СУЩЕСТВУЕТ ЛИ «ЧЕЧЕНСКИЙ СИНДРОМ»?

Николай СТАРОДЫМОВ

Как это ни покажется странным, однозначного ответа на данный вопрос не существует. На бытовом уровне, в среде «силовиков», медиков, психиатров и реабилитологов наличие такого понятия, как «чеченский синдром» сомнения не вызывает. Что же касается официальных государственных структур, тут все оказывается сложнее.

Не так давно в Интернете была распространена перепечатка статьи «Жертвы «чеченского синдрома», опубликованной в США. В ней автор приводит несколько примеров того, как вернувшиеся из Чечни российские молодые ветераны в порыве ярости совершили убийства из-за самых пустяковых причин.  Правда, примеры приводятся бездоказательные, ну да это ладно – факты, аналогичные приведенным американцами, не вызывают сомнения. Значит, наличие синдрома можно считать доказанным?

Заместитель директора Национального центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского Юрий Александровский считает:

- Примерно полтора миллиона российских ветеранов войны в Чечне испытывают «чеченский синдром». Некоторые из них адаптируются. Многие – нет. Однако помощь нужна всем.

Представитель комиссии Государственной Думы РФ по нормализации обстановки в Чечне Сергей Сухарев с этим не согласен:

- Так называемый «чеченский синдром» – не более чем изобретенное репортерами клише. Нет никаких свидетельств того, что уровень преступности среди ветеранов войны в Чечне выше среднего.

В общем-то предмет спора не нов. Едва ли не впервые термин «военный синдром» появился в США, когда в страну начали возвращаться солдаты, прошедшие Вьетнам. И там тоже само существование некого психического отклонения от нормы, происходящего у человека на войне, долго не признавалось. Однако со временем наличие проблемы пришлось признать.

Да и как не признать?! За годы Вьетнамской войны погибло 56,5 тысяч американских военнослужащих, получили ранения 303,6 тысяч, было сбито 1833 самолета и 1204 вертолета. Сколько же человек всего побывали в Индокитае, вряд ли возможно подсчитать, если учесть, в отдельные моменты группировка американской армии в районе конфликта достигала полумиллиона человек. Да, какая-то часть из них была откровенными отморозками, которым все равно кого и за что убивать. Но ведь большинство не могли не осознавать, что ведут войну неправедную. Возвращаясь с войны, они наталкивались на непонимание со стороны общества и сверстников, которые отказывались воевать или же сумели «откосить» от столь сомнительной миссии.

Конечно, проводить прямые аналогии с войной в Афганистане и с событиями на Северном Кавказе тут было не совсем верно. Все же США на другом конце Земли, в то время как Советский Союз оказывал помощь соседнему государству; что же касается нынешней России, то любое государство имеет право отстаивать свою территориальную целостность. И все же и напрочь отрицать некоторые сходные параллели тоже было бы неверно.

Возвращающиеся из Афганистана военнослужащие не испытывали такой жесткий прессинг со стороны общества, как возвращающиеся из «горячих точек» Северного Кавказа. Причин тому несколько. Главный – в те времена пропаганда была поставлена куда лучше, чем в середине 90-х, а потому большинство солдат и офицеров искренне верили, что выполняют интернациональный долг. К тому же льготы, объявленные «афганцам», в значительной степени компенсировали колебания тех, кто испытывал сомнения в правомочности происходивших «за речкой» событий.

Куда тяжелее было возвращаться военнослужащим, которых послали «наводить конституционный порядок» в Чечню в 1994-96 гг. О событиях тех лет сказано и написано немало, возвращаться к ним, наверное, нет необходимости. Скажем только, что возвращались солдаты в общество, которое было настроено резко против них. Ну как можно отрицать вероятность психических расстройств у людей, которые прошли тяжелейшие бои в Грозном, которые теряли друзей, убивали и разрушали (будем же откровенными – других способов ведения войны еще не придумали), которые были исполнителями совершенно бестолковых (чтобы не сказать резче) распоряжений наших стратегов от армии и от политики… Короче говоря, людям, прошедшим все круги ада, общество плевало в душу. И этот человек не будет испытывать «чеченский синдром»?

Могут сказать, что вот теперь-то ситуация изменилась в корне, что теперь в Чечне идет стабилизация и общество изменило отношение к человеку в погонах. Так-то оно так. Только вот кто сможет сказать, сколько еще времени Северный Кавказ у нас будет считаться «горячей точкой»? Сколько еще наши военные городки в этом регионе будут на положении укрепленных фортов? И эта неопределенность разве не влияет на психику человека?

Упоминавшийся выше Юрий Александровский считает:

- Типовое послевоенное расстройство психики усугубляется глубоким раскаянием в связи с тем, что мои пациенты совершили сами или чему они были свидетелями в Чечне.

Хочется обратить внимание на то, что для психиатра столь высокого ранга наличие послевоенного расстройства является типовым и не вызывает сомнения. К его проявлениям относятся: хроническая усталость, нарушения сна, агрессивность, упрямство…

Вывод очевиден: каждый человек, служивший в «горячей точке», должен обязательно проходить курс реабилитации. Государство эту проблему деликатно спихнуло на общественные организации. В общем-то, сомнительное решение – если уж держава посылает вчерашнего школьника на войну, она должна позаботиться и о его послевоенном обустройстве.

(2003 год)