ТРИФОН ВЯТСКИЙ
…Молебен о благополучном путешествии отслужили в часовне, полувеком ранее построенной в стороне от Орёл-городка, на склоне горы. Павел не удивился тому – уже был наслышан о строителе её, преподобном отце Трифоне.
Выдающимся человеком зарекомендовал себя преподобный! А уж жизнь прожил – ох и богатую. На приключения богатую, не на злато-серебро!
Преподобный много странствовал. Но как-то так было угодно распорядиться господу богу, что жизнь его постоянно возвращала в земли Строгановых. Много добра он сделал этой купеческой семье. Взамен же имел больше неприятностей от них. Да и с другой стороны, то ли характер Трифон имел далёкий от ангельского, то ли не везло ему в жизни на встречи… Кто знает! Одно доподлинно известно: боролся он со своей натурой, люто боролся, смирить себя хотел страстно, уж какие испытания на себя добровольно налагал!..
Однако вот же как складывалось. Куда бы ни пришёл преподобный, где бы ни попытался обосноваться, Как ни старался жить по божеским заповедям, а только через некоторое время проявлялись разногласия у него и с сильными мира сего, и с убогими, и монахами, и трудниками – крестьянами и работниками. И приходилось ему отправляться дальше.
Всю жизнь стремился Трифон делать человекам только добро. А в результате всегда оказывался в центре конфликтов.
Прослыл он в народе целителем. Уж на самом деле дар ему такой был даден, или молва приписывала – бог весть, но слава о силе его молитвы шла по всей округе, даже Москвы достигала. Потому и ещё одно испытание постоянно приходилось превозмогать – стремился Трифон к уединению, а только повсюду к нему шли люди со своими болестями, просили исцеления.
…Как-то зимним морозным днём, будучи ещё совсем молодым, шёл Трифон близ Орла-городка над высоким обрывистым берегом Камы. А тут на его беду (или по промыслу божию?) тем же путём проезжали несколько дружинников Якова Строганова – сына Аникея и отца Максима.
- Прочь с дороги, убогий! – лихо перетянул инока витой плетью один из дружинников.
Хотел Трифон уклониться, отшатнулся от посвиста плетёнки, однако не разглядел под пышным сугробом края обрыва и сорвался вниз. Покатился он по откосу, увлекая за собой снежную массу.
Дружинники остановились.
- Богомолец – господь поможет выбраться, – богохульствовал, хорохорясь, ударивший.
Однако чувствовалось, что ему не по себе – просто так, без нужды и причины странника погубить он не желал. Свидетелей-видоков много – за такое душегубство и отвечать придётся.
Внизу, под откосом, расстилалась снежная целина, никого не виднелось – даже где лежал человек было не разглядеть. Однако вдруг в каком-то месте скатившийся сверху снег зашевелился, из-под него появилась рука.
Устыдившиеся совершённого дружинники спустились вниз. Откопали инока, помогли выбраться наружу. Тот принял помощь с благодарностью, без гнева, который оказался бы в такой ситуации вполне объяснимым.
- Прости нас, отче, – просили вояки, поднимая Трифона по склону к дороге. – Нечистый под руку толкнул…
- Бог милостив, – смиренно отвечал странник. – Не дал вам душу убийством запятнать…
Дружинники отряхнули убогого, дивясь, что он, рухнув с такой высоты, остался невредим. Увидев, что его сапоги набились снегом, один из дружинников стянул с монаха обувку… И был поражён тем, насколько спокойно тот переносит мороз – не замёрз Трифон, а от тела его будто тепло струится.
- Благослови вас бог, добрые люди! – поклонился дружинникам странник, чем уж вовсе их обескуражил.
Вернувшись домой, дружинники рассказали о странном путнике своему хозяину, Якову Строганову.
- Подлинно блаженный! – завершили они свой рассказ.
- Блаженный, говорите? – вскинулся Яков. – Он-то мне и нужен!
