Нас хоронила артиллерия.

     Сначала нас она убила.

     Но, не гнушаясь лицемерия,

     Теперь клялась, что нас любила.

.

     Она выламывалась жерлами,

     Но мы не верили ей дружно

     Всеми обрубленными нервами

     В натруженных руках медслужбы.

.

     Мы доверяли только морфию,

     По самой крайней мере -- брому.

     А те из нас, что были мертвыми,--

     Земле, и никому другому.

.

     Тут все еще ползут, минируют

     И принимают контрудары.

     А там -- уже иллюминируют,

     Набрасывают мемуары...

.

     И там, вдали от зоны гибельной,

     Циклюют и вощат паркеты.

     Большой театр квадригой вздыбленной

     Следит салютную ракету.

.

     И там, по мановенью Файеров,

     Взлетают стаи Лепешинских,

     И фары плавят плечи фраеров

     И шубки женские в пушинках.

.

     Бойцы лежат. Им льет регалии

     Монетный двор порой ночною.

     Но пулеметы обрыгали их

     Блевотиною разрывною!

.

     Но тех, кто получил полсажени,

     Кого отпели суховеи,

     Не надо путать с персонажами

     Ремарка и Хемингуэя.

.

     Один из них, случайно выживший,

     В Москву осеннюю приехал.

     Он по бульвару брел как выпивший

     И средь живых прошел как эхо.

.

     Кому-то он мешал в троллейбусе

     Искусственной ногой своею.

     Сквозь эти мелкие нелепости

     Он приближался к Мавзолею.

.

     Он вспомнил холмики размытые,

     Куски фанеры по дорогам,

     Глаза солдат, навек открытые,

     Спокойным светятся упреком.

.

     На них пилоты с неба рушатся,

     Костями в тучах застревают...

     Но не оскудевает мужество,

     Как небо не устаревает.

.

     И знал солдат, равны для Родины

     Те, что заглотаны войною,

     И те, что тут лежат, схоронены

     В самой стене и под стеною.