1986

Мой Афган

Афганистан. Он стал поворотным пунктом для многих – для людей, да и для нашей Родины в целом.

О том времени, о той десятилетней эпопее сказано и написано очень много. Однако всеобъемлющего понимания того явления, которое в совокупности мы называем «Афган», ещё не пришло. А быть может, и не придёт никогда, потому что оно стало лишь составной частью куда более глобального явления – падения Советского Союза и тянущегося по сей день шлейфа от него, имя которому «деградация России».

Не время и не место сейчас анализировать политику – в конце концов, речь веду о себя, любимом!

Летом 1985 года у меня родился второй сын, Станислав. (Старший, Александр, увидел свет в декабре 1979-го). Я его называю ровесником Перестройки. Наши с ним воззрения на действительность слишком разные, редко совпадают. С моей точки зрения у него в голове такая каша… Но с другой стороны, я как представлю, в какой атмосфере формировалось его мировоззрение!.. Сплошные метания идеологии, скачки уровня жизни… Потоки грязи разного цвета с экранов, с газетных страниц…

Та самая машина

Но это – потом. Что же касается лета 85-го, в тот момент я был рад, горд, доволен. А через несколько дней после этого во время учений в районе полигона Келята неподалёку от столицы Туркменистана Ашхабада автомобиль ЗиЛ-157, в кабине которого я ехал, сорвался с обрыва – машина вдребезги, а мы с водителем отделались только ушибами.

В центре - Василий Петраковский

Ну а вскоре после этого меня вызвал в кабинет начальник политотдела дивизии полковник Петраковский Василий Иосифович. Я к нему относился и отношусь с глубоким уважением, хотя, на мой взгляд, в определённые моменты его поступки могли бы быть более последовательными. Впрочем, кто сам без греха, пусть бросит в меня камень! В конце концов, быть может, и он в мой адрес желал бы сказать нечто подобное.

Так вот, когда я вошёл, Василий Иосифович протянул мне телефонную трубку. Звонок оказался из Ташкента, из отдела кадров Политуправления округа. Говорил полковник Курицын. Он барственно спросил у меня, хочу ли я ехать в Афганистан.

- Нет, не хочу, – ответил я.

- Вы отказываетесь выполнять интернациональный долг? – вельможно удивился собеседник.

- Я не отказываюсь, – ответил я. – Вы спросили, хочу ли я. Я ответил, что не хочу. Но я офицер – будет приказ, так и поеду. По приказу, а не добровольно.

С тех пор я много раз бывал в командировках на войну. Ни разу на них не напрашивался. И ни разу не отказывался.

Много лет спустя, когда я служил в редакции газеты «Красная звезда», произошёл такой эпизод. Тогда шла Первая чеченская кампания. Примерно третья часть офицеров редакции в командировку на Северный Кавказ не летала ни разу. Ещё треть отметилась там по разу. Зато остальные постоянно меняли там друг друга. Когда в очередной раз я узнал, что должен готовиться к командировке, высказался в узком кругу, что, мол, несправедливо это – одни и те же постоянно испытывают судьбу. В тот же день я в коридоре редакции встретил главного редактора газеты Владимира Чупахина, который уже оказался в курсе по поводу моего высказывания, и спросил, что имел в виду.  Я объяснил свою точку зрения: что не дело это, когда группа одних и тех же отдувается за всех, в другие укрываются за их спинами. «А я думал, что вы летаете туда с удовольствием», – с недоумением ответил Чупахин. Этот случай я привёл к тому, что и впоследствии не отказывался от поездок в «горячие точки» никогда, ездил куда прикажут  безропотно, из чего начальники делали подобные выводы.

…Короче говоря, осенью 1985 года я попал в Афганистан, и стал ответственным секретарём газеты «Гвардеец» 5-й гвардейской мотострелковой дивизии, которая располагалась в городке Шинданд на западе страны. А в октябре того же года уже принимал участие в своей первой боевой операции. Пересказывать всё не буду – о моих приключениях «за речкой» вышла книга «Боевой дневник Афганской войны».

Я и Виктор Дахно

Редактором газеты был Виктор Дахно, с которым мы познакомились за полгода до этого в Ташкенте при несколько забавных обстоятельствах, о чём Виктор впоследствии не вспомнил, или же предпочёл не вспоминать. Дело было так. В мае 1985 года я находился  в командировке в Ташкенте, и в один из вечеров меня пригласил к себе в гости журналист газеты «Фрунзевец» Александр Плотников. Он, как и я, не учился в Львовском училище, в военной печати был человеком «от сохи», потому мы тянулись друг к другу, хотя большими друзьями никогда не были. Александр проживал в частном домике с просторным двором под густой кровлей виноградника – в те времена на офицерскую получку мы могли позволить себе такую роскошь. У него собралась довольно многочисленная компания, которая приехала уже в некотором подпитии. А причина была банальна – провожали в Афган офицера, прилетевшего из Минска. Это и был Виктор Дахно. Невысокого росточка, круглолицый и черноглазый, весёлый и шустрый, он понравился всем. Гулянка затянулась довольно поздно, постепенно все разбрелись спать – в частном домике эта проблема решается проще, чем в городской квартире.

