МАТЬ СОЛДАТА

Банальный вопрос: почему судьба бывает жестоко не­справедлива к одним людям и сни­сходительно благосклонна к дру­гим? И еще: что может быть страш­нее, чем на старости лет оказаться одиноким?

Над этими вопросами человечест­во размышляло всегда. На них су­ществует множество ответов. И тем не менее каждое последующее поко­ление вновь и вновь задает их и му­чительно ищет ответы.

В подмосковном городе Одинцово проживает Вера Александровна Сень. С висящего на стене ее квартиры фотопортрета глядит погибший в Афганистане единственный сын. Со стоящей на карточки — не перенесший гибели сына муж. А еще в памяти оста­лись многочисленные родственники, ушедшие в мир иной, после некоторых из них даже могилки не сохрани­лось. Вот такая судьба.

А сама Вера Александровна — ми­лая, приветливая, гостеприимная женщина, всегда готовая прийти на помощь ближнему. Другое дело, что годы берут свое и сил на добрые дела остается все меньше.

Детство Веры Александровны пришлось на войну. Так что, почитай, и не было у нее детства. Большая семья жила под Гжатском (ны­не Гагарин) и в 1941 году оказалась в оккупации. Мать и одна из сестер Веры подорвались на минном поле. Отца, который пытался накормить военнопленных, избил гитлеровец, и он от побоев умер. Саму же Веру забрали в лагерь, где держали жите­лей, привлекаемых для строительства оборонительных сооруже­ний — к тому времени планиро­вавшийся триумфальный поход по российским просторам уже провалился, а потому оккупан­ты взялись за фортификацион­ное обустройство своих войск всерьез. Людей косил тиф, их держали впроголодь, в жаркое время не давали даже воды… Маленькая и худенькая Вера имела не так уж много шансов выжить. По сути, ее спас один из охранников, немецкий солдат Ганс.

Они, оккупанты, разные бы­ли, вспоминает сегодня Вера Александровна. Ганс жалел де­вочку, подкармливал, старался уберечь от наиболее тяжелой ра­боты. А был еще Фриц, жестоко избивавший людей за малей­шую провинность. Еще до того, как Веру забрали в лагерь, к ним в огород зашел гитлеровец, хотел забрать курицу, однако оставил, узнав, что она — един­ственная на семью. Зато те, кто приходили раньше, выгребли все съестное, включая корову и коз, — та единственная курица случайно уцелела…

Во время бомбежки девочка сумела из лагеря сбежать. А там вскоре и наши пришли. Казалось бы, все самое страшное осталось позади… Однако война для юного организма не прошла бесследно. Десять лет жизни в замужестве Вера Александровна не могла ро­дить ребенка. И вот, наконец, судьба смилостивилась — 11 мая 1962 года на свет появился Игорь! Счастью родителей не бы­ло предела.

А сын радовал! Умный, забот­ливый, разносторонне разви­той… Хорошо учился, занимал­ся боксом и стрельбой, прыгал с парашютом… Веру Александров­ну иначе как мамулей не назы­вал. По окончании школы пошел работать на завод от Всесоюзного института легких сплавов. Вско­ре принес домой и с гордостью вручил матери первую собствен­норучно изготовленную сковоро­ду — ему ее подарили как приз.

…Не будем ни идеализиро­вать те времена, ни охаивать их. Они были такими, какими были — было тогда и хорошее, и недостатков хватало…

Завод предоставил Игорю бронь. Когда она закончилась, встал вопрос о призыве в армию. Наверное, если бы роди­тели приложили какие-то уси­лия, отсрочку можно было бы продлить. Тем более что отец парня, Михаил Михайлович, будучи хорошим столяром, немало проработал в военкомате и был там на хорошем счету. Однако в те времена столь мас­сового уклонения («отмазки») от армии не было и в помине, в военкоматах не процветало та­кое взяточничество, юноши не столь откровенно боялись службы, а родители отпускали их на государево служение с более легким сердцем. Потому что в те времена «точки» были «отдаленными», а отнюдь не «горячими». И со словом «цинк» ассоциировался хими­ческий элемент, а не гроб…

Как бы то ни было, Игорю от­срочки от армии не продлили. И оказался он в Афганистане, на «точке» близ Джелалабада. Служил связистом. Служил как все — выполнял свои обя­занности, выходил «на бое­вые» …

Однажды машина, в которой он ехал, налетела на мину. Взрывом Игоря вышвырнуло из люка…

Очнулся в госпитале в Таш­кенте. Узнав о происшедшем, Вера Александровна помчалась в далекий Узбекистан. Все вре­мя, пока сын находился на из­лечении, не отходила от него, помогала ухаживать и за други­ми ранеными. Вот где боли и бе­ды насмотрелась! Одно слово — война!