Оказалось, что он не то уже слыхал об этом странном человеке, либо происшедшее расценил как подсказку божью, как следует поступить.
На следующий день Яков отыскал путника и обратился к нему с просьбой.
- Были у меня детки, отче, да только все они померли во младенчестве, – у сурового, беспощадного седого мужчины на глазах стояли слёзы. – Один-разъединственный сынок остался, Максимушка… Разболелся он сильно, уж не чаем, что выживет… Помолись, святой человек, за него, может, услышит господь твою молитву, сохранит сыночка мне на утеху… Ну что ж это за мужчина, у которого сына на земле не остаётся?..
- Иди, с миром, мил-человек, – ласково ответил ему Трифон. – Помолюсь, попрошу господа о милости к твоему дому.
Так и выжил Максим, услыхал господь молитву святого старца. Правда, позднее, много лет спустя, тот же Максим не заступится за своего спасителя, изгонит его… Но то уже в копилку деяний Строганова камешек, а не Трифона.
Но не этот эпизод стал ключевым в житии Трифона. В конце концов, мало ли он людей своей молитвой спас – и не упомнишь. А то, что просьбу Якова – богатого человека – исполнил, так то всё суетное: перед богом все равны, у него нет богатых или бедных, разве что духом.
А самый чудесный случай с ним произошёл вот какой.
Некоторое время проживал Трифон в неком монастыре. И заболел он, совсем был плох, братия уже ждала его кончину не сегодня, так завтра. Да и сам Трифон уж подготовился к тому, чтобы предстать перед Высшим Судиёй.
Впал он в забытьё. И мнится Трифону, будто явился к нему в келью ангел божий. И от этого у инока выросли вдруг крылья. Взлетели они в небеса, и не узнал небес человек, потому что и не видел никогда ранее такого благодатного света. Совсем уж было Трифон решил, что отрешился от земного!
Только раздался вдруг божественный голос, который сказал ангелу:
- Поспешил ты забрать его на небо, ибо не завершил он свой земной путь, не свершил всё, что ему предначертано…
В тот же миг преподобный вновь оказался в своей келье, без крыльев, без сил, едва живой от слабости.
Вдруг увидел он рядом Святителя Николая.
- Почему лежишь? – спросил Святитель.
- Болен я, – смиренно ответил Трифон. – Изнемогаю.
- Встань и иди! – велел Николай.
Поднялся Трифон, будто и не болел никогда.
С того дня сила его целительной молитвы возросла. И сила духа его…
А параллельно возросла и сила зависти к нему со стороны других монахов.
Судя по всему, задевало его такое отношение со стороны других иноков. Бунтовал дух против несправедливости. Но ведь понимал же, что не пристало за такое гневаться, что это либо испытание божие, либо искушения нечистого. Смирения, смирения ему не хватало, – по всей видимости, именно так рассуждал Трифон.
Чтобы укрепить свой дух, придумал он себе такую муку. В жаркий летний день выходил он в болото, раздевался и отдавался жадному до людской крови гнусу. Часами неподвижно стоял он, раскинув крестом руки, не делая ни движения, чтобы согнать с себя облепившую его тело мошкару. Вся округа дивилась такому подвигу!.. А братия роптала, потому что никто другой не был готов к подобному истязанию плоти, соответственно видела в подобном поведении преподобного не испытание, а гордыню, которую Трифон тешил в укор другим инокам.
Короче говоря, пришлось ему в конце концов покинуть обитель, отселиться подальше, чтобы никто не мог попрекать его подвигами его.
А тут – новая беда.
Всю жизни кормился Трифон плодами рук своих. Всю милостыню, а порой и весьма немалую, отдавал он на монастыри, себе не оставляя ни полушки! Как-то вятский воевода Василий Овцын собрал по подписке для него целых 600 рублей – огромная сумма по тем временам! В другой раз князь Иван Воротынский пять рублей подарил, да ещё шубу пожаловал – важная вещь в северном климате. Тот же Никита Строганов какую-то солидную казну пожаловал на путешествие на Соловки… Так Трифон из всех этих средств не взял ничего!