Однако проблема заключалась в том, что «борта» на Афган летели рано утром, и отлетавшему нужно было обязательно поспеть к проверке на пересыльный пункт, располагавшийся на улице генерала Петрова. Опасаясь, как бы наш виновник банкета не проспал, я так и просидел с хозяйкой остаток ночи, чаёвничая и беседуя (о чём – помню, но писать не буду). И только когда подошло время, отправился будить Виктора. Не скрою: гложило сомнение, что его придётся будить долго и упорно. Однако Дахно оказался истинно военным человеком – несмотря на количество выпитого накануне, поднялся легко и с улыбкой, будто проспал безмятежно положенные природой  восемь часов. Хлопнув для поправки здоровья добрую чарку и запив крепким кофе, отправился на «пересылку».

Короче говоря, понравился он мне. И когда нас судьба свела, я обрадовался. Вполне естественно, в течение полутора лет совместной службы всяко у нас с Михалычем бывало, и ругались мы с ним – в основном по причине его взрывного, а порой и просто вздорного характера. Но в целом я на него зла не держу и вспоминаю только добром. Сейчас он проживает в моём самом любимом городе периода Советского Союза, в Минске.

Я и Шура Ельцов

Корреспондентом у нас служил хороший журналист и поэт Александр Ельцов. Начальником типографии – прапорщик из Азербайджана Мариф Кулиев. Повторю сказанное выше: несмотря на возникавшие (вполне понятные, даже неизбежные) трения, в целом жили мы нормально, без больших конфликтов.

Напомню, что учился в училище, в котором готовили офицеров для инженерно-сапёрных войск. Соответственно, к данному роду войск питаю вполне объяснимое тёплое чувство. Правда, в боевом разминировании принимал участие всего лишь два раза, да и то в эпизодах, в которых вероятность того, что ошибка станет роковой, была не столь уж велика.

Отдельный инженерно-сапёрный батальон нашей дивизии дислоцировался в посёлке Адраскан, километрах в 30 севернее Шинданда. Сюда я приезжал неоднократно, хорошо был знаком как с личным составом батальона,  так и с его славными делами. К тому же, бывая на боевых, постоянно имел возможность наблюдать действия сапёрных подразделений непосредственно на поле боя. И к тому же собирал информацию о том, как действуют инженеры в различных условиях – как непосредственно на поле боя, так и при прокладке колонных путей.

Отряд обеспечения движения

Таким образом, в какой-то момент я понял, что у меня в руках накопился материал, достойный обобщения. Это был тот самый ценный боевой опыт, который нарабатывается в реальных условиях, и который может оказаться полезным последующим поколениям сапёров.

И я подготовил два материала. Один – по практике организации Отряда обеспечения движения в боевой обстановке в условиях горно-пустынной местности. Второй – об особенностях минирования местности душманами. (К сожалению, сами изначальные тексты в моих архивах не сохранились).

Не буду вдаваться в подробности, хотя в подготовленных текстах имелось много чего интересного, однако вопросы эти интересны в основном профессионалам, а не простым смертным. Только один штришок, чтобы показать, насколько тема и в самом деле оказалась необычной. Во время одной боевой операции был захвачен душманский караван, в котором один ишак оказался  загруженным множеством пузырьков с густой ароматной жидкостью – как потом оказалось, самым настоящим розовым маслом. (Гарнизонные дамы таким трофеем были чрезвычайно довольны). Поначалу это вызвало недоумение – зачем нужен парфюм на войне, да тем более афганцам!.. Однако ларчик открывался чрезвычайно просто: при закладке мины достаточно было капнуть сверху каплю этого ароматического вещества – и никакая минно-розыскная собака, которые имелись в сапёрных подразделениях, в течение длительного времени не могла унюхать здесь взрывное устройство.

Это только один нюанс, а в материалах было обобщено много самого разнообразного материала. Но что с ним делать?.. И я, с замиранием сердца отправил тексты в журнал «Военный вестник».

Через какое-то время из Москвы пришёл ответ. Можно себе представить, с каким волнением я открывал конверт!..

