо устремляются тучи ярких искр, чёрных ошмётков копоти… А на самой верхушке башни, где лежит тело Самозванца, ещё нет огня, там живым клубком колышется чёрный густой, словно как жирный дым…

А потом раздался треск крушащегося дерева, и прямо из вершины башни в небо ударил сноп ярких искр. Словно гигантское дуло «Ада» выстрелило в небо огненным дробом.

По толпе собравшихся прокатилась волна ужаса.

- Отче наш!.. – молилась Москва. – Спаси и сохрани!.. Изыди!..

- Перекрытие прогорело, – пояснил кто-то из бывалых ратников. – Провалился покойный в самое пламя…

Народ крестился, крестился…

…Пепелище даже утром ещё курилось синеватым дымком.

Посланцы государя и Боярской думы копались в обломках недогоревшего дерева, чихали от лёгкого пепла, забивавшегося в ноздри, обжигались о прогоревшие уголья, материли покойного царя в голос и новоявленного потихоньку. Набрав в мешочек найденных обугленных костей, отправились в Кремль.

Там посланцев уже поджидали.

Мешочек с прахом Лжедмитрия отнесли на Боровицкую, иначе Предтеченскую, башню. Там ношу втолкнули банником в ствол заранее снаряжённой большой пушки-дробовика.

- Отправляйся же туда, откуда пришёл! – громко сказал гармаш, поднося запальник к запальному отверстию.

Дробовик ахнул выстрелом, выбрасывая на запад останки человека, ещё неделю назад повелевавшего всем Русским царством.