Между тем, в описываемый момент времени у него и вовсе ничего не имелось. А для того, чтобы хлебушек кушать, нужно поле иметь, чтобы растить злаки. Долго расчищал себе поле инок-отшельник, деревья рубил, пни корчевал… Дрова заготовил, чтобы имелось чем обогреться суровой северной зимой. А ветки, которых накопилось очень много, решил сжечь. Однако что-то не рассчитал, очевидно, по неопытности, и ветер разнёс горящие головни по округе, вызвав большой пожар на близлежащих строгановских соляных варницах. Разъярённые крестьяне, работавшие на варницах и вследствие этого происшествия лишившиеся дохода, схватили незадачливого поджигателя и швырнули с утёса вниз. Каким-то чудом инок не разбился, поднялся после падения с обрыва… Увидев это, работники разъярились ещё больше, начали спускаться к реке и сами.
Святой – тоже человек! Понимая, что крестьяне гонятся за ним отнюдь не для того, чтобы повиниться, Трифон бросился бежать. На его счастье, у берега оказалась лодка, в которую он вскочил и оттолкнулся от отмели. Когда мужики подбежали к воде, лодчонка оказалась уже далеко.
Однако на этом мытарства Трифона не прекратились. Вскоре лодка села на мель, и крестьяне таки схватили его. Однако первый гнев их уже миновал, расправляться с иноком они не стали, а поволокли на расправу к Григорию Строганову – отцу Никиты. Тот, узнав о том, что по халатности Трифона даром сгорели три тысячи саженей заблаговременно заготовленных дров, приказал заточить преподобного в темницу и заковать в цепи.
Не стерпел такого Трифон – бунтарский самолюбивый дух его наружу вновь прорвался.
- И сам в железах будешь! – крикнул он Григорию Аникеевичу. – Попомнишь ещё!..
Ну, крикнул – и крикнул, мало ли что кричит человек, когда его в тёмную волокут. Однако не прошло и недели, как в Орёл-городок нежданно-негаданно заявился царёв приказчик с повелением заковать Григория в кандалы и в железах доставить на суд в Москву.
Перепуганный таким поворотом дела Григорий умолил приказчика дать ему малую отсрочку (сколько ему это стоило – о том сегодня никому уж неведомо). Трифона срочно расковали и привели к Строганову.
- Ну кто в жизни не ошибается, – лебезил Григорий перед странником. – Погорячился я, винюсь перед тобой… Только помолись господу, чтобы опала царёва мимо прошла…
Уж что и как там дальше приключилось, о том история умалчивает… Да только вскоре после освобождения Трифона из темницы и царёв гнев против Строгановых угас. Тоже, небось, в результате пополнения государевой казны за счёт казны уральских промышленников.
В такой ситуации каждый поступил бы по-разному. Григорий Строганов рассудил, что иметь такого соседа – дело опасное. И приказал Трифону подобру-поздорову покинуть пределы его вотчины.
Делать нечего! Отправился Трифон в построенную им же часовенку, помолиться на прощание. Сюда собрались крестьяне со всей округи. Гнев их перегорел, теперь они переживали, что уходит замечательный лечтец, что некому будет теперь исцелять болящих. Те самые люди, которые недавно в злобе сбросили инока со скалы, теперь плакали, жалея, что он уходит.
Это – логика человеческая! Да что там логика! Суть души человеческой есть противоречие!
С тем Трифон и ушёл. В город Хлынов, иначе – в Вятку. Так и оставшись в истории как Трифон Вятский. А мог бы остаться как Чусовской!
Ох, и много ещё приключений ему довелось пережить. Когда проповедовал христианство среди остяков, решил, что главный символ, который мешает ему нести заблудшим слово божие, это священная сосна местных язычников. Со всей округи съезжались нехристи поклониться дереву, принести ему дары, совершить какие-то обряды… Но главное, что пугало всех, так это то, что стоило христианину посмеяться над деревом или, ещё страшнее, обломать на ней ветку, как с этим человеком обязательно случалось несчастье, вплоть до того, что он мог и умереть. Так ли это было, или нет, но молва такая ходила.
