СУБМАРИНА ИЗ КАЗЕМАТА

Николай СТАРОДЫМОВ

Глядя на мир, нельзя не удивляться, заметил Козьма Прутков. Расширим мысль. Каждый взгляд на отечественную историю заставляет нас попросту поражаться, насколько же много в ней «белых пятен», в которых прозябает память о выдающихся наших соотечественниках.

1. Бунтарь-самоучка

Вот пример. Жил в России в первой половине XIX века некто Казимир Черновский. В июне 1829 года он подал записку с проектом подводной лодки. Сам Казимир Гаврилович находился в это время в Петропавловской крепости, куда его за вольнодумство определил самолично шеф жандармов граф Александр Бенкендорф.  19 июня бумаги оказались на столе у императора Николая I, который прожектом заинтересовался и повелел подвергнуть его компетентной экспертизе. Невесть по какой причине где-то в бюрократической цепи произошло замыкание, и арестанту вместо режима наибольшего благоприятствования (чтобы он мог работать) назначили строгий режим (чтобы он работать не мог)…

Ведь правда же, интригующее начало? А что мы знаем об этом событии? Да ничего! Во всяком случае, большинство из нас.

Оговоримся сразу. В оценке личности Черновского много противоречий. Да и в отношение подводной лодки не всё ясно. И интрига от этого становится еще интереснее.

Человеку свойственно стремиться к недоступному.  В частности, он издревле изобретал возможности, чтобы погрузиться в водный мир. О том в истории мы тьму примеров слышим. В России, насколько известно, первым попытку строительства подводного аппарата одобрил и финансировал Петр I, этим занимался выдающийся механик-самоучка Ефим Никонов. Однако со смертью царя-реформатора работы прекратились – так заглохли многие его начинания.

Оживление интереса к подводным лодкам началось на рубеже XVIII–XIX  веков. Сохранились упоминания о том, что попытки построить субмарины в нашей стране предприняли житель Кременчуга Ромодановский, некто Торгованов, некоторые другие граждане империи.

И вот на арене появляется Черновский.

Казимир Гаврилович был мелкопоместным дворянином Минской губернии. Там он и проживал в своей деревеньке, женился… Правда, семейная жизнь у него не сложилась уж невесть по каким причинам. Как бы то ни было, Черновский, будучи уже отнюдь не молодым человеком, отправился в Петербург, чтобы учиться в медико-хирургической академии. Здесь он сошелся с вольнодумцами, стал посещать заседания какого-то революционного кружка. Времена были суровые – лишь недавно была поставлена точка в суде над декабристами…

Короче говоря, в мае 1829 года 34-летний студент Казимир Черновский оказался в каземате Петропавловской крепости. О его политических воззрениях, о степени революционности сведений не сохранилось, да это и не имеет для данного рассказа принципиального значения. Для нас важнее, что именно из недр этой тюрьмы-цитадели выкарабкался и отправился по инстанциям замечательный документ – проект подводной лодки с пояснительной запиской, исполненной в безукоризненно верноподданническом стиле.

Письмо оказалось на столе императора Николай Павловича. Считается, что этот монарх был дремучим ретроградом, чуравшимся всего нового и прогрессивного. Однако в данном случае он проектом заинтересовался. Тем более, что автор особый упор делал на военном аспекте использования субмарины – на ней могли быть установлены пушки, она могла подводить мины под днища вражеских кораблей.

И вот 19 июня 1829 года на проекте появляется резолюция. Пунктом первым она предлагала специалистам оценить, содержит ли проект рациональное зерно. Ну а пунктом вторым  коменданту Петропавловской крепости предписывалось обеспечить узника Черновского всем необходимым для дальнейшей работы над проектом; однако на него же, коменданта, возлагалась личная ответственность, ежели узник что-нибудь совершит.

Черновскому для работы требовались бумага, циркуль, перья и нож, другие чертёжные принадлежности. И это – «политическому», да под личную ответственность!.. Комендант выход из затруднительного положения нашел вполне в духе времени. Вспомнит император о проекте и его авторе – еще неизвестно. А вот если тот при помощи ножа и бумаги совершит что-нибудь злонамеренное, отвечать придется непременно. В результате Казимир Гаврилович не получил ничего из просимого, а затем и вовсе оказался в Шлиссельбурге, где условия содержания оказались еще более суровыми.

