ЗА МОЛОДЫМИ!

Поскольку проблемы укомплектования Советской армии личным составом не входит в тему моих записок, расскажу о той командировке предельно кратко.

Итак, на протяжении 70-х годов минувшего века основная категория (не хочется употреблять по отношению к людям слово «масса») личного состава привлекалась в Вооружённые силы, а также в строительные войска, (даже в первую очередь в строительные войска) из республик Средней Азии. Демографический спад среди русского населения СССР (точнее сказать, славянского) начал нарастать уже тогда. Правда, он не приобрёл ещё того угла падения, что сейчас.

 И вообще в вопросах военной службы в самом широком понимании данного вопроса нынешние времена невозможно сравнивать с временами моей юности. Некоторых аспектов данного утверждения я в той или мере коснусь ниже. Впрочем, я их постоянно касаюсь…

Итак, я получил приказ отправиться за молодым пополнением.

Должен сказать, что на протяжении службы я несколько раз оказывался в ситуации, которую кроме как подставой со стороны начальства не назовёшь. Случалось, что я подставлялся, наступая на грабли, которые по неопытности не замечал, получая за это ушибы в разных местах, в зависимости от длины рукояти этих грабель. Однако так выпадало не всегда, иной раз угрожавших мне неприятностей удавалось избегать. Поездка за молодёжью относится к этим последним.

Вообще, о чём думают начальники, когда отправляют неопытного человека выполнять сложное задание, остаётся только удивляться. Ведь нередко получалось так, что им же, начальникам, приходилось впоследствии  прилагать намного больше усилий, чтобы выправить ситуацию, чем если бы всё изначально делалось по уму.

Много позднее описываемого случая, когда я служил в Средней Азии в редакции дивизионной газеты, меня отправили получать походную типографию «Каштан». В феврале я должен был пригнать два автомобиля ЗиЛ-131 с прицепом-электростанцией из Ташкента в туркменский городок Кизыл-Арват, за 1,7 тысячи километров! В технике я не шибко разбирался, устройство той типографии (по тем временам – последнее слово советской мобильной полиграфической техники) не знал совсем, организацией автопробегов не занимался никогда… А проехать требовалось по очень малозаселённым местам, по зимней южной дороге, когда температура по несколько раз за сутки проходит через ноль, когда гололедица сменяется дождиком, да через две пустыни, с паромной переправой через Аму-Дарью… Ведь вполне очевидно, что для выполнения такого задания требовался более технически грамотный и опытный человек. Например, наш же начальник типографии, прапорщик. Благо, всё обошлось нормально, а приключения оказались заурядными.

А вот в период Дагестанских событий 1999 года, когда меня включили в информационную группу, располагавшуюся в Махачкале, ситуация сложилась для меня, да и для дела в целом, проблематичнее. Дело в том, что я до того ни разу в своей журналистской карьере  не работал в составе подобных временно организованных медиа-структур. Ведь работа пишущего журналиста и сотрудника пресс-службы, тем более, сформированной на некоторый период из малознакомых между собой людей, здорово различается! Так что очевидно, что было бы целесообразнее направить в Махачкалу опытного сотрудника, а меня – при нём. За два дня он бы наладил дело и улетел – и я бы вполне самостоятельно справился со всей работой, на живом примере освоив алгоритм действий. Ан получилось иначе. Инструктировавший меня начальник разъяснил, что моя главная задача – «формировать информационные потоки». Но что это такое и как их формировать на практике?.. В конце концов, ситуацию, разумеется, выправили. Однако это стоило времени, нервов и преодоления искусственно созданных трудностей.

Впрочем, вернёмся в 1978 год.

Вполне понятно, что до того (а впрочем, и впоследствии тоже) я за молодыми больше не ездил. К величайшему моему удовлетворению.  Потому старшим группы назначили офицера другой, тоже военно-строительной, части, по фамилии Батыгин. Сам по себе неплохой парень, он тем не менее так поставил дело, что остаётся удивляться, как у нас всё обошлось без ЧП. Подвыпив, он всё время пел одни и те же две строчки: «А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел Клаву…». Это у него так жену звали… Всего же нас ехало шесть человек – два офицера и четверо прапорщиков.

Есть такой замечательный историк, писатель и человек ­- Штутман Самуил Яковлевич. Он занимается исследованием истории Внутренних войск МВД России. Одна из его книг-исследований по данному вопросу имеется в моей библиотеке, и я её внимательно изучил.

Так вот, Самуил Яковлевич описывает, в частности, что ещё в царские времена при сопровождении рекрутов к месту службы многое зависело от старших команды – где-то молодёжь опекали и пестовали, ну а где-то на этом деле наживались лихоимцы.

Не шибко отличались от этого и советские времена. Если кто оказывался нечист на руку, находил способы обогатиться за счёт призывников. Вполне понятно, что у меня нет и быть не может статистики по данному вопросу, я не знаю, кого имелось больше: порядочных офицеров или нечистых на руку – хотя в душе не сомневаюсь, что первых насчитывалось куда больше. Но одно могу утверждать точно: имели место случаи, когда сопровождавшие возвращались из таких командировок весьма неплохо «заработав» на этом.

