Весна–лето 1604 года

Ubi nihil vales, ibi nihil veles.

(Где не имеешь силы, там ничего и не желай).

Латинская пословица

Для понимания дальнейших событий, произошедших в стране и её ближайших окрестностях в 1604–1605 годах, есть необходимость отвлечься от изложения летописи-дневника. Если не сделать это отступление, неясно, как могло случиться, что Логвин и Александр оказались на Кавказе и… В общем, чтобы не забегать вперёд, оговоримся лишь, что приключения, выпавшие на долю братьев, стали следствием именно этих решений, ради описания которых и делается отступление.

Итак, к весне 1604 года стало окончательно ясно, что царь Борис «несчастлив во всех своих начинаниях», как с явным сочувствием писал уже неоднократно упоминавшийся Исаак Масса. Речь, в частности, идёт о попытках Годунова породниться с каким-нибудь из европейских домов; а если говорить проще, выдать дочь Ксению замуж за иноземного принца. Вполне вероятно, что если бы Борис Фёдорович согласился на то, чтобы дочь уехала к мужу в чужое государство, его мечта и осуществилась бы. Однако он ставил непременное условие, чтобы зять обязательно приехал в Москву, а желавших на это больше не находилось. Популярность Годунова как внутри страны, так и в глазах иноземных правителей стремительно падала. О событиях внутренних речь уже шла – восстание Хлопка хоть и было разгромлено, однако показало, насколько много в стране имеется недовольных.

Что же касается дел внешнеполитических, то и тут ситуация складывалась крайне неблагоприятной.

Два соседних с Московией государства – Речь Посполитая и Швеция – воевали между собой. Странная это была война, какая-то непонятная… Быть может, потому она так вяло и протекала? Такое ощущение, что страны воевали по инерции, не особо стараясь победить, понимая, что победы-то и быть не может.

Вообще, когда какая-то страна начинает войну, она изначально рассчитывает на победу – это вполне очевидно. Под победой можно понимать либо присоединение к своей территории новых земель, либо изменение политики другого государства в свою пользу, либо смену правителя на более лояльного… Ну, можно привести ещё парочку определений того, что понимать под победой.

Чего добивались воевавшие государства в данном затянувшемся конфликте? Король Сигизмунд и герцог Карл к этому времени не могли не осознать, что каких-то принципиальных результатов война принести не может. Как известно, война началась из-за того, что формально королём Швеции являлся Сигизмунд, а реально – Карл. И теперь шла борьба амбиций – кто-то из правителей должен был поступиться своим самолюбием, ни один этого не желал, а потому рядовые солдаты продолжали гибнуть, а простой люд оплачивать это бессмысленное смертоубийство. Но всё же у войны должна быть хоть какая-то цель. И такой целью стала Ливония – территория Прибалтики, на которой нынче расположены Латвия и Эстония. Самостоятельных государств тут никогда не существовало, эти земли и проживавшие на них народы всегда относились к одной из соседних стран – Новгородскому княжеству-республике, Ливонскому рыцарскому ордену, Великому княжеству Литовскому, Речи Посполитой… По большому счёту, Ливония ни Швеции, ни Литве в тот период особо не была нужна. Но и уступать её ни одна сторона не собиралась.

Такова уж натура человеческая – люди всегда стремятся к расширению ареала своего обитания, облечённого в государственные границы, и очень болезненно реагируют на его уменьшение хоть на йоту. Самый наглядный пример тому – нынешняя ситуация с Южными Курилами, или со спорными островами на Амуре или в Керченском проливе…

Впрочем, вернёмся в век XVII.

Короче говоря, два государства вяло воевали, обмениваясь незначительными ударами, вроде как в надежде, что ситуация каким-то образом сама собой нормализуется. То есть появится некий привходящий фактор, который позволит каждому выйти из войны, не потеряв при этом своё лицо.

Казалось бы, в этих условиях Борис Годунов должен был бы попытаться воспользоваться сложившейся ситуацией для упрочения своего положения. Например, попытаться взять на себя функции посредника в урегулировании конфликта. Предложить создать на спорной территории государство под протекторатом трёх соседних держав… Ну, не знаю, не политик… Но только несомненно, что когда две страны дерутся, умный правитель третьего соседнего государства должен стремиться извлечь из этого конфликта пользу для своего государства.

Однако Годунов неуклюжими манёврами умудрился обернуть казалось бы благоприятную ситуацию во вред и себе, и своему царству. Речь Посполитая не столько старалась окончательно решить ливонский вопрос в свою пользу, сколько жаждала раздвинуть свои границы на восток, заполучив себе приграничные московские земли. Что касается шведов, то их политика всегда имела антирусскую направленность, и в этих условиях привечание Годуновым племянника герцога Карла королевича Густава, а также дружба с Данией эту неприязнь только подогревали.