Тут следует оговориться вот о чем. Биографы изобретателя расходятся в том, когда в голове Черновского родилась идея субмарины. По одной версии, он задумал подводную лодку уже давно, еще в родной деревеньке, и на протяжении многих лет обмозговывал ее детали. Другая видится более любопытной. Согласно ей, Казимир Гаврилович был человеком не просто очень неглупым, но и достаточно хитроумным. Оказавшись в крепости, он понял, что облегчить свою участь может только заинтересовав власти чем-то настолько любопытным, что они позабудут о его революционных воззрениях. Вот и придумал субмарину – которая оказалась просто его импровизацией…

Кто знает, какая из версий верна? Да и не принципиально это, по большому счету. Главное, что проект появился на свет. И, как оказалось, недурственный проект.

2. Генерал-эксперт

Пока изобретатель мучился неизвестностью в каземате сначала Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепостей, его записка оказалась в руках генерал-инспектора Путей сообщений генерал-майора (впоследствии генерал-лейтенанта) Петра Базена. Еще одна несправедливо забытая личность в российской истории. Выдающийся математик, механик и инженер, он оставил глубокий след как в теоретических изысканиях, так и в практических делах. Вот лишь краткий перечень некоторых работ Петра Петровича: он построил морской порт в Евпатории, Обводной канал в Петербурге, шлюзы в Шлиссельбурге, первый в России цепной мост в Екатерингофе, занимался углублением русел Невы и каналов… Его перу принадлежат глубоко продуманные и проработанные труды по дифференциальным исчислениям, о теории возведения храмов, о сбережении вод Ладожского озера…

Короче говоря, проект подводной лодки Черновского попал в руки грамотного инженера, к тому же, не чуравшегося новой мысли. Поначалу Петру Петровичу идея понравилась. Однако затем он нашел в ней множество изъянов, о чем и доложил в обстоятельной докладной записке. Некоторая курьезность ситуации состоит в том, что в архивах сохранилось мало материалов, подготовленных самим Черновским, потому о лодке мы можем в значительной степени судить именно по документу Базена.

Кто-то из историографов сделал из этих метаморфоз воззрений Базена вывод о том, что, мол, проект ему понравился, однако когда он узнал, что автором является политзаключенный, изменил свое мнение из лизоблюдских побуждений. Думается, такое предположение не выдерживает никакой критики – ведь речь шла не о социальных вопросах, а о сугубо технических; да и поручение объективно разобраться исходило из монаршего кабинета… Нет, причина видится в другом. Просто первое впечатление далеко не всегда является единственно верным, особенно в технике. В самом деле, идеи, заложенные в проект, оказались вполне новаторскими по тем временам. И только более глубокое изучение деталей проекта позволило Петру Петровичу сделать вывод о его неосуществимости.

В истории как науке понятие «если бы» неприемлемо, хотя бы потому, что проверить допущение невозможно. Однако в журналистском выступлении можно и помечтать.

В выводах, которые сделал о проекте генерал Базен, ключевыми являются два пункта. Он констатирует, что компетентность автора в инженерных вопросах оставляет желать лучшего. Но при этом его «усердие и практические познания могли бы быть полезными». Эх, им бы объединиться – абстрактному мышлению Черновского и практическим навыкам  Базена!.. Быть может, и получилась бы лодка?.. Увы, увы, увы!

3. Оставшаяся на бумаге

Так что же она, лодка Черновского, из себя представляла? Металлический цилиндрический корпус с заостренным носом и плоской, словно обрубленной кормой. Длина, по замыслу автора должна была составлять примерно десять метров при диаметре в три. Изнутри лодку предлагалось обтянуть кожей для теплоизоляции. Двигаться она должна была за счет семи пар весел, которые при необходимости легко убирались внутрь или же напротив, выдвигались через кожаные манжеты. Для опоры весел выдвигались также специальные кронштейны. Для маневрирования под водой планировалось использовать четыре весла, выдвигавшиеся из кормы – потому-то ее и пришлось делать плоской. Погружение предполагалось осуществлять за счет наполнявшихся водой кожаных резервуаров в количестве 28, для всплытия балласт из них должен был выдавливаться с помощью рычагов. А вот следующее инженерное решение стало поистине оригинальным!  Рубку в лодке планировать сделать выдвижной; при ее выдвижении внутренний объем субмарины увеличивался и за счет этого она бы всплывала. К слову, на рубке предусматривались иллюминаторы.