Отвлекусь немного. Штаб нашей дивизии дислоцировался близ авиабазы Шинданд. И когда из Союза прилетали самолёты, мы видели, как они садятся. Там ведь была такая особенность. Это в нормальных условиях пассажирский самолёт заходит на посадку, начиная ещё заблаговременно маневрировать, долго и постепенно снижается… А в воюющих горах всё происходит иначе. Самолёт подлетает на высоте тысяч пять метров к нужной посадочной площадке, и, сбросив скорость, начинает по спирали круто снижаться, разве что не срываясь в штопор. И на полосу он заходит с крутого виража, едва не задевая крылом (плоскостью, как говорят авиаторы) полосу. Это делается, чтобы максимально обезопасить «борт» от обстрела с гор. Вокруг аэродрома в это время кружили вертолёты, готовые открыть огонь по всему, что движется. Да, в Афганистане в момент взлёта и посадки было сбито несколько транспортных самолётов. (Это эффектно показано в фильме «9 рота»). Однако если бы описанные меры не принимались, их оказалось бы куда больше.

Так вот, часов в 12 дня прилетал «почтовик». И мы прекрасно видели, как он, отстреливая ракеты тепловой ловушки, снижается по спирали. За три-четыре витка самолёт падал с заоблачной выси на посадочную полосу. Почтовое отделение нашего гарнизона располагалось в одном здании с редакцией и типографией, только вход располагался с другого торца. Так что мы видели, как одновременно с посадкой самолёта отъезжала машина с вооружённой охраной… И вскоре почта уже была у нас.

Что такое почта на войне – понять может только человек, испытавший это. С момента посадки «почтовика» все мы пребывали в некотором волнении ожидания. Так это мы – люди, которые располагались в полусотне метров от почтового отделения!.. Ну а о чувствах ребят, которые располагались на «точках», куда почту доставляли через день, а то и вовсе раз в неделю, и говорить нечего!

Итак, получил я конверт из Москвы. В нём оказались гранки уже свёрстанной статьи, с просьбой ознакомиться с нею, высказать замечания и выслать обратно. Обязательно с подписью, удостоверяющей моё согласие с текстом.

Свою радость и гордость описать я просто не в силах. Это было признание, это был прорыв на качественно новый уровень журналистики!.. Во всяком случае, в тот момент я в этом не сомневался! Наивно, конечно.

Тут ведь нужно учитывать вот что. С точки зрения дня сегодняшнего невозможно представить себе психологию человека другой эпохи. А ведь эпоха и в самом деле была другая – как с точки зрения социального строя, так и с точки зрения уровня развития информационных технологий.

Кем я был? Рядовой офицер, имя которым – легион. Волею судеб я стал журналистом в богом забытом гарнизоне. Да, мне что-то удавалось, что-то нет, однако я считал, что что-то представляю собой только на краю цивилизации. О том, что можно и нужно стремиться выше, мне не позволяло чувство… Даже не знаю… Робости, быть может, отсутствие уверенности в себе…

Я встречался с журналистами, которые приезжали к нам в гарнизон из Ташкента. Это были уверенные в себе мэтры, имена которых не сходили со страниц газеты. И я был искренне убеждён, что по таланту и умению писать я им в подмётки не гожусь. Во всяком случае, высокомерия и снисходительности у приезжавших имелось много, а вот искреннего стремления поддержать начинающего коллегу… Такое встречалось нечасто. Могу сказать, что слова искренней поддержки я слышал от Олега Бедулы, от Олега Исмагилова, от погибшего в Афганистане Валерия Глезденёва, от Юрия Попова, от Андрея Бондаренко, немного позднее от Сергея Прыганова, ну быть может ещё от того же Сергея Дышева, хотя скуп он на доброе слово…

И вот в этот период вдруг моим материалом заинтересовались в центральном издании Министерства обороны!..

Мне не всё понравилось в том, как в редакции подготовили мой материал – в самом деле: какому автору нравится редактирование его текста, кода он к тому же урезан раза в три!.. Однако мой редактор Виктор Дахно спросил: мол, принципиальные искажения есть? Да вроде как нет, – промямлил я. Тогда подписывай и высылай, посоветовал Михалыч, как мы называли Дахно, у них в редакции «Военного вестника» подобного чтива полные папки, так что будешь кочевряжиться – выбросят в корзину, да и вся недолга!

Короче говоря, 25 лет назад, в 1986 году, вышли в двух номерах журнала «Военный вестник» оба материала. Я был горд!

И в то же время был несколько обескуражен, что это знаковое для меня событие прошло совершенно незаметно для окружавшей меня действительности – эти публикации просто никто не заметил! Это стало ушатом воды, отрезвившим меня от эйфории. Вернее, не так… Я всё же был не настолько наивен… Только мне вдруг со всей очевидностью стало ясно, что центральные издания, хоть они высоко и далеко, но всё же в них можно публиковаться, и что там работают не боги от журналистики… Нет, в тот момент у меня и мысли не было, что со временем и мне суждено работать в центральном издании Министерства обороны, однако именно после тех публикаций сотрудники центральных газет и журналов перестали для меня быть небожителями.  Наверное, такой выкрутас логики выглядит нелогично, но что поделаешь…