Я не знаю, как повела бы себя наша команда в иной ситуации, однако я сразу поставил всех в известность, что поборов с призывников не допущу. Понятно, что, будучи совсем юным лейтенантом, я не делал каких-то громких категоричных заявлений, как может показаться из предыдущей фразы, но дал понять товарищам свою позицию вполне недвусмысленно. Они молча приняли это к сведению, и никаких вопросов в дальнейшем у нас не возникало. Когда мы уже прибыли в узбекский Наманган, когда приняли команду призывников, мы в первый же день собрали со всех некоторую сумму денег, совсем небольшую. Из неё возместили ущерб, нанесённый вагону нашими же призывниками (выбитые стёкла, выломанная дверь, расколотое зеркало), на протяжении всего пути покупали газеты… В общем, по окончании поездки мы собрали выборных от вагона и отчитались перед ними о потраченных средствах. Не потому что я такой уж непоколебимо правильный – просто отъём денег у молодых ребят не вписывается в моё представление о порядочности человека, мужчины, офицера.

Единственное, чем мы пользовались, так это тем, что нас призывники угощали всякими вкусностями. Не вымогали, а принимали, если угощали. Это в мой личный кодекс вписывается. Ну так это – кто ж бы отказался!

В Среднюю Азию я тогда попал впервые. И понятно, что и близко не мог предположить, что вскоре и сам окажусь привязанным к этому региону на долгую дюжину лет.

И туда, и обратно ехали мы поездом. От Москвы до Ташкента, а затем, пересев на другой, до Ферганской долины – тогда впервые я ощутил, сколь огромна и богата ландшафтами и климатическими зонами наша страна. До сего дня в памяти стоит необъятность казахской степи – почему-то именно она запала мне в память больше всего. А ещё то, насколько тёплые там ночи – мы же ехали в командировку уже осенью!..

Через степь тянулась одноколейная дорога, так что поезд часто останавливался на разъездах, пропуская встречные составы.

На каком-то небольшом вокзальчике в Казахстане нам повстречался патруль. До того, понятно, мы  навидались патрулей в Москве, где эти одетые с иголочки офицеры старались заграбастать любого встречно-поперечного, лишь бы побольше отчитаться о задержаниях. А тут… Тут стоял пожилой капитан, худой, смуглый, с глубокими морщинами на лице, будто высохший под южным солнцем. Одетый с какими-то нарушениями формы одежды, он как-то с неблагожелательным равнодушием (впрочем, допускаю, что мне это только показалось) посмотрел на нас, и отвернулся. Мне почему-то в тот момент вспомнился купринский «Поединок», тот эпизод, как Ромашов ездил смотреть на проходившие поезда…

Мне почему-то запал в память тот капитан.  Невесть по какой причине передо мной вырисовалась такая картина. Он служит в этом богом забытом гарнизоне на краю цивилизации. А тут из проходящего поезда выскакивают молодые военные, явно не южного загара, одетые в шитые в ателье расклешённые форменные брюки… В его глазах мы должны были выглядеть живой иллюстрацией к извечной офицерской теме для разговоров за стаканом о несправедливости военной службы. И я как-то мысленно пытался объяснить тому капитану, и лица которого не запомнил,  только образ его, что мы такие же служаки, как и он, и вовсе не арбатско-паркетные плейбойчики… Ну а позднее, когда и сам многие годы прожаривался под южным беспощадным солнцем, тоже иной раз его вспоминал – того первого увиденного офицера, служившего на просторах Средней Азии.

Что ещё запомнилось мне из той поездки… Когда приехали мы в Наманган, нас тут же начали обхаживать местные аксакалы. Они предлагали деньги, сулили разные блага, лишь бы мы взяли под опеку их чад. Да не обидятся на меня узбеки¸ но когда перед тобой стоит сотенная толпа молодых людей этой нации… Ну как их запомнишь – кого-то одного! Старый узбек показывает: вон мой сын (внук, племянник), на тебя выжидательно смотрят десятки пар глаз… Киваешь – мол, конечно, запомню!… А сам знаешь, что уже через мгновение не выделишь именно данное лицо из общей толпы.

Говорят, что русских, в смысле, славянских юношей сопровождать в армию труднее. Наши обязательно напьются и пытаются отстать от поезда. Именно в этом вопросе нам было и в самом деле полегче – все до единого уселись в вагон, и никто не отстал.  Но с другой стороны, и тут проблем хватало. Выпивать пытались и наши подопечные, но и в самом деле редко кто. Зато стёкла окон повыбивали, умудрились унитаз сломать…

Абсолютное большинство молодых людей везли с собой объёмистые мешки. В них имелась обязательная огромная эмалированная кружка, в котором заваривали чай, мешочек самого чая, стопка пересохших лепёшек, которые они перед едой размачивали всё в том же чае, и великое множество грецких орехов, которые они беспрерывно кололи и поглощали в неимоверных количествах, не особо заботясь о том, чтобы скорлупу аккуратно выносить и выбрасывать.