Нелепая гибель герцога датского Иоганна нанесла удар по дружеским, казалось бы, отношениям Москвы с Копенгагеном и Глазго, а теперь вот и с Лондоном. А тут ещё восстание в германской империи против Рудольфа, пусть и не слишком активного, но всё же союзника Годунова… В Европе, по сути, не осталось ни одного мало-мальски могущественного государства, на поддержку которого могла бы Россия опереться. Далёкие Франция и Испания были не в счёт – практической пользы от этой дружбы, даже если бы она имела место, было бы не много. На тот 1604-й год одна лишь Ганза оставалась союзником Московии, да и то, скорее по причине того, что собственные дела у этого торгового союза оставались далекими от блестящих.

В этих условиях Борис Годунов обратил свой взор на юг. Собственно, он и раньше не упускал это направление, однако теперь решил его активизировать.

Волга на всём её протяжении стала русской ещё при царе Иоанне Васильевиче. Теперь шёл процесс расширения сферы русского влияния вдоль неё вширь. Казачьи поселения всё гуще образовывались по Яику, появились они и по Тереку. Разумеется, казачью вольницу назвать подданными царства было бы не совсем верно, однако в противостоянии с соседями она обычно выступала союзником Москвы. К тому же казачество, будучи создателем и носителем своей собственной культуры, по духу своему составляло часть общей православной, и, следовательно, русской культурной сферы влияния в целом. Таким образом, на юго-востоке границы царства вплотную придвинулись к Кавказу. С запада к хребту придвигались границы Области Войска Донского. Естественными союзниками Московии на Кавказе являлись христианские грузинские государства, а также армянский и осетинский народы.

Давайте взглянем на карту, а именно на треугольник, образованный Кавказским регионом и низовьями Волги и Дона, с вершиной в точке максимального сближения этих великих рек в районе  впадения в Дон Россошки и Донской Царицы. На этой площади проживало множество народов, в основном, исламского вероисповедания. То есть, объективно они выступали в роли союзников Османской империи и Персии. Однако в случае, если бы Россия закрепилась вдоль Терека и установила прямой контакт с Грузией, весь этот огромный регион неизбежно автоматически оказывался включённым в сферу влияния разраставшейся Московии.

Основной силой, которая правила бал внутри этого треугольника, являлись ногайцы. Некогда Ногайская орда стала осколком распавшейся Золотой орды, и её племена свободно кочевали по всем бескрайним просторам Великой степи. Редкая цепочка русских городов-крепостей, которая возникла вдоль Волги в середине XVI века, поначалу не особенно затрудняла их передвижения. Однако постепенно и неуклонно путь на восток становился всё более затруднительным. Параллельно царские власти исподволь ссорили между собой племенных ногайских вождей, подкидывая деньжат то одному главе рода, то другому – а ведь мало что так разрушает дружбу, как умело используемая халява.

И вот в 1604 году Борис Годунов предпринял попытку одним махом решить целый комплекс задач. Вот как выглядит ситуация в изложении событий по записям современника тех событий – всё того же голландского торговца Исаака Масса.

В Грузию было направлено посольство, во главе которого стоял боярин Михаил Татищев – умный и многоопытный дипломат. Помощником Михаила Игнатьевича назначили некого подьячего Андрея Иванова, которого Исаак Масса характеризует как человека «образованного и благочестивого». Перед посольством стояли две основные задачи. Первая: ознакомиться с ситуацией в регионе, определить, насколько реальны перспективы укрепления позиций Московии на Кавказе, получить объективную картину, что из себя представляет кахетинский царь Александр и оценить возможность, а точнее, степень нужности оказания ему помощи в борьбе с исламским миром. И вторая: найти невесту для царевича Фёдора и царевны Ксении. Какая из этих задач являлась для Годунова важнее, судить не берусь.

Напомним, что к тому времени уже стали известны результаты «сватовской» поездки дьяка Власьева в герцогство Шлезвиг и Датское королевство – и результаты эти оказались плачевными. Европейские женихи ехать в Московию не желали.

Посольство Татищева снарядили, как подобает. Во всяком случае, мехов и серебра Михаил Игнатьевич вёз немало – дружба между людьми иногда ещё случается бескорыстной, но международная политика без выгоды не формируется никогда. Забегая вперёд, отметим, что все эти огромные средства оказались растраченными без пользы. События 1605 года сделали поездку вообще бессмысленной и бесцельной.

Наверное, следует отметить, что столь же бессмысленно огромную партию мехов ранее отправили в дар императору Рудольфу, стараясь подтолкнуть его к активной войне против османов… Как-то не слишком рачительно распоряжался Годунов государевой казной, как-то диспропорция в расходовании средств и достигнутых результатах неоправданна…

Характеристика, которую дал Исаак Масса Кавказу, заслуживает того, чтобы с нею ознакомиться.

Вот отрывок из его записок.