Надеялась: уж второй-то раз ту­да, в бой, не пошлют. И вдруг — как обухом по голове: все, мол, вы­лечили тебя, парень, собирайся об­ратно. И вновь невозможно удер­жаться от реплики. В разные периоды истории нашей стра­ны существовали некие неписанные правила, традиции, ка­сающиеся военнослужащих. Скажем, у казаков было приня­то, что последний мужчина в семье носил серьгу в ухе, а по­следний мужчина в роду — две. По мере возможности на войне их старались беречь, чтобы не заглох род, чтобы не остались родители на старости лет в оди­ночестве. Устаревший пример? Есть и посвежее, относящийся к тому же Афганистану. В абсо­лютном большинстве случаев военнослужащий, получивший ранение «за речкой» и прохо­дивший излечение на территории СССР, назад уже не возвращался, продолжал службу в Союзе. В данном же случае это правило дало сбой — Игорю пришлось-таки вернуться в свою часть.

Больше Вера Александровна своего сына не видела. Ни жи­вым, ни даже мертвым.

…Как-то одним недобрым ве­чером в дверь квартиры супру­гов Сень позвонили. Открыла Вера Александровна. На пороге стоял военком района. В пер­вый момент мать не поняла, что означает этот визит — ре­шила, что офицер пришел по­просить ее супруга, Михаила Михайловича, что-то отремон­тировать в военкомате, такое уже бывало. Понимание при­шло чуть позже… Пришедший ничего не говорил, потупив глаза, переминался с ноги на ногу…

Утром Веру Александровну знакомые не узнавали. Она за од­ну ночь стала совершенно седой.

Последующие дни запомни­лись как-то отрывками, не как что-то цельное…

Страшный цинковый гроб. Матери деликатно порекомен­довали его не вскрывать — две недели как запаян, да в тепле… Лучше не надо. Вера Александ­ровна поняла, настаивать не стала. Только попросила как- то драпировать металлический ящик с останками сына — уж очень не по-христиански вы­глядел цинк. Военком понял и подсуетился — раздобыл где-то красный сатин… Так и похоро­нили — в обтянутом материей металле.

Михаил Михайлович закупил на поминки спиртного. Тащил сумку, споткнулся, упал и сломал ногу. Забравшие его сотрудники милиции, узнав, в чем дело, отвез­ли в больницу.

На памятник выдали 1000 руб­лей — немалые деньги по совет­ским временам. Однако изготовить памятник оказалось проблемой — «захапать» деньги желающих на­ходилось достаточно, а вот отрабо­тать их… В конце концов обелиск сделали на заводе, где Игорь работал до армии. Сделать-то сделали, а сколько потом было канители, чтобы его вывезти — завод-то был режимным…

Самые добрые слова Вера Алек­сандровна говорит о Римме Сине­вой. Римма Алексеевна возглавля­ет Одинцовский Совет родителей погибших солдат. Она первой в районе получила «похоронку». Ве­ра Александровна — вторая. Про­бивная, инициативная, Римма Алексеевна делает все, чтобы по­мочь людям, потерявшим на войне сына.

Наверное, только человек, сам хлебнувший горя, сможет в пол­ной мере сопереживать горю дру­гого. А горя, увы, в России сейчас немало. Вера Александровна на­звала еще один адрес, где оно, горе, угнездилось. В Голицыно прожи­вает Лиля Федоровна. Известие о гибели сына буквально разбило ее. Женщина сейчас парализована, едва разговаривает. Перезванива­ется Вера Александровна еще с од­ной подругой по несчастью, Ли­дой, у которой сын погиб в одном бою с Игорем. И сколько таких ма­терей в нашей стране?!.

Наверное, не будет преувеличе­нием сказать, что Вера Александ­ровна живет в основном воспоми­наниями.

Она несколько раз ездила ис­кать могилу, в которой похороне­ны погибшие во время войны мать и сестра. Искала, да так и не на­шла — там, где некогда было минное поле и гибли люди, нынче вы­рос целый поселок шикарных «но­ворусских» особняков.

В школе, где учился ее сын, был создан пионерский отряд имени Игоря. Да только где они нынче, пионерские отряды? Правда, школьный музей, посвященный ему, действует. Раньше Вера Алек­сандровна ходила в школу 1 сентя­бря, выступала перед учениками. Теперь уже не ходит — сил нет. Не физических — душевных.

Вообще-то Вера Александ­ровна на недостаток внимания к себе не жалуется. Военком района и его заместитель, пол­ковники Валерий Марковский и Александр Полежайковский, сами «афганцы», относятся к ней с вниманием. Да и местная организация, объединяющая ветеранов всех локальных войн, не забывает…

Да только не то это все, не то.

Девушка, с которой Игорь встречался до армии, после его гибели вышла замуж за его друга. Родила ему двух детей — счастья быть бабушкой Вера Александровна лишена. Друг Игоря уже умер, следы его вдо­вы где-то затерялись… Впро­чем, Вера Александровна не особенно и разыскивает ее.

Сам же Игорь часто прихо­дит к мамуле в снах. Правда, всегда маленький, одетый во все беленькое. Только один- единственный раз увидела она сына в той одежде, в которой уходил в армию. Подошел, об­нял мамины колени — и не ста­ло его. Местный священник объяснил сон: мол, просит сын прощения за то, что доставил такое горе. А что мать? Мать прощает.

Только мечтает о том счастливом и ска­зочном времени, когда не будут матери хоронить своих сыновей. Не долж­ны матери переживать своих детей. И это ли не будет СЧАСТЬЕМ?

Николай СТАРОДЫМОВ