Надо сказать, что мы с Батыгиным разделились – у каждого был свой вагон, своя команда. Он как-то расслабился, потерял контроль над ситуацией… Пока поезд ехал по Узбекистану и Казахстану, где останавливался на каждом полустанке, к нам в вагоны постоянно просились местные жители, которым требовалось проехать в соседний район. Я у себя это настрого запретил. Проводник (о нём разговор особый) предлагал подсаживать пассажиров, предлагая делиться выручкой… Я ему ответил, что в своё служебное купе пусть берёт кого угодно, меня это не касается, но теснить своих призывников я не разрешу.

Ну а Батыгин дал слабину, поддавшись на увещевания проводника. Как-то заглянул я к нему, и вижу картину… Надо отметить, что мы, команда сопровождения, занимали первый от проводника  отсек плацкартного вагона, занавесив его простынкой. Так вот, в отсеке, который занимал мой старшой, народу набилось немерянно! Уж не знаю, каким образом у них там шёл расчет, и вёлся ли вообще, но его проводник явно остался поездкой доволен.

Но и это ещё не всё! Мой проводник всё время пытался мне что-то внушить, на чём можно делать деньги. Он мне говорил, что, мол, ты только ни во что не вмешивайся – а я (он то есть) с тобой (со мной) поделюсь. Я удивился: это ж твои земляки, как ты обирать можешь! Он моему удивлению удивился не меньше… Во-первых, они были наманганские, а потому ему лично они не земляки (о том, насколько в республиках развита межплеменная рознь, даже внутри одного народа, я не подозревал тогда ещё). А во-вторых, «они же молодые», говорил проводник, как будто это уже само по себе давало право на некие неправомерные по отношению к ним действия.

В моей команде призывников имелся один еврей. Он и одет был вполне по-европейски, и в Ташкенте его встречали также вполне цивильные родственники, и продукты в дорогу взял более привычные с нашей точки зрения… Родстенники-евреи также просили взять  парня под защиту, потому что его обижали бы точно. Мы скоро в этом убедились, и в самом деле перевели его в наш отсек, где он ночевал на самой верхней полке. Его родня снабдила нас внушительным пакетом с едой, от которого мы, признаться, отказываться не стали. Вот это нашего проводника и вовсе вывело из себя: по его словам, уж кого, а еврейчика нужно было раскручивать по полной, а не брать его под защиту.

Короче говоря, с проводником нашим мы расстались едва не врагами. Единственное, что его утешило (в какой-то мере!), так это, что мы с лихвой заплатили за ущерб, нанесённый моими узбеками вагону – поломанная дверь, да выбитые стёкла…

Единственный случай, когда возник скандал, всё же и у нас имел место… Короче, сидели мы у себя… И вдруг в вагоне вспыхнул мгновенный шум, крики, злобные вопли… Наш вагон стоял в хвосте поезда, однако сзади имелся ещё один или два вагона, кажется, прицепные. Так что через наши вагоны время от времени кто-то проходил. И вот к нам забрёл оказавшийся в поезде «дембель». Весь в вышитых погонах, аксельбантах, с полным комплектом значков, с розеткой на плече – ну, попугай попугаем, подобных которому все видели немало. Пока он что-то вещал из серии «вешайтесь, духи!», мои узбеки ещё молчали. Но потом этот «ветеран» попытался снять с одного молодого тюбетейку. Вот тут и вспыхнули ор и шум. На «дембеля» мгновенно обрушился град кружек, причём, некоторые из них оказались со спитой заваркой. Всё пышное, тщательно готовившееся «оперение» «попугая» оказалось мгновенно заляпанным чайным жмыхом… Я выскочил на шум в проход, увидел и понял, что происходит, схватил его за мундир и поволок к выходу из вагона. В этот момент одна кружка попала и в меня, ударила по затылку… Я выволок дурака в тамбур, объяснил ему в цветах и красках подробности его умственного развития и ещё кое-что о его  специфике… В общем, посоветовал больше к нам не соваться, потому что хуже будет. А сам вернулся в вагон. С этого момента до конца поездки у меня имелся личный раб, который ходил за мной по пятам и выполнял любую прихоть. Наверное, это был призывник, который попал в меня кружкой, я не разбирался.

…Должен сказать, что конкретно данная команда, о которой идёт речь, была направлена в другой УНР, и мы с этими ребятами больше не встречались. Но столь подробно я рассказал о своей поездке с единственной целью. Именно подобным же образом комплектовались наши военно-строительные части, именно так же сформировалась и рота, с которой мне предстояло служить в дальнейшем.

По прибытии в Москву я сдал команду прямо на вокзале другому офицеру. Несколько призывников, в том числе и еврей, просились, чтобы мы взяли их к себе служить, но тут уж, даже если бы этого очень захотели, то не смогли бы добиться. Мы и не пытались.

Ну а меня сразу по возвращении направили в Можайск, в учебное подразделение формировать и обучать молодое пополнение для части.