«Страна, называемая московитами Грузиею, лежит между двумя морями, Каспийским и Понтом Эвксинским, в 200 немецких милях от Пятигорья (Petigoria); полагают, что Кавказские горы находятся в Грузии; путешествовавшие по этой стране встретили много различных татар и мелких князей, с коими они весьма подружились, и в бытность свою в горах они слышали, что некоторые татары и турки неподалеку от Каспийского моря жестоко грабят и убивают тех, которые были подданными московитов (onder de subjectie der Moscovitren); однако из Астрахани и других мест давно уже посылали известия к московскому двору, и Борис, для того чтобы защитить от них, отправил 50.000 человек, в числе коих были также поляки и ливонцы, и они по большей части погибли как от татар и турок, так от лишений и дурных дорог, так что немногие вернулись; и в Москве были люди, рассказывавшие столько о тамошней стране и народах, что с избытком хватило бы на несколько книг, и они сказывали, что в некоторых местах встречали людей сильных, как великаны, которые никогда не расстаются с оружием, ни в поле за плугом, ни дома, и жилища их [устроены] в больших пещерах, ибо там много гор, а также весьма жарко, как сказывали, и прекрасные долины притом, и в горах много скота, и различные племена часто нападают друг на друга, и грабят, и никогда не живут в мире и согласии.

В некоторых местах там на Кавказе почитают имя Александра [имеется в виду Александр Македонский – Н.С.], рассказывая, что некоторое время он стоял там со своим войском, и там сохранились развалины стен, сложенных из мрамора; на них весьма искусно высечены и вырезаны греческие письмена, золотые и серебряные и много иных подобных предметов. Также почитают они Темирайсайха, которого считают Тамерланом… Тот, кто сообщил нам эти известия, был [в походе] поранен многими стрелами, и сообщил нам, что он с товарищами долго блуждал, прежде чем они достигли Каспийского моря, а достигши его, странствовали еще четыре недели, прежде чем прибыли в Астрахань; и они питались рыбою, которую ловили, и мясом диких лошадей, которых стреляли, ибо там их много; и четыре недели не видели ни городов, ни людей, но только прекрасные зеленые поля, поросшие вереском и кустарником, а также прекрасными травами, и находили там также ревенный корень и многие другие прекрасные коренья, которые им были неведомы; словом, они говорили, что та земля подобна раю».

Вот в такие земли, «подобные раю», в котором, однако «никогда не живут в мире и согласии», отправлялся боярин Татищев на поиски невесты для царевича и жениха для царевны.

Одновременно на Северный Кавказ отправлялась военная экспедиция – отряд в семь тысяч стрельцов, во главе которого стоял опытный воевода Иван Бутурлин. Если говорить современным языком, Бутурлину предписывалось создать на каспийском побережье плацдарм, опираясь на который можно было наращивать экспансию России в северокавказском регионе, разгромить или принудить к миру казикумухский шамхалат, чтобы установить прямую связь с Кахетией. О том, какое значение придавал Годунов этой экспедиции, говорит хотя бы уже тот факт, что Иван Бутурлин являлся одним из самых умелый полководцев Московии того времени. Боевое крещение в качестве воеводы он получил ещё в 1574 году, когда разгромил объединённое войско крымчаков и ногайцев у укрепления Печерниковы Дубравы. И с тех пор куда только ни забрасывала его военная судьба; даже в Финляндии ему довелось повоевать. А теперь вот его путь лежал на далёкий юг. На всё про всё Бутурлину выделялась грандиознейшая сумма – 300 тысяч рублей.

Под началом Ивана Михайловича из Москвы отправлялся не слишком сильный отряд. Воеводе предстояло его пополнить астраханскими стрельцами и казаками. Вот тут-то и предопределилась судьба Логвина.

Но и это ещё не всё. Одновременно отправлялось посольство к ногайцам. Посольству предстояло склонить ногайских ханов если не к принесению присяги (шерти) на верность Москве, то по крайней мере, заручиться их нейтралитетом на период предстоявшей экспедиции на Кавказ. Во главе посольства поставили юного родственника царя Бориса, Степана Годунова. В его распоряжение также выделили немало добра для того, чтобы щедро одарить ногайских вождей.

Однако и данное посольство не принесло желаемого результата. Окраины царства всё плотнее охватывало кольцо мятежа. Степан Годунов добрался только до Саратова, откуда не рискнул следовать дальше вниз по Волге, потому как казаки и разбойники грабили все подряд суда, следовавшие что вниз, что вверх по реке. Просидев в Саратове 12 недель, юный посол так и не отважился продолжить путь и повернул обратно. К тому времени Лжедмитрий уже вторгся в пределы царства и гражданская война стремительно набирала обороты. В этих условиях ногайцы – опытные воины и великолепные наездники, ни в малейшей мере не заинтересованные в усилении Москвы – в зависимости от ситуации примыкали к любой из сторон, где им обещалась выгода, и столь же легко бросали временных союзников, когда этот союз становился невыгодным. Впрочем, объективности ради надо сказать, таких сил в России и у её границ в те лихие годы имелось более чем достаточно.

Итак, из Москвы на юг отправились три, назовём их так, команды. Посольство в Грузию, возглавляемое боярином Михаилом Татищевым для налаживания дипломатических контактов с правителями региона и поиска жениха и невесты для царёвых детей. Семитысячный экспедиционный корпус по главе с воеводой Иваном Бутурлиным для демонстрации решимости Московии прочно обосноваться в восточной части Северного Кавказа. И посольство Степана Годунова, которому необходимо было обеспечить прочный тыл первым двум партиям.

Кто знает, удайся замысленное, быть может, мы бы сегодня восхищались этой грандиозной военно-дипломатической операцией…

Не удалось.