Трифон решил доказать, что это не более, чем суеверие, что если человек по-настоящему верит в Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу, то ему никакая сосна не страшна. Взял топор и просто срубил дерево. Чем настроил против себя всех остяков, которые пожаловались на проповедника московским властям, а сами и вовсе хотели его убить за такое кощунство… Как бы то ни было, пришлось Трифону и из земли остяков поспешно удалиться.
В городе Хлынове, иначе Вятке, преподобный Трифон устроил Успенскую обитель. И разрешение на её строительство у царя Иоанна Васильевича получил, и средства на это святое дело добыл, и доброхотов организовал, и сам в строительстве самое активное участие принимал… Поначалу вроде как пошло у него всё хорошо, много трудов он положил, чтобы укрепился монастырь, чтобы процветал он… Однако когда в очередной раз ушёл Трифон собирать подаяния, монахи сговорились и добились того, чтобы на место настоятеля назначили вместо Трифона его ученика и воспитанника Иону Мамина. Когда Трифон вернулся и узнал о происшедшем, возмутился, попытался восстановить статус-кво, доказать, что Иона – не тот человек, что может занимать пост настоятеля. Но только в очередной раз рассорился с теми, кто вправе принимать подобные решения. В результате самого же Трифона заперли в келье, морили голодом и жаждой, а то и избивали… И вновь за него никто не вступился.
Знаете, я не сомневаюсь, что Трифон был хорошим и честным человеком, искренним монахом. Но наверное имелось в его характере какая-то струнка, какая-то черта, которая отвращала людей от него. Ведь согласимся, в окружении каждого из нас найдётся человек, вроде как и неплохой, и добросовестный, только вот и начальство его особо не жалует, и друзей близких он не имеет, и на «муждусобойчик» не пригласят его лишний раз, и когда говорит, перебьют его, да и поведут речь о чём другом… Быть может, таковым и Трифон себя показал?..
Во время пребывания в Казани именно Трифон предрёк отцу Гермогену и патриаршество, и мученическую кончину. Может, напрасно он это – насчёт кончины, довольно оказалось бы только пророчества патриаршества?.. Долгие годы не имел сына прославленный московский воитель князь Иван Воротынский. Молился он о наследнике, дары церквам богатые делал… Прослышав о Трифоне, обратился и к нему. И что б вы думали? После молитвы Трифона родился у воеводы сын – Михаил. Да вот только вскоре после того царь Иван Грозный люто замучил верного своего боярина, а сына отправил в ссылку.
А то вот ещё… Для путешествия в Соловецкую обитель уже знакомый нам Никита Строганов пожертвовал преподобному корабль со всем снаряжением, да ещё и слуг. Трифон счёл, что на
Соловки паломничество следует совершать не в комфорте, а в трудах – идти пешим, а на остров переправляться в поморском коче… Так что путешествие он совершил, только предварительно продав корабль и всё имущество, а также отпустив слуг, а вырученные деньги употребил на строительство монастыря. Никита на подобное отношение к им дарёному обиделся, общаться с Трифоном не желал… Потом, конечно, отошёл, и прощения попросил у паломника, да только осадок в отношениях у них так и остался.
Вот так получалось всегда. Рядом с каждым добрым делом Трифона обязательно что-то добавлялось такое, отчего у елейного вкуса благочестивого дела проявлялась горечь человеческой обиды.
Вряд ли это была вина преподобного. Скорее – беда!
В описываемые в данном романе времена Трифон уже почил. Его помнили, память о нём жила. Однако канонизировали его лишь в 1903 году. Сегодня святой Трифон считается покровителем Вятского края.
К записи "Трифон Вятский (Отрывок из романа “Кривоустовы”)" пока нет комментариев