Продумал Черновский и вооружение своей субмарины. В рубке он планировал расположить пушку (или фальконеты), через рубку же предполагал возможность высадки десанта или диверсантов. Но главная его находка состояла в мине, которую можно было устанавливать из-под воды на днище корпуса корабля противника. Казимир Гаврилович изобрел и собственный взрыватель к этой мине, причем, принцип его используется и поныне. Сегодня в морских минах в качестве предохранителя используется кусочек сахара: когда он растворяется в воде, освобождается пружина, переводящая взрывное устройство в боевое положение. А Черновский предложил использовать с той же целью квасцы: размокая, они через определенное время позволяли воде добраться до химического воспламенителя, который срабатывал от контакта с водой.

…Как известно, бюрократические шестеренки проворачиваются туго. Однако в конце концов в 1832 году бумага с суждениями генерала Базена оказалась в руках узника Черновского. (Прошло всего-то три года!). Именно тогда стало известно, что из предписания государя в отношение заключенного исполнена только ужесточающая часть. Впрочем, никаких сведений о том, что комендант за свою чрезмерную строгость был наказан, не имеется. Как гласит нынешняя точная, хотя и крайне неблагозвучная присказка, «лучше перебдить».

Однако Черновскому позволили теперь работать. И он вносит в проект дополнения и изменения на основании замечаний генерала Базена. Так, Казимир Гаврилович признает целесообразность замены кормовых весел на рули глубины; более того, за счет этого можно отказаться от обрубленной кормы и сделать корпус более обтекаемым. На боках корпуса появляются крылья для устойчивости. На субмарине устанавливается (на бумаге, понятно, на проекте) перископ, о существовании которого Черновский, судя по всему, до подсказки Базена попросту не знал, в то время как любознательный Базен с этим изобретением Михаила Ломоносова был знаком. Однако Казимир Гаврилович, приняв предложение своего сановного оппонента, пошел дальше. Он разработал механизм, позволявший по мере надобности выдвигать перископ или убирать внутрь.

Самым слабым пунктом в проекте был вопрос обеспечения экипажа воздухом. Приходится констатировать, что на него указывал генерал Базен, и Черновский ничего кардинально улучшить здесь не смог. Запас воздуха он предлагал иметь в кожаных ресиверах, однако при столь многочисленном экипаже, да еще с десантом… Это было нереальною Однако ничего более рационального Казимир Гаврилович придумать так и не смог.

4. Жизнь после лодки

…Насколько рациональным было предложение Черновского, нам уже не узнать. В конце концов, военное ведомство пришло к выводу о том, что проект слишком слабый, чтобы с ним возиться. Материалы были сданы в архив.

Любопытно, что именно в том же 1832 году идеей создания подводной лодки загорелся военный инженер генерал-адъютант Карл Шильдер. И теоретическая подготовка у него была куда выше, чем у самоучки Черновского, и практического опыта больше, да и поближе он находился к сильным мира сего… Потому и стал автором первой российской субмарины, которая была построена и спущена на воду. Она же стала первой в мире подводной лодкой, на которой имелось ракетное оружие – ракеты генерала Засядко. И Шильдер первым в мире создал плавучую базу для подводных лодок… Впрочем, это уже совсем другая история.

Ну а что же Черновский? По окончании срока заключения Казимира Гавриловича отправили на поселение в Архангельскую губернию. Там он изобретательством не занимался, а опять ударился в политику. В северных краях ссыльных оказалось много, в том числе и участников Польского восстания, с которыми наш бунтарь легко нашел общий язык. Они скоро сколотили организацию, одним из лидеров которой и стал Черновский. Организация насчитывала чуть ли не 800 человек – число безусловно завышенное, только неизвестно кем: то ли жандармами для повышения показателей раскрываемости, то ли историками уж невесть для чего… Цель у заговорщиков была насколько грандиозная, настолько же и нереальная: захватить несколько кораблей, как военных, так и рыбацких,  и отплыть на них в неведомые дали – то ли в Испанию, где шла антимонархическая борьба, то ли в Польшу, поднимать новое восстание. Такие масштабные приготовления не могли остаться незамеченными. И перевели Черновского подальше от моря, в глухой уездный Сарапул.

Там и нашла упокоение душа человека, имя которого при несколько других обстоятельствах могло стоять рядом с именами создателей первых субмарин Бюшнеля